Ю. А. Рознатовская
Марк Твен: «русская» судьба.
http: //www.old.libfl.ru/about/dept/bibliography/books/twain.pdf
Марк Твен познакомился с Россией раньше, чем русские читатели — с его произведениями. В июле 1867 г., вскоре после того как в Нью4Йорке вышла его первая книга «Знаменитая скачущая лягушка из Калавераса» и другие рассказы», он отправился на пароходе в качестве корреспондента двух американских газет с большой группой соотечественников в Европу и Палестину с заходом в порты русского причерноморья. Корреспонденции свидетельствовали, что его потряс разрушенный в ходе Крымской войны Севастополь, поразило сходство Одессы с американскими городами, удивила простота, с какой общались с американскими туристами Александр II и его семья, принимавшие их в своем дворце в Ялте. Готовность русского монарха видеть у себя «горсточку частных граждан Америки» объясняется тем, что в закончившейся за два года до этого Гражданской войне между Севером и Югом Россия держала сторону северян, и на дипломатическом уровне любили тогда проводить параллель между освобождением негров и отменой крепостного права. Царю был вручен адрес, текст которого «Одесский вестник» напечатал 12 (24) августа 1867 г. Первой стоит подпись председателя адресного комитета Сэмюэла Лэнгхорна Клеменса — псевдоним «Марк Твен» миру еще не известен. В действительности, адрес, в котором есть пас сажи о том, что «одна из ярчайших страниц, украсивших историю всего че ловечества с той поры как люди пишут ее, была начертана рукою вашего императорского величества, когда эта рука расторгла узы двадцати милли онов рабов» и «Америка многим обязана России, она состоит должником России во многих отношениях, и в особенности за неизменную дружбу в годины ее испытаний», был целиком сочинен Твеном. Он приводит его текст в своих записных книжках с комментарием: «Приветственные адреса монархам не моя специальность»1
«Одесском вестнике», можно считать первой публикацией Твена на русском языке, примечательной тем, что она опере дила публикацию оригинала. Подчеркнем при этом, что адрес был не более чем ритуальной формальностью — никаких симпатий к монархам убежденный демократ Твен не испытывал, о чем мы будем еще говорить. Юмористические репортажи Твена, им самим переработанные и отредактированные, составили книгу «Простаки за границей», увидевшую свет в 1869 г. Разошедшаяся тиражом более ста тысяч экземпляров она принесла автору литературную славу, какой он и сам не ожидал. Влиятельные писатели того времени Брет Гарт и У. Д. Хоуэллс, с которым Твена свяжут годы дружбы, признали появление в Америке нового оригинального таланта. Из русского перевода, появившегося под названием «Юнцы за границей. Путешествие Марка Твайна» только в 1880 г., когда писатель был уже известен у нас, эпизод с царем, подробно, правда, не без ехидства, воссозданный Твеном, был изъят.
Автобиографическая книга «Налегке», вышедшая в 1872 г., подтвердила репутацию Твена. Писалась она по воспоминаниям от пребывания в 1861— 1866 гг. на Дальнем Западе — в Неваде и Калифорнии. Двадцатишестилетний Твен отправился туда (после работы типографским наборщиком, двух летнего лоцманства на Миссисипи и недолгой службы в составе нерегулярной части южан в начальный период Гражданской войны) в качестве помощника своего брата Ориона, назначенного секретарем губернатора территории Невада. Здесь начнется его журналистская и писательская деятельность, будет формироваться творческий почерк. Это были своего рода университеты — литературные и в еще большей степени человеческие. За несколько лет до приезда братьев Клеменсов в Неваде были обнаружены золото и серебро, и началась новая лихорадка, мало отличавшаяся от той, что охватила в конце 1840х гг. Калифорнию и нашла литературное отражение у Брета Гарта. Книга Твена вводила читателей в буйный и красочный мир, где шла непрерывная борьба за существование, человеческая жизнь ценилась весьма невысоко, и чтобы выжить, требовались выносливость, умение постоять за себя, житейская хитрость. Все это составляло внутренний стержень, на который нанизывались бесчисленные эпизоды, складывающиеся в мозаичное полотно повествования. Живописуя местные быт и нравы, Твен остается в своей смеховой стихии — при том, что и его «человеческая комедия» давала свой повод задуматься о далеко не смешных сторонах человеческого бытия.
Именно после этой книги и началось знакомство русских читателей с писателем, приблизившим к ним уже известную по сочинениям Брета Гарта Америку. Дата знакомства обозначена точно — 14 сентября 1872 г. В этот день в подвалах первой и второй полос популярной петербургской газеты «Биржевые ведомости», просвещавшей своих читателей не только по финансовой части, были напечатаны два фрагмента из 16 главы «Налегке», представленные как эпизоды из жизни Твена без упоминания самой книги, а также сокращенные переводы двух рассказов, получившие заглавия «Лягушка-скакунья из графства Калаверас» и «Женщина с душою». Предваряет переводы анонимная вступительная заметка, информировавшая о писателе, чей талант вызревал отнюдь не в тиши библиотек и кабинетов. Предполагаемый автор заметки и переводчик А. Н. Энгельгардт, однако, не очень хорошо знакома с биографией рекомендуемого автора. Складывалось впечатление, что в 1872 г. Твен все еще на Дальнем Западе, хотя он уехал оттуда несколько лет назад и для него началась уже новая жизнь. Но при всем том своеобразие творческой манеры Твена и условия вызревания его таланта обозначены точно.
В дальнейшем новинки с письменного стола Твена с завидной быстротой станут попадать в руки русских читателей — первоначально, как правило, в журнальных публикациях — и немедленно получать отклик в прессе. Оперативно появлявшиеся переводы были далеко не лучшего качества — впрочем, это относится не только к Твену. В порядке вещей было весьма вольное обращение с текстом оригинала, а недостаточное порой знание языка приводило к смысловым искажениям. Редактировавший некоторые переводы Твена и сам его переводивший К. И. Чуковский уже в советские годы будет приводить примеры переводческой отсебятины, объясняя их, правда, сугубо корыстными интересами тогдашних переводчиков.
Пока же писатель пробует себя в новом для него жанре романа, пригласив в соавторы одного из ведущих литераторов того времени Чарльза Дадли Уорнера. Каждый разрабатывал в сложном по композиции «Позолоченном веке» свои сюжетные линии, связанные с отношениями внутри нескольких семейств и любовными переживаниями героинь. Здесь Уорнер продемонстрировал умение создавать мелодраматические ситуации, рисовать характеры благородные и привлекательные. Но роман недаром имеет подзаголовок «Повесть наших дней». «Наши дни» Америки начала 1870х годов, с их девизом «делай деньги», реальными проектами и грандиозными мошенничествами, иллюзиями мгновенного обогащения и их зачастую драматическим крушением, беззастенчивой политической демагогией, составляют контекст событий романа, объясняют поведение и психологию многих героев.
писательской удачей стал образ полковника Селлерса, ворочающего воображаемыми миллионами в надежде облагодетельствовать все человечество, в то время как семья довольствуется вареной репой и холодной водой, выдаваемыми ее главой за наилучшую диету. Но к нему, отнюдь не бесчеловечному по натуре, Твен более снисходителен, чем к сенатору Дилворти, втянувшему в свои аферы Селлерса и беззастенчиво эксплуатирующему простодушие и незрелость избирателей, причем американцы без труда могли определить его прототипов, ранее высмеянных автором в газетных публика циях.
Романный дебют Твена, давший название целой эпохе, стал первой книгой писателя, явленной его русским современникам в полном объеме. Опубликованный на родине писателя в 1873 г., «Позолоченный век» год спустя появился на страницах «Отечественных записок», получив в переводе М. К. Цебриковой заглавие «Мишурный век», и вскоре вышел отдельным изданием. Она, по всей вероятности, и порекомендовала редакторам лучшего тогда демократического журнала России Н. А. Некрасову и М. Е. Салтыкову-Щедрину книгу Твена и Уорнера, охарактеризовав ее так, как сформулирует в предисловии: «Роман «Мишурный век» появлением своим возбудил сильное негодование в Америке и новым изданием в Англии вызвал в Atheneum’е поучение авторам о том, что грязное белье следует стирать дома.
Действительно, «Мишурный век» представляет такое беспощадное обличение мрачных сторон американской жизни, которое могло раздражать до исступления квасной патриотизм, тем более что патриотизм американцев как нации, на которую уже почти целый век с надеждой обращаются глаза передовых людей Европы, имеет право быть раздражительнее, чем всякий другой. Возможность появления романа, который, не останавливаемый никакими соображениями, разоблачает испорченность общественной жизни, есть само собой уже доказательство, насколько в обществе сильно сознание общественной правды»2.
В середине 18704х гг. начинается самый плодотворный в долгой творческой жизни писателя период. Впереди были книги, которые принесут ему мировую известность, определят его вклад в национальную литературу, завоюют читательскую аудиторию, в том числе и в России. Эта аудитория уже значительно расширилась после публикации в 1877 г. русского перевода «Приключений Тома Сойера», вышедших в Америке годом ранее, — к ней добавилось юное поколение, охотно отождествлявшее себя со сверстниками из какого--то городка на какой-то Миссисипи. От политической злободневности, насыщавшей «Позолоченный век», Твен уходит в мальчишеский мир, романтизированный неистощимым выдумщиком Томом. А как иначе проживешь среди скучных, надоедливых, вечно недовольных тобой взрослых, к тому же ведущих себя далеко не так, как требуют от детей. Проникнутая юмором и лиризмом книга о детстве писалась и для взрослых, не за бывших, что были когда-то детьми, о чем Твен говорит в своем предисловии. Образ ребенка стал одним из важнейших в творчестве писателя воплощений авторского идеала, не испорченного «плодами цивилизации», своего рода индикатором, высвечивающим, как в рассказе «Красный кружок», многократно инсценировавшемся в России, и в повести «Принц и нищий», мрачные стороны взрослого мира.
Сразу по окончании книги Твен приступил к ее продолжению, в котором главным героем и повествователем становится приятель Тома Гекльберри Финн. В поисках свободы Гек убегает от своей благодетельницы вдовы Дуглас, пытающейся приучить маленького бродягу к оседлой жизни и исчерпавшей его терпение ханжескими наставлениями и проповедями. Гек плывет на плоту по Миссисипи вместе с беглым рабом негром Джимом, которого он обязан по закону вернуть его владелице — дело в обоих романах происходит до отмены рабства негров в Америке. Эпизод принятия нелегкого, но единственно возможного для Гека решения — не выдавать своего чернокожего друга — один из самых драматичных в романе. Сюжет книги столь же увлекателен, однако приключения героев мало напоминают игру и ребячество Тома (хотя и он пытается по-своему повлиять на ход событий), они гораздо серьезнее и значимее для автора как свидетельство истинной человечности, способной преодолеть любые предрассудки и с честью выйти из любого испытания жестокой повседневностью американской жизни. Внутренний мир подростка Гека Финна образует то положительное нравственное начало, какое писатель представит в оборвыше Томе Кенти из «Принца и нищего», а еще позже — в образе юной Жанны д’Арк.
«Принц и нищий», историческая притча из времен Англии XVI в., строящаяся на старом сюжете перемены ролей действующих лиц, вклинилась между двумя историями американскими. Приключения обитателя лондонских трущоб Тома Кенти и как две капли воды похожего на него наследника английского престола принца Эдуарда давали автору повод показать, что же такое истинные человеческие ценности, что делает человека человеком. Для Твена это — добро и справедливость, творимые вопреки всем обстоятельствам и социальным нормам. Отметим, что «Принц и нищий» предназначался — с дальним прицелом — детям: каждый вечер писатель прочитывал написанное за день своим дочерям — восьмилетней Сюзи и шестилетней Кларе, которым и посвящена книга. А когда она вышла, ее разыгрывали дома с участием самого автора в роли благородного персонажа Майлса Гендона.
всего проповеди в беллетристической форме, а захватывающие повествования, автор которых понимал всю серьезность их проблем и переживаний. Взрослые могли видеть, что, показывая их мир глазами ребенка, Твен ставит далеко не детские вопросы нравственного выбора и человеческих ценностей. Маленькие герои оказываются порой в ситуациях, спровоцированных законами, конфликтами и пороками взрослого мира, и ведут себя достойно.
О популярности произведений, ставших классикой мировой литературы, говорит и то, что каждое из них имело в России свою переводческую историю, начинавшуюся вскоре после публикации оригинала. Известный издатель М. О. Вольф включил книги в свою серию «Золотая библиотека», несмотря на опасения некоторых бдительных рецензентов, что проделки Тома и Гека слишком «заразительны» с педагогической точки зрения и могут подать нежелательный пример их русским сверстникам..
Тем не менее, на этих книгах выросло не одно поколение русских читателей. Первое даже оставило свой поэтический отклик — стихотворение семнадцатилетней Марины Цветаевой «Книги в красном переплете», проникнутое ностальгией по «раю детского житья», не представимого для нее без переживаний за судьбы твеновских персонажей. Со слов Анны Ахматовой мы знаем, что Николай Гумилев называл «Приключения Тома Сойера» и «Приключения Гекльберри Финна» «Илиадой» и «Одиссеей» детства». Сама Ахматова ставила «Приключения Тома Сойера» в один ряд с «Дон Кихотом» как два великих и бессмертных романа. (Отметим, что в мечтателе Томе и его здравомыслящем «оруженосце» Геке некоторые критики будут усматривать модель сервантесовских героев). В творческом сознании поэтессы остался образ «поседевшей вечности» из этой твеновской книги как метафора бесконечно тянущегося времени, которую она обыграет в стихо творении «А в книгах я последнюю страницу...».
Критические настроения писателя относительно американской действительности, обнаруживавшие себя и раньше, проявились в романе «Американский претендент», изданном в мае 1892 г., и в том же году напечатанном сразу в нескольких русских журналах — правда, с цензурными сокращениями и изменениями. Герой романа, английский аристократ, приехавший в США, убеждается, что и в демократической Америке одни люди господствуют над другими, а источником господства служат деньги. В роман, изобилующий фарсовыми ситуациями, перекочевал из «Позолоченного века» полковник Селлерс с очередными фантасмагорическими проектами. Один из них заключается в том, чтобы купить у русского царя Сибирь и создать там свободную республику. «В тамошних рудниках и тюрьмах собраны самые благородные, самые лучшие, самые наиспособнейшие представители рода человеческого, каких когда-либо создавал бог». Такими видит он русских революционеров, характеризуя их как «людей мужественных, смелых, исполненных подлинного героизма, бескорыстия, преданности высоким и благородным идеалам, любви к свободе, образованных и умных» 3.
«Русское обозрение» (1892, No 9—12) заменив Россию и Сибирь на Турцию и Балканский полуостров, в «Художнике» (1892, No 19—24) и «Наблюдателе» (1893, No 1—4) сделав сокращения там, где говорится о революционерах и Сибири.
Слова Селлерса не обесцениваются тем, что произносит их персонаж явно комический. Нелеп его проект, но в рассуждениях Селлерса звучат авторские мысли — что подтверждает письмо Твена к революционеру, писателю, публицисту С. М. Степняку-Кравчинскому от 23 апреля 1891 г. и вся история возникновения в романе «русской темы». Живший в эмиграции в Лондоне, Степняк приезжал в Америку в 1891 г. для организации «Общества друзей русской свободы». Имея рекомендательное письмо Хоуэллса, во многом разделявшего его взгляды, он посетил Твена в его доме в Хартворде и в тот же день послал ему экземпляр английского перевода своей книги «Подпольная Россия», дающей очерк революционно-народнического движения 1860—1870х гг. с литературными портретами его участников4.
Судя по датам, Твен ознакомился с книгой незамедлительно и ответил автору письмом, в котором говорил: «Я прочитал «Подпольную Россию» от начала до конца с глубоким, жгучим интересом. Какое величие души! Я думаю, только жестокий русский деспотизм мог породить таких людей! По доброй воле пойти на жизнь, полную мучений, и в конце концов на смерть только ради блага других — такого мученичества, я думаю, не знала ни одна страна, кроме России. История изобилует мучениками, но, кроме русских, я не знаю таких, которые, отдавая все, совсем ничего не получали бы взамен. Во всех других случаях, которые я могу припомнить, есть намек на сделку»5.
Прочитанная в период работы над «Американским претендентом», книга Степняка, безусловно, сыграла свою роль в формировании у отзывчивого Твена образа русского революционера. Добавим к этому, что писатель побывал тогда же на лекции журналиста и путешественника Джорджа Кеннана, вернувшегося из поездки по Сибири и рассказывавшего в статьях и публичных выступлениях о жестокостях царского правительства в отношении ссыльных революционеров, что не прибавило Твену любви к русской монархии. Отголоски этих впечатлений слышны в написанном десять лет спустя рассказе «Запоздавший русский паспорт», герой которого, простодушный и пугливый англичанин, оказывается в Петербурге без паспорта и уверен, что Сибири ему теперь не миновать.
выпускавшееся издательством Г. Ф. Пантелеева в 1896—1899 гг., опередило первое американское, которое начало выходить в 1897 г. Благодаря Пантелееву и привлеченным им переводчикам получил русскую прописку ряд сочинений Твена — и прежде всего «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» — правда, тоже с цензурными сокращениями.
главным образом художественной манеры писателя. Приемы создания комического эффекта, во многом почерпнутые им из фольклора и журналистики Дальнего Запада, С. А. Торопов в статье «Знаменитый юморист» верно определяет как «шарж, забавные преувеличения, грубые арлекинады». Они действительно придают ранней юмористике Твена буффонадный характер. Образцом может служить опубликованный в 1869 г. рассказ «Журналистика в Теннесси», получивший немалое количество газетных и журнальных русских переводов. Краски здесь основательно сгущены, гротеск обнажен, но в основе, как всегда у Твена, — реальные факты. В данном случае — не бывшие ни для кого секретом способы «выяснения отношений» в среде американских газетчиков. Сюжет рассказа перенес на русскую почву с соответствующими поправками и новыми акцентами Влас Дорошевич. В 1890е гг. в России вообще стало модно подражать Твену. Дорошевича скорее всего заставил обратиться к нему собственный богатый газетный опыт, убедивший его в «достоверности» печатаемой информации. Спустя годы он так откомментирует в своем некрологе сообщение о смерти писателя: «Хоть это и напечатано в газетах, но это правда».
В конце 1890х гг., находясь с семьей в Европе, Твен мог еще раз побывать в России. Планы такие существовали, в чем убедился венский корреспондент «Одесских новостей» В. Симон, но не реализовались.
В интервью, данном Симону, интересно суждение Твена о русской литературе, высказанное, правда, в несколько уклончивой форме, и его желание увидеться с Л. Н. Толстым, чьи произведения он «основательно изучил». Изучил конечно же не без влияния Хоуэллса, пропагандиста русской литературы в Америке. Сам Толстой, по свидетельству Д. П. Маковицкого, поклонником Твена не был. Прозвучало это в контексте разговора о готовившемся Толстым в 1905 г. сборнике «Круг чтения», возможно, как реакция на предложение собеседника включить в книгу что-нибудь из почитаемого публикой Марка Твена.
— с И. С. Тургеневым в Париже, о чем известно из воспоминаний лично знавшего обоих Х. Х. Бойесена, и с М. Горьким в Нью-Йорке. Рассказ Тургенева «Призраки» и повесть «Степной король Лир» Твен прочитал еще до их встречи, во всяком случае, в его библиотеке сохранились экземпляры американских журналов с переводами этих произведений. Общение с Горьким в 1906 г. 6 возвращает нас к имевшей отчетливую социально-политическую окраску «русской теме» у Твена. Уже известный в Америке русский писатель приехал туда в разгар революционных событий в России. За год до этого Твен публикует злой памфлет «Монолог царя», ставший его откликом на сообщения прессы о расстреле мирной демонстрации в Петербурге 9 января 1905 г. Дорогая Твену идея природного равенства людей, получившая художественное воплощение в «Принце и нищем», «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» и сформулированная в записных книжках как «короля от бондаря отличает только одежда»7 он готов был принять любые формы борьбы, вплоть до революционного насилия. Единственный тогда русский перевод, озаглавленный «Монолог Николая II», появился в книге «Самодержец Всероссийский», изданной в Берлине в 1906 г. Известна карикатура, помещенная в 1906 г. в нью-йоркской газете «World», на которой Твен пером сбрасывает русского самодержца с трона.
Новый этап жизни «русского» Твена начинается после октября 1917 г., когда вопрос об отношении к культуре «буржуазного прошлого» остро встал перед руководителями нового государства, объявившего о разрыве с этим прошлым в области социально-экономической. Американский писатель с «корабля истории» сброшен не был. Выпущенные в 1919 г. двумя тиражами «Приключения Тома Сойера» были одной из первых книг нового издательства «Всемирная литература», созданного в 1918 г. по инициативе М. Горького. Англо-американский отдел возглавил К. И. Чуковский, отредактировавший старый перевод З. Н. Журавской. В 1922 г. выходит — в том же исполнении — «Принц и нищий». Развивая мысль, заложенную в его очерке-некрологе 1910 года, К. И. Чуковский в предисловии к «Тому Сойеру» отмечал, что Твен в своих книгах «любовно смеется над тем, что ему близко и дорого, и потому они проникнуты такой задушевностью, что на всем земном шаре стали любимыми книгами и взрослых, и подростков, и детей. <...> Том Сойер, и Финн, и негр Джим, и тетушка Полли давно уже и для русских людей стали своими близкими людьми, как бы русскими»8.
—1927 гг. появилось первое советское собрание сочинений Твена в 6 томах под редакцией П. К. Губера и К. И. Чуковского. Этот факт наглядно иллюстрирует популярность писателя в советской России тех лет. Тиражи твеновских изданий, исчислявшиеся десятками и сотнями тысяч экземпляров, быстро расходились. Со временем в них будут включаться новые, более совершенные переводы Н. А. Волжиной, Н. Л. Дарузес, Р. Я. Райт-Ковалевой, К. И. Чуковского и его сына Николая. Ликвидация неграмотности — одна из безусловных заслуг новой власти — повысила интерес к книге. Не искушенному в литературе читателю был вполне доступен простой, ясный, — в то же время впечатляюще-образный — язык произведений Твена, его умение подмечать смешное в характерах и поведении людей. Издания снабжались носившими популяризаторский характер предисловиями и рецензировались. Ощутимый в тогдашней литературоведческой мысли вульгарно-социологический подход к писательскому творчеству просматривается и в публикациях, относящихся к Твену. В концентрированном виде это проявилось в рецензии на очередное издание в 1932 г. «Приключений Тома Сойера», красноречиво озаглавленной «С Томом Сойером пионеру не по пути». Курьезом звучат сейчас и классовая «прописка» твеновского героя, и рекомендации критически обрабатывать произведения классики. Но тогда, да и в дальнейшем, задачи «коммунистического воспитания подрастающего поколения социализма» (цитируем рецензента, укрывшегося за литерами «Л. Г.») ставились во главу угла идеологической работы партии. Справедливости ради следует сказать, что предложенный им способ подачи литературного произведения отклика у издателей не нашел. Хотя волновался рецензент не зря, о чем говорит единственное печатно засвидетельствованное мнение юного пионера: «Ну абсолютно у нас в библиотеке приключений нет. Прямо ходить туда неохота. Только и держусь, что все про Гекльберри Финна вспоминаю и ребятам рассказываю»9.
Примечательно, что один из создателей советской детской литературы А. П. Гайдар в ряду своих учителей называет и Твена.
В середине 1930х гг. появляются первые статьи, положившие начало серьезному изучению творчества писателя. В связи с этим следует упомянуть опубликованную в 1920 г. в Америке книгу молодого тогда и левацки настроенного критика Ван Вик Брукса «Суровое испытание Марка Твена», разрушавшую традиционный образ писателя-жизнелюба и неунывающего оптимиста. Ориентируясь прежде всего на архивные материалы, составлявшие немалую часть литературного наследия писателя, он утверждал, что Твен предал заложенный в нем талант сатирика, пойдя на компромисс с обществом, желавшим видеть в нем исключительно юмориста, в крайнем случае насмешника, но никак не обличителя. Понимание того, что его творческие возможности остались во многом нереализованными, что он не сказал всей правды о современной ему Америке, породило пессимизм и отчаяние последних лет его жизни. Книга вызвала в США бурную полемику, которая не могла не заинтересовать советских исследователей. Влияние В. В. Брукса заметно в статьях С. С. Динамова и А. И. Старцева. Работу Брукса прочитал и С. М. Эйзенштейн, оценив «внимательный аналитический скальпель» автора, вызвавший у самого режиссера цепь размышлений и сопоставлений касательно творческих приемов Твена и упомянутого В. В. Бруксом Ф. М. Достоевского.
— и такую возможность они получили после выхода в 1939 г. книги М. О. Мендельсона «Марк Твен» в популярной серии издательства «Молодая гвардия» «Жизнь замечательных людей». Она стала первой из многих его книг и статей об американской литературе и творчестве Твена. Её похвалил, правда, не без оговорок, в статье «Судьба и счастье» В. Б. Шкловский, сам писавший в те годы о Твене, особо выделяя его демократические убеждения. Зато язвительный К. И. Чуковский нелестно охарактеризует в дневниковой записи 1955 года твеновского биографа, заметившего «только его «оппозиционные» мысли».
в «холодной войне», отмеченной не только военно-политическим, но и острым идеологическим противостоянием. В конце 1940х годов в СССР развернулась широкая кампания против «происков американского империализма», «буржуазной идеологии» — и это далеко не все штампы тогдашней пропагандистской машины. Задействовали в ее работе и Твена как автора ярких, мастерски выстроенных политических памфлетов, обличавших колониальную экспансию США, далеко не бескорыстную миссионерскую деятельность, расовую дискриминацию и многое другое, что вызывало у него боль и возмущение. Не все свои сатирические инвективы, равно как и суждения на злободневные темы, содержащиеся в автобиографических заметках и записных книжках, писатель решался предать гласности. Извлечены из архива и напечатаны они были спустя годы после его смерти. В русском переводе впервые появляются в 1948—1951 гг. «Письмо ангела хранителя», «Военная молитва», «Человеку, Ходящему во Тьме», «Соеди ненные Линчующие Штаты», «Грандиозная международная процессия».
В ряде твеновских сборников тех лет, включая «Рассказы и памфлеты», представленные в 1952 г. «Лениздатом» в «Библиотеке школьника», им предшествовали издательские рубрики «Плутократы и империалисты» и «Об американском империализме». Но какими бы идеологическими соображениями эти публикации ни диктовались, представление о творчестве писателя они безусловно расширяли.
Особое внимание Твена к социальной проблематике, к отражению процессов современной ему американской истории будут отмечать все посвященные ему работы советских литературоведов 50—70х гг.: М. Н. Бобровой, М. О. Мендельсона, А. С. Ромм, А. И. Старцева и др. Учитывая вклад современных исследователей, можно сказать, что к настоящему времени прослежен долгий жизненный и творческий путь писателя, его мировоззренческая и художественная эволюция, тщательно изучено огромное творческое наследие во всем жанровом многообразии и эстетическом богатстве, выявлена связь Твена-художника с традициями национальной и мировой литературы — и его бесспорное новаторство.
Неугасавший читательский интерес к Твену в полной мере удовлетворялся издательствами. Подарком для его поклонников стало двенадцати томное собрание сочинений, составленное по всем академическим правилам, с подробными комментариями, и выходившее в 1959—1961 гг. в связи с отмечавшимся в 1960 г. по решению Всемирного Совета Мира 50-летием со дня смерти писателя. Здесь впервые на русском языке были напечатаны 92 письма Твена разным адресатам, доступные пока только в этом издании. В 1980 г. к нему добавилось более сокращенное восьмитомное. Уже в новом тысячелетии издательство «Терра» осуществило в рамках проекта «Народная библиотека» публикацию собрания сочинений в 18 томах. Его примечательная особенность — включение некоторых произведений в переводах, выполненных русскими современниками Твена и давно ставших библио графической редкостью.
«Принцу и нищему» фильм, сценарий которого обсуждался с участием А. Довженко и Н. Охлопкова, но замысел не был осуществлен. В итоге фильм «Принц и нищий» снял только в 1973 г. на киностудии «Ленфильм» режиссер В. Гаузнер. Тогда же зрители смогли увидеть сделанную на «Мосфильме» картину Г. Данелии «Совсем пропащий» по повести «Приключения Гекльберри Финна» (сценарий Г. Данелии и В. Токаревой). Свою трехсерийную телеверсию «Приключений Тома Сой ра» показал в 1982 г. С. Говорухин.
Сценическая интерпретация произведений Твена, начатая еще в 1890е гг., продолжилась в советской России, где впервые в мире были открыты театры для детей. Здесь уже с 1920х гг. ставились, долго оставаясь в репертуаре, инсценировки самых известных твеновских сочинений. Одним из современных прочтений стал музыкальный спектакль "Необычайные приключения Т. С. и Г. Ф. по Марку Твену", идущий с 2004 года в Московском ТЮЗе в постановке Г. Яновской.
И последнее. Есть в "русской" жизни Твена то, что лежит на поверхности - письма, дневники, интервью, воспоминания, многие авторы которых не нуждаются в представлении. "Запрятанные" там суждения о Твене и его персонажах, значимые упоминания, нееожиданные параллели и ассоциации лучше всего свидетельствуют о том, что писателя не просто читали и читают. Его сюжеты, образы, комические и драматические ситуации остаются в памяти, и это ли не свидетельство художественного мастерства, по достоинству оцененного в России.
Примечания.
—27.
3 Твен М. Собр. соч.: В 12 т. Т. 7. М., 1960. С. 145.
4 «Подпольная Россия» впервые вышла в 1882 г. в Милане на итальянском языке.
6 Подробнее об этом см. примечание 1 к разделу, посвященному Горькому, в настоящем издании.
8 Твен М. Приключения Тома Сойера. Пг., 1919. С. 7.