Л. А. Черницкая
Санкт-Петербургский государственный университет
СЕМИОТИКА МИФА В РАССКАЗАХ ЭДГАРА ПО
http: //conf.phil.spbu.ru/Archives/book/2005/foreignlit/
системы и, соответственно, подхода к этой поэтике с позиций структурного анализа. Без этого смысл рассказов По омтается неясен. Мифологический элемент в новеллистике По, под которым мы подразумеваем фабульность как событийную канву произведения, ярко выражен. В нашем анализе термин «миф» будет выступать как синоним художественного вымысла. Его изощренность, насыщенность символами в рассказах По делает выпуклой его структурную организацию как семантическую взаимосвязь составляющих ее элементов.
Попытку семиологического анализа одного из рассказов По предпринял Ролан Барт, глава структурализма во Франции середины прошлого века. Однако исследователь использовал этот рассказ только как материал для демонстрации своей теории текстового анализа, который не имеет целью найти смысл самого произведения1. Но не происходит ли это потому, что найти этот смысл – самое трудное? Ведь возможно и сам творец не всегда в полной мере осознает все значение своего творения. Он творит символы, а их толкование – это уже дело аналитиков.
Наш анализ будет осуществляться именно в этом направлении. Подходя к новеллистике По как к единой семиотической системе, мы стремились найти художественный смысл мифологии его рассказов, исходя из основных постулатов этой системы.
Вот какие постулаты мы имеем в виду. Символика рассказов По имеет феноменологическое значение, а именно, она изображает феномены нашего восприятия реальности, познания бытия, как и бытия человека в той уникальной среде обитания, которую Вернадский определил как ноосреду, т. е. мыслящую оболочку, сферу разума. В силу того, что мысль не существует вне ее знакового выражения, а значит, ноосреда – это сфера знаков, мы вводим понятие семиологической среды, т. е. среды, формируемой знаковостью, в которой зафиксированы все значения человечества, открытые им за все время его существования. Реальность в рассказах По представлена в двух ипостасях: в своей как бы «земной», т. е. знаковой явленности человеку, преломленной сквозь призму существующих понятий о мире, и вне ее, как чистая реальность, реальность как таковая вне ее знакового выражения.
– это процесс означивания2, мы понимаем текст как любое смыслообразующее единство знаков. Математическая формула является таким же текстом, как художественное произведение. Бытовой разговор, с точки зрения своей текстовой природы, ничем не отличается от выступления оратора на трибуне. Так что семиологическая среда как уникальная среда обитания человека – это одновременно и текстологическая среда. Текст как воздух окружает человека со всех сторон. Именно эту текстологическую среду По делает объектом изображения, что мы называем текстологической объективацией.
Так, в логических рассказах По она выступает в образе всех суждений, высказанных по поводу того, какова истинная картина расследуемых преступлений. В рассказе «Необыкновенное приключение некоего Ганса Пфалля», где герой, соорудив воздушный шар, улетает на нем на Луну, По, стремясь подчеркнуть текстологическую объективацию, использует прием текстологической перспективы с интертекстологической объективацией, т. е. изображением текста внутри другого текстологического изображения. В повествование рассказчика, сообщающего о появлении в небе воздушного шара, вклинивается рассказ самого Ганса Пфалля в виде его послания с Луны жителям Земли. А этот рассказ, в свою очередь, отсылает нас к другим наррациям, а именно, трудам по астрономии, которые Пфалль изучал с тем, чтобы совершить свое космическое путешествие. Затем, истинность рассказа Пфалля подвергается сомнению в изложении слухов о том, что все это розыгрыш, придуманный им самим, чтобы подшутить над своими соотечественниками. А это еще одна объективация текста. Наконец, объективируется сам рассказ Эдгара По о приключении Ганса Пфалля, когда автор начинает доказывать преимущества своего рассказа перед другими рассказами, посвященными той же теме.
В рассказах По закладывается фундамент текстологической поэтики, которая в полной мере проявит себя в ХХ веке в школе «нового романа» во Франции. У новороманистов все изображаемое подается исключительно как текст, т. е. как точка зрения, мнение, суждение, мысль, эмоция и т. п. Изображение реальности вне ее текстовой интерпретации отсутствует. По, желая достичь этой тотальности текстологического изображения, вводит в своих рассказах элемент нарративности, т. е. образ рассказывания, где рассказ объективирует самое себя: предстает как рассказ о реальности, как текст, а не сама реальность. Художественный текст, в котором имеет место текстологическая объективация, является метатекстом. Поэтому всю новеллистику По мы относим к металитературе, где художественные приемы, используемые им для текстологической объективации, предвосхищают те, которые будут использовать новороманисты.
Реальность как знак или как текст противопоставляется в рассказах По чистой реальности вне ее знакового выражения. С точки зрения структуры, они формируют оппозицию, которая, как и любая структурная оппозиция, является основным фактором формирования смысла произведения. С тем чтобы подчеркнуть, насколько текст может не соответствовать реальности, По использует образность, которую мы называем эрратологической (от лат. сущ. erratum – ошибка, заблуждение). Это ошибочные представления человека о реальности. В поэтике По эрратологическая образность выполняет функцию усилительных конструкций (наподобие тех, которые есть в грамматическом строе языка) для текстологической объективации. В рассказах «Сфинкс», «Очки», «Преждевременное погребение» текст выступает в образе заблуждений героев относительно истинной сущности тех жизненных реалий, с которыми они сталкиваются. Так, герой рассказа «Сфинкс» принимает за страшное чудовище крохотное ползущее по оконному стеклу насекомое, так как он видит его со слишком близкого расстояния, вплотную приблизив лицо к окну. Герой рассказа «Очки» из-за своей близорукости принимает 82-летнюю старуху за юную красавицу и женится на ней. А герой рассказа «Преждевременное погребение», наслушавшись историй о погребенных заживо людях, принимает тесную каюту грузовой баржи, в которой он случайно очутился, за могильный склеп.
– реальность, в рассказах По есть и еще одна оппозиция в рамках самого текста, в которой противопоставляются две системы мышления, мировидения, восприятия бытия. Мы определили их как общепринятый язык и индивидуальный язык3. Общепринятый язык включает общеизвестные толкования реальности, которые в силу их долгого использования превратились в общие места, клише, штампы мышления. Это застывшая в стереотипах аксиоматика, выполняющая функцию когнитивных автоматизмов, посредством которых познается реальность. Индивидуальный язык – это система взглядов, отклоняющаяся от общепринятых, подвергающая сомнению истинность аксиоматики когнитивных автоматизмов и в силу этого разрушающая общепринятый язык. Отсюда наша характеристика индивидуального языка как когнитивной девиации, ибо он представляет собой девиацию от общепринятого языка.
В рассказе «Черт на колокольне» символом когнитивной девиации выступает образ черта, который своими экстравагантными действиями будоражит сложившийся на протяжении веков привычный уклад жизни одного провинциального городка, символизирующий общепринятый язык. Черт забирается на колокольню городской ратуши и, узурпируя место звонаря, отбивает неверное число ударов колокола: 13 вместо положенных в полдень 12 ударов. Так в конфронтации общепринятого и индивидуального языков По изображает революционную ломку консервативной идеологической системы посредством системы новаторской, которая вначале выглядит как некая чертовщина, как нечто бесовское, но которая впоследствии, когда она утверждает себя в общественном сознании, сама становится консервативной, переходя в область общепринятого языка. Таков процесс смены идеологий, присущий культуре вообще.
Подход к мифологии рассказов По как к единой семиотической системе заставляет учитывать такое явление, как синонимия на уровне художественных образов, которую мы определяем как имагологическую синонимию. Так, в логических рассказах имагологическим синонимом когнитивной девиации в образе черта из рассказа «Черт на колокольне» является образ отступающего от общепринятой логики метода расследования преступлений сыщика Дюпэна, благодаря которому он устанавливает их истинную картину. «Только в силу отклонений от очевидности обычного, – объясняет Дюпэн, – разум прокладывает себе путь, если он вообще способен на это, в своих поисках истины. В расследованиях, подобных нашему, не надо спрашивать «что произошло», а «что произошло такого, что никогда раньше не происходило»4. Подобные рассуждения – это те же 13 ударов колокола, которые в полдень отбивает черт.
«Золотой жук», означающего генезис познания человеком бытия, рассказы По – это мифологические криптограммы, которые исследователь должен расшифровать. И тогда его взору предстанет нечто такое необъятное по своим глобальным масштабам, как необъятным предстал для героя рассказа По Ганса Пфалля космос, в который он вырвался на своем воздушном шаре, преодолев земное притяжение.
Примечания
2 Там же. С. 424.
3 Черницкая Л. А. Поэтика романов Натали Саррот: Автореф. … докт. филол. наук. СПб., 1995. С. 12-15.