Бел Кауфман: Секрет молодости – быть любопытным ко всему
Подготовила Александра Билярчик,
http: //yagazeta.com/lichnost/kumiry/belkaufman-_sekretmolodosti_-_bytlyubopytnymkovsemu/
Эта удивительная женщина – внучка знаменитого еврейского писателя Шолом-Алейхема – сама уже стала живой легендой. В свои сто лет она все так же красива, элегантна, остроумна и очень активна – много выступает, принимает участие в литературных встречах и фестивалях, каждую неделю ходит на танцы, а недавно еще и начала преподавать в нью-йоркском Хантер-колледже. «Я чувствую себя 20-летней, — признается писательница. – Я слишком занята, чтобы стареть!»
«Шесть недель смеха», посвящен еврейскому юмору: она рассказывает студентам о целом ряде писателей, «сумевших выжить, держа кукиш в кармане». Главным героем курса, безусловно, стал знаменитый дед. «Я актриса-внучка, — улыбается Бел. — Люди все время пишут мне и просят рассказать о Шолом-Алейхеме. Это приятно. По-моему, нас с Шолом-Алейхемом любят».
Первая встреча с коммунизмом
Белла Михайловна Койфман, а это настоящее имя популярной писательницы, родилась 10 мая 1911 года в Берлине, в семье литераторов Михаила Койфмана и Ляли Рабинович, дочери Шолом-Алейхема. Через три года отец перевез семью в Одессу, где и прошло детство Бел Кауфман. Невероятно, но она до сих пор говорит на чистейшем русском. «Мой родной язык – русский, — всегда подчеркивает писательница. – Я очень люблю этот язык и горжусь тем, что за восемь с половиной десятилетий, прожитых мною в Новом Свете, я сохранила свой русский».
«Он говорил, что я помогала ему писать, — вспоминает Бел. — Каким образом? Я единственная из всех, кто еще помнит об этом… Чем крепче я сжимала его руку, когда мы гуляли, тем лучше он писал. Он учил меня говорить в рифму, и я это по-прежнему делаю…»
В 7 лет Белла написала свою первую поэму «Весна», которую напечатали в одесском детском журнале, а потом – большую драму в прозе. «У меня был карандаш, который, если касаться грифелем языка, писал лиловым цветом, — рассказывает писательница. — Получилось много лиловых страниц. В драме было 24 действующих лица. Я описывала, какого цвета у них платья, что они любят есть… Тетрадка кончилась до того, как я подошла к первому акту».
«Помню, однажды увидела зимой на улице убитого и замерзшего человека. На другой день сняли с него сапоги, на третий день панталоны. На четвертый его уже не было. Такое часто случалось, мы даже не удивлялись. Помню также, что стояла в очереди за зеленым хлебом. Почему зеленым? Из гороха, не было муки. Еще помню, как везла в коляске моего братика, он только родился. И две молодые дамы в кожаных курточках, их называли «новые женщины», вынули Шервина из коляски, положили на мои худые руки и со словами «У нас тоже есть дети!» увезли коляску. Я шла домой и плакала так, что одеяло, в которое был завернут Шервин, стало мокрым. Мама спросила: «Что случилось?» Первое, что я ответила: «У них тоже есть дети!» Это была моя первая встреча с коммунизмом…»
В 1923 году семья эмигрировала в Америку. Белле, абсолютно не знавшей английского, пришлось выучить его в очень короткие сроки. Но языки талантливой девочке давались легко, и вскоре она уже писала стихи о трагической первой любви сначала для школьного, а потом для колледжского журнала. «Позже мои короткие рассказы печатались в общедоступных изданиях. Даже в известном журнале для мужчин «Эсквайр», который в 1930-40 годах только появился, — говорит Бел. — Авторов-женщин в нем не публиковали, но мой литературный агент счел один из последних рассказов очень походящим для «Эсквайра» и посоветовал отбросить две последние буквы от моего имени Belle, что я и сделала. Получилось вполне мужское имя Bel, и рассказ напечатали. Я оказалась первой женщиной среди авторов этого журнала. С тех пор я пишу свое имя Bel».
«Я, как лорд Байрон, проснулась знаменитой»
Вместе с тем, она не считала себя писателем – ее больше занимала семья (Бел вышла замуж, у нее родились сын и дочь) и работа учительницей в школе, где она преподавала английский язык и литературу. Иногда для себя Кауфман писала короткие рассказы. Один из них, «Из мусорной корзины учителя» — о том, что содержат выброшенные учителем ненужные бумаги, она отправила в один из журналов. «Рассказ сразу же опубликовали, — вспоминает Белла. — Редактор пригласила меня на ланч и предложила написать на основе этого рассказа роман. Я сперва категорически отказывалась. Говорила, что я учительница, что не пишу романы. Но издательство пообещало аванс, а я очень нуждалась в деньгах — моя мама умирала от рака. К тому времени дети выросли, я развелась с мужем, жила в одной комнате. Я не смогла отказаться — взяла аванс и быстро его истратила. Что оставалось делать? Пришлось сесть за роман. Если бы не все эти вынужденные обстоятельства, то никогда не написала бы «Лестницу». Трудилась я девять-десять месяцев. Я и сейчас советую молодым писателям: пишите и переписывайте, и снова пишите и переписывайте, и так до тех пор, пока не проявится ваш собственный голос. Сокращайте и уточняйте, и сокращайте снова. В своей книге я сократила целую страницу о расовых предрассудках до одной фразы: мальчик пишет: «Можете ли вы по моему почерку сказать, белый я или нет?» Настроение было такое, что даже в самых смешных местах слезы капали на страницы».
Мысль назвать свой роман «Вверх по лестнице, ведущей вниз», родилась у Кауфман благодаря одному реальному школьному эпизоду. Однажды администратор школы, где преподавала Бел, составил докладную записку о поведении одного из учеников: «Задержан мною за нарушение правил: шел вверх по лестнице, ведущей вниз». Хотя эта фраза кажется абсурдной, в ее основе лежит одно вполне практическое соображение. В американских школах, чтобы избежать толчеи, и соответственно детских травм, по одним лестницам разрешалось только подниматься наверх, по другим — только спускаться вниз. У Кауфман эта фраза стала метафорой – о невозможности для ученика подняться вверх, достичь своей цели, когда школьная администрация толкает его вниз, причесывает всех под одну гребенку, окружает огромным количеством правил, наказывает за малейший протест…
… И за этой почти документальной хроникой школьной жизни проступает крик тысяч человек, которые хотят, чтобы их услышали.
– идиомой, вошедшей чуть ли не вовсе языки мира. «Помню, я тогда очень боялась, что после опубликования романа меня выгонят из школы, лишат должности, так как я высмеивала администрацию, — призналась Кауфман. — А вышло все наоборот. В один прекрасный день я, как лорд Байрон, проснулась знаменитой. Роман вышел в 1964 году, но его все еще печатают и продают. «Лестница» до сих пор не заржавела. И для меня самый большой комплимент, когда говорят, что я просто записывала и стенографировала все эти уроки, что все эти докладные записки и циркуляры документальны… Нет, я их сочинила. Однако мне нравится, что они выглядят как документы, как нечто существовавшее. Все же недаром я была хорошая учительница». Вскоре по книге сняли фильм, который даже запретили смотреть детям до 12-ти – слишком непривлекательной оказалась школьная реальность.
Через 13 лет Кауфман написала второй роман – «Любовь и все такое». На английском книга вышла большим тиражом, хоть и не достигла семимиллионного тиража «Лестницы». Но на русский язык роман так и не перевели. «Известная переводчица взялась за перевод, — рассказала писательница. — Главный персонаж романа — русская, которая любит пословицы. По-английски они звучат очень смешно, а по-русски — нет. Переводчице не нравилось то, что она делает. И работа осталась незаконченной. Жаль, очень хорошая книга. По-моему, она гораздо лучше первой. Более глубокая, психологическая. О разных аспектах любви. После этого я писала только рассказы, эссе».
Кстати, Бел понимала, что быть внучкой легендарного писателя – дело ответственное. Поэтому долгое время скрывалась под разными псевдонимами. Но критики очень по-доброму отозвались о «Лестнице» и отметили, что юмор и гуманизм Кауфман подобны дедушкиному. Тогда Бел стала не просто читать рассказы Шолом-Алейхема, а изучать их – приемы, построение. Ей приходилось много выступать, и она обнаружила, что говорит складно, остроумно, что люди слушают ее с большим удовольствием. «Как-то я была в Аргентине, там очень много евреев. Маленькие дети в Буэнос-Айресе, когда узнали, что я внучка Шолом-Алейхема, подбежали, обняли мои колени, заглядывали в глаза, словно я и есть Шолом-Алейхем. Где бы мне ни приходилось бывать, я повсюду ощущала, что любовь к дедушке распространяется и на меня. И стала с гордостью говорить: да, я его внучка!»
В сто лет начала новую карьеру
Кауфман основала Фонд Шолом-Алейхема, который занимается популяризацией, переводом и изданием книг писателя. Фонд устраивает еврейские фестивали в разных странах, часто – и на Украине, родине Шолом-Алейхема. «Мне очень странно было видеть, что на украинской земле, в которую пролилось столько еврейской крови, и вдруг — огромный памятник Шолом-Алейхему в центре Киева, еврейские певцы поют песни на идиш, пляшут еврейские танцоры. Такая перемена! – вспоминает Бел об одном своем визите. — Нас с Сиднеем пригласил на прием министр, член правительства, фамилию забыла. И сказал, что дарит нам книжку самого популярного украинского писателя Тараса Шевченко. Попросил поставить ее рядом с книгами Шолом-Алейхема, «чтобы они подружились». Теперь эта книга в моем доме. Впервые побывала в Переяславе, где Шолом-Алейхем родился. Несколько старых переяславских евреев, будто с неба сошедших, трогали меня за рукав — живая ли?»
Бел Кауфман радуется успехам своих детей: ее сын Джонатан – одаренный математик, лауреат престижных научных наград, профессор университета в Пенсильвании. Дочь Тия – в юности балерина, сейчас известный в Калифорнии психолог. Кроме детей и внуков, к Кауфман до сих приходят ее ученики, сами уже бабушки и дедушки, почитатели ее творчества и дедушкиного, ученые и педагоги, общинные лидеры и депутаты Кнессета. «Это люди, которые любят меня, и которых я люблю, — признается Бел. — Любовь – существует. Вне всяческих сомнений! Я просто окружена любовью».
К своему возрасту она относится, как и ко всему на свете – с юмором. «Я недавно проходила мимо универмага и там у прилавка висело зеркало. Я посмотрела в него и громко, с сожалением сказала: «О, и зачем я только это сделала!» Продавец услышал и засмеялся. Но я рада, что дожила до ста. У меня часто спрашивают секрет, как не стареть. Главное, чтобы оставалось любопытство. К людям, к жизни, к книгам. Любопытство – источник энергии. Мне интересны новые люди, новые изобретения, новое в моем компьютере… Обычно я очень мало сплю, ложусь в час-два ночи, а встаю в семь утра. Ем все. Никаких диет. И танцую. Правда, теперь всего раз в неделю. А когда была моложе, и мне было всего 96 лет, танцевала 2-3 раза в неделю. Но и теперь каждый четверг отдаю этому занятию полтора часа. Обожаю танго. Много выступаю и люблю аплодисменты. Если бы кто-нибудь рядом аплодировал мне, я бы больше написала. Люблю людей, люблю вечеринки, бегаю в театр. И, вообще, живу! У меня много энергии. Но жить 120 лет не хочу — сегодня у меня еще все зубы свои, а в 120 их уже не будет. Не хочу! — смеется Бел. – Теперь вот начала новую карьеру в университете. Но я знаю, что еще должна писать, все ждут мои мемуары. А у меня все – в голове и в записках. Отдельно – об одесском детстве, отдельно – об эмиграции, отдельно – о работе в школе, отдельно – о деде. Мне кажется, что я прожила несколько жизней. Чтобы написать о каждой, надо засесть за книгу. Если не сейчас, то когда?»
Подготовила Александра Билярчик