***
Литературное наследие Фенимора Купера велико. Ему принадлежит 32 романа, свыше десяти томов описаний путешествий по Франции, Англии, Германии, Швейцарии, Италии, Швеции, в которых изображены нравы, быт, пейзаж, искусство, общественная жизнь, история этих стран, несколько томов публицистических и других произведений.
Его творчество начинается с исторического романа. Создавая его, Купер художнически-интуитивно угадал то, что спустя столетие с лишним будет сформулировано теоретически: человеку (писателю и его читателю) необходимо ощущение преемственности настоящего с прошлым. Это важно и для отдельного человека, и для народа в целом: так рождается психологическое единство между тем, что «было» и что «есть», появляются критерии оценки, касающиеся «широты» исторической поступи народа, прошлое оправдывает или осуждает пути настоящего, иногда подсказывает направление или просто дает возможность сравнения. Рождается ощущение течения жизни, вырисовывается философский смысл истории народа — и всего человечества.
Купер возвышал в своем историческом романе недавнее героическое прошлое, давая тем самым урок современникам, поэтизировал те качества человека, которые считал исчезающими: высокий патриотизм, лишенный и тени корыстолюбия, отвагу, беззаветное мужество, любовь к людям, отзывчивость.
Как и в любом европейском историческом романе первой половины XIX в. (прежде всего у Вальтера Скотта), в романах Купера четко выражен основной принцип построения подобного произведения: отдельный человек с его судьбой, бытом тесно сплетен с общенациональными историческими событиями огромной важности. Даже больше — история показана через судьбу и борьбу этого человека. У Купера мы наблюдаем органическое единство хроники событий частной жизни с исторической хроникой. В его романтическом повествовании представлена реальность конфликта и социальный смысл исторических. событий.
«Шпион» (1821), если не считать неудачную, ученическую «Предосторожность». По определению американского историка литературы Джона Люиса Хэни — это «одна из удачнейших книг в нашей литературе»1. И — добавим мы — это первый американский исторический роман.
Борьба колонистов XVIII в. за свою независимость — центральная пружина, управляющая движением сюжета произведения, определяющая характер и поступки главного героя — Гарви Бирча. Свобода — лейтмотив романа. Это слово ведет Бирча по сложному и трудному пути, оно звучит в речах отважной патриотки — девушки Фрэнсис Уартон, автор вкладывает его в уста маркитантки, оплакивающей погибшего в бою капитана.
В «Шпионе» Купер, по его словам, решил создать произведение, которое было бы чисто американским и темой которого была бы любовь к родине. Едва ступив на литературную стезю, он заботился о создании патриотической национальной литературы. У героя романа был прототип, о нем писатель услышал за год до начала работы над «Шпионом». Черты характера реального разведчика автором тщательно сохранены (спокойствие, бесстрашие, беззаветный патриотизм), сохранено и реальное место действия — графство Уестшир близ Нью-Йорка. Но история приключений героя — разносчика товаров и разведчика — подана в типично романтических тонах: гиперболизированы и окутаны дымкой таинственности битвы, происшествия, бедствия. Идеализован и приподнят образ будущего первого президента США Георга Вашингтона — ни угрозы, ни мольбы не могут поколебать в этом человеке суровые понятия о справедливости. В одном из писем Фенимора Купера к Марии Аркадьевне Голицыной речь идет о посещении Купером могилы Георга Вашингтона. Писатель называет здесь Вашингтона «наш любимый вождь», «герой». Именно таким он и представлен в романе «Шпион» — его образ патетичен и высок, окружен атмосферой наивного романтического преуррлнпения и таинственности. Так, под чужим именем командующий американской армией один пробирается по нейтральной территории, ищет приюта в незнакомом доме, рискуя быть узнанным и преданным, идет, опять-таки один, на вершину высокой горы, чтобы встретиться с разведчиком и получить от него сведения о противнике.
И хотя историки литературы XX в. В. Трент и Дж. Эрскин считают «портрет Вашингтона... самой блестящей страницей»2
Главный герой романа Гарви Бирч сразу поставлен вне общества, хотя совершает великий гражданский подвиг. Именно эта парадоксальность его положения с первых же страниц сгущает вокруг фигуры Бирча мрак таинственности и безысходного одиночества. Купер не отступал здесь от романтических канонов Европы.
Драматизм почти всех куперовских произведений достигает большого накала благодаря тому, что у героев Купера всегда на карту поставлена жизнь: их борьба требует напряжения всех духовных и физических сил. Благодаря этому характеры действующих лиц раскрываются стремительно и с самой неожиданной стороны; их обрисовка в такие критические моменты требует особой выразительности.
Гарви Бирч поставлен в ситуацию, опасную вдвойне, — он играет роль английского шпиона для того, чтобы замаскировать шпионаж в пользу американской армии. Ему грозят и свои, и враги. Вот почему автор наделяет его почти нечеловеческим предвидением, вездесущностью, невероятным бесстрашием и хладнокровием.
«Да, я шпион короля», — говорит Бирч в минуту смертельной опасности, стремясь удержать положение тайного американского разведчика. Он проглатывает бумагу с подписью Вашингтона, которая могла бы спасти его.
«Истинному патриотизму присуща чистота, которая ставит человека патриота превыше всех грубых побуждений себялюбия. Патриотизм — чувство возвышенно-прекрасное, лишенное примеси личных выгод».
Тайна Бирча. обрекает его не только на мучительное одиночество, но и на презрение сограждан.
«Вам придется до самой могилы слыть врагом своей Родины. Не забывайте, что маску, скрывающую ваше истинное лицо, вам не позволят снять еще много лет, а может быть никогда», — говорит Бирчу Георг Вашингтон в конце романа.
Президент предлагает Бирчу сто дублонов в качестве вознаграждения за разведку. «Неужели вы думаете, ваше превосходительство, что я рисковал жизнью и опозорил свое имя ради денег?.. Нет, нет, я не возьму у вас ни доллара, бедная Америка сама в них нуждается»3, — отвечает разведчик, отказываясь от денег.
— Купер-художник создает превосходный, почти аллегорический зрительный образ «горбатой тени» Бирча-разносчика, таскающего на плечах товары для продажи.
Безвестность — вот удел шпиона. Безвестность и презрение со стороны людей родной страны.
Во время «второй войны за независимость» между США и Англией (1812—1815) семидесятилетний Гарви Бирч — солдат США — был убит на линии огня. Роман заканчивается словами автора: «Он умер, как и жил, преданным сыном своей родины и мучеником за ее свободу».
Герой Купера, в отличие от европейского романтического героя, не философ, не поэт, не пресыщенный светской жизнью аристократ. Он простой человек; его душевный мир — целостный, не раздвоенный, хотя он и страдает. Одиночество и таинственная атмосфера вокруг него (его ночная жизнь) объясняются лишь его необычайной профессией.
Война за освобождение давала писателю-романтику множество ярких, необычных типов, ситуаций, ультрадраматических, трагических положений—Купер выхватывал их из гущи жизненных событии, все они реальны. Но отобраны рукой художника с определенной творческой задачей — возвысить подвиг человека, отдавшего родине все, что он имел — даже свое честное имя.
— царит любовь, дружба. Одинокий и остро страдавший от отчуждения людей Бирч, появляющийся в этом доме в качестве торговца-разносчика, еще четче проступает в своей «отверженности» на фоне благополучия семьи Уартонов.
Злоключения, которые автор обрушил на эту семью и ее друзей, свидетельствуют о прекрасном знании писателем законов построения авантюрного романа. Медлительный разворот событий, затем нарастающий по темпу каскад приключений и короткий спокойный финал говорят и о том, что Купер, как истый романтик, тяготеет к исключительному, неповторимому, придавая ему то лирический, то драматический, то смешной оттенок.
Купер насытил до предела эмоциональную атмосферу своего произведения, описав любовь во всех ее стадиях и различных формах, сопутствующую ей ревность, болезни, смерть, ярость битв, увечья, позор поражения, радость победы. И все это —в рассчитанной контрастности, в романтическом преувеличении и яркой, почти театральной картинности.
В этом бурном потоке чувств и событий Гарви Бирчу отведена главная роль. Обрисовка его характера ведется автором по принципу противопоставления: чем больше недоверия, осуждения и презрения выказывают Бирчу окружающие его люди, тем большее великодушие и благородство проявляет он по отношению к ним. Автор превращает его в доброго гения дома Уартонов. Проницательный, наблюдательный, ловкий разносчик товаров наделен таинственным всемогуществом. Он один успевает и за себя и за десяток других персонажей все решить, предвидеть, сделать, предупредить.
Примечательно, что Купер не счел нужным показывать самой шпионской деятельности Бирча (это придало бы роману совсем иную окраску). О ней можно судить лишь по результатам (Бирч знает все, что творится вокруг), да по тем способностям, которыми обладает разведчик. Так, он — талантливый актер: мастерски сыграл роль пьяной маркитантки, роль фанатика-пастора, когда спасал от петли молодого Уартона.
Образ самого Гарви Бирча не был бы столь выразительным, если бы патриотизму и беззаветному бескорыстию разведчика автор не противопоставил мрачного антипатриотического фона в обрисовке кровавых и низменных деяний «скиннеров» (skinners). Они так же достоверно историчны, как президент Георг Вашингтон, как Гарви Бирч. В эпоху великой борьбы скиннеры занимались бандитизмом, мародерством, ловко пользуясь безнаказанностью, порождаемой переменным успехом воюющих сторон. Действовали они на нейтральной полосе, грабя и убивая население, прикидываясь то сторонниками американских повстанцев, то «слугами короля».
По словам автора, это «ребята, чьи рты были полны словами о свободе и равенстве, чьи сердца переполнены алчностью и злобой». Следует заметить, что авторская характеристика скиннеров почти дословно возникнет лет через пятнадцать-семнадцать в публицистике Купера при описании «американского демократа» — дельца и демагога, с которым уже не так просто расправиться, как со скиннером, хотя их природа однокачественна.
«Шпион» — раннее произведение Купера, в нем автор лишь нащупывает свой художнический почерк. И хотя роман получился в целом удачным, в нем еще немало наивного и в некоторой мере подражательного. Любовные истории перегружены мелодраматизмом; преследования и погони растянуты; комические диалоги довольно искусственны и напоминают средневековые интермедии-вставки, мало связанные с основным повествованием. Купер еще не владеет уменьем передать психологическое состояние человека. Так, душевное волнение его героев выражено однообразно: они что-либо роняют из рук — мисс Пейтон чайные чашки и даже целый чайный сервиз (в зависимости от глубины переживания), мистер Уартон — трубку, мистер Гарпер (он же Вашингтон)—книгу, даже Бирч — воплощенная невозмутимость — пучки лент. Женские портреты в романе однолики (розы на щеках, глубокие синие глаза, «прелестная» ножка и т. д.) —Купера и позже будут упрекать в том, что женские фигуры у него стандартны.
Зато в пейзаже он уже здесь талантлив. Пейзаж у него образен, символичен, многоречив, всегда — американский; автор и в нем стремится быть патриотичным, не боясь вызвать улыбку читателя почти юношеской восторженностью. Роман начинается с яростной бури, ливня, пронизывающего осеннего холода — картина почти символическая, олицетворяющая ярость политической схватки, в атмосферу которой вводится читатель.
В его стилевой манере проступили и другие черты, ставшие позже для него характерными: уменье строить захватывающий сюжет, живость повествования, богатство фактического материала.
Главное же заключалось в том, что Купер впервые в американской литературе делает историю своего народа достоянием художника, создает исторический роман, в котором живет дух революционной борьбы времен войны за независимость.
Мировую литературу он обогащает еще одшяй видом авантюрного романа — романом о разведчике.
Война американцев за независимость казалась Куперу неисчерпаемой литературной темой. Он намерен был посвятить ей большой цикл романов — предполагалось тринадцать — и тем самым оправдать лестный титул «американского Вальтера Скотта», которым наградила его критика.
«Лайонеле Линкольне, или Осаде Бостона» (1825) Купер представил начальную стадию этой многолетней войны.
В новом произведении, так же как в «Шпионе», соблюден основной принцип построения исторического романа: Купер описывает битвы, решающие судьбу целой нации, и рассказывает историю титулованной англо-американской семьи из рода Линкольнов.
Сюжет, как всегда, у него очень сложен. Внезапная свадьба двух давно любящих друг друга молодых людей —- английского офицера Лайонела Линкольна и Сесилии Дайнвор — в глухой полуночный час, с таинственными знамениями во время венчания, внезапная смерть их явно преступной бабки миссис Лечмир, внезапное исчезновение счастливого жениха в первую брачную ночь, отчаяние и болезнь потрясенной молодой жены, — все это в бурную зимнюю ночь, с метелью, под зловещий вой бури, в голодном и холодном осажденном Бостоне, — такая концентрация романтических аксессуаров характерна для раннего творчества Купера.
Историческим событиям в романе автор придает неповторимо индивидуальную окраску: он показывает их через восприятие отдельных персонажей, усиливая тем самым эмоциональную насыщенность каждого эпизода.
Война за независимость изображена Купером как война народная, как война за социальную справедливость.
речах — кратких и страстных, в отваге и решимости, с которой они бросаются навстречу противнику, превосходящему их военной мощью. Американцы ни разу не представлены в романе в комическом или невыгодном свете; автор говорит о них лишь в патетическом серьезном тоне. Английские же офицеры по контрасту обрисованы сначала «самодовольно и нагло уверенными», позже ими овладевает «беспокойство и растерянность» и еще позже — «плохо скрытое желание обратиться в бегство».
Знаменитое сражение в июне 1775 г. у Банкер-Хилла под Бостоном подано Купером как театрализованное зрелище. Это относится вообще к стилевой манере Купера (в более поздних романах это качество проступит еще ярче): каждая глава представлена как отдельный акт сценического действия. Даже его любимый прием — предварять главы романа эпиграфами из Шекспира, Попа, Байрона, Вальтера Скотта и других поэтов — подобен вступлению актера перед еще не раздвинутым занавесом, способствуют театральной картинности и смысловой завершенности каждого акта — главы романа.
Партером и ярусами военного театра у Банкер-Хилла (метафорическое выражение «военный театр» здесь звучит почти буквально) являются два полуострова близ Бостона. Сюда высыпали тысячи людей, чтобы наблюдать за сражением, они усеяли холмы, с риском для жизни лепились на карнизах, куполах, церковных шпилях, мачтах, реях, «поглощенные зрелищем, позабыв обо всем» — пишет автор. Слово — «зрелище» Купер вкладывает в уста английского генерала Бергойна.
Сближение эпической повествовательной формы с чисто драматургической композицией можно было бы объяснить тем, что Фенимор Купер знал и обожал Шекспира, недаром среди эпиграфов к главам романов Купера чаще всего встречаются шекспировские строки.
Но объяснение этому литературному приему следует искать глубже — в характере эстетики романтиков и в уровне художественного мастерства романистов начала XIX в. Почти у всех американских романтиков, особенно у Фенимора Купера, Эдгара По и Германа Мелвилла, жизненные противоречия абстрагированно представлены в виде борьбы добра и зла (которые у них часто аналогичны борьбе прекрасного и безобразного). Драматические коллизии этой непрестанной борьбы требовали от писателя-романтика мобилизации наиболее эффектных художественных средств. Эпическая повествовательная литературная традиция нового времени несмотря на то, что жанр романа имел трехсотлетний возраст, не накопила необходимого арсенала художественных приемов драматического повествования. Это уменье придет лишь к литераторам-реалистам, впервые появится в романах Бальзака, Стендаля, Диккенса.
правда весьма наивного, ибо Купер чаще всего показывал явления извне, а не изнутри. Но о сценической (зрелищной) стороне своего повествования он заботился всегда и особенно тогда, когда намерен был усилить драматизм ситуации.
Такой подчеркнуто сценичной, нарочито театральной является в романе фигура загадочного восьмидесятилетнего незнакомца, которого позже автор называет Ральфом. Автор не дает ни одной индивидуальной черты, рисуя его портрет («белые пряди волос», «необыкновенное лицо»), но зато щедр на эпитеты «таинственный», «загадочный». Старик не говорит, а вещает, все, что он делает, производит «жуткое, почти сверхъестественное впечатление», появляется он всегда внезапно и исчезает неслышно, как бы растворяясь во мраке или в тумане, жесты у него грозно-патетичные («одна рука его была поднята вверх, как бы к небу, другая грозно указывала вниз, словно в разверстую у его ног могилу»), он имеет «тайную и необъяснимую» власть над людьми.
Но, странное дело, в душе читателя романтическое «нагнетание» таинственности и ужаса не вызывает ни малейшего отклика. Он ничего не знает о взаимоотношениях героев романа, автор эмоционально не подготовил читателя и не дал ему возможности сопереживать, оставил его холодным наблюдателем целого ряда «ужасных» сцен. Взяв от трагедии ее внешние признаки, автор где-то потерял ее живую душу. Нагромождение «страшных» деталей не восполняет потери. Так, в финале таинственный старик приводит ночью на кладбище, которое расположено в центре военного лагеря американцев, английского офицера, чтобы показать ему могилу его матери и раскрыть ужасную семейную тайну. Старик оказался отцом Лайонела Линкольна, проведшим 20 лет в сумасшедшем доме, куда его засадила честолюбивая и жестокая — теперь уже мертвая — миссис Лечмир. «Сцена на кладбище»— последний акт спектакля — завершает и распутывает сюжетные хитросплетения романиста, но эмоционально не обогащает читателя, ничего не добавляет и к бледным, плохо выписанным фигурам главных персонажей. Семейная трагедия с ее кровавыми преступлениями подана немотивированно.
Самым значительным в романе оказался исторический материал — батальные сцены, подготовка к ним, образ восставшего народа и его пламенная воля к победе. Хорош в романе также опальный Бостон после знаменитого «чаепития»4 — угрюмый, настороженный, как бы ощетинившийся город, оказавшийся мышеловкой для английских войск.
Замысел написать многотомную эпопею из времен войны за независимость остался неосуществленным.
Лишь спустя 15 лет Купер снова возвратится к историческому роману, но опишет более отдаленные века — легендарное время жизни Христофора Колумба. Подвиг Колумба и его соратников передан Купером в захватывающем авантюрном повествовании, когда одна смертельная опасность сменяется другой, каждый раз требуя от человека напряжения всех его физических и духовных сил.
Обогатив американскую национальную литературу историческим романом, Купер придал ему особый колорит— его исторические романы героичны. Такая окраска обусловлена философией и эстетикой американского романтизма в целом. Романтики США восстают против вульгарной философии стяжательства, против обесценивания духовного человеческого естества, против всепроникающего и растлевающего воздействия собственнического духа. Купер умел упорно и яростно сопротивляться общему тяготению к стяжательству; именно это и делало его жизнь сложной и полной непрестанной борьбы.
Философия истории Купера возвышалась над низменными идеалами современных ему буржуа. Народ с его преданностью родной земле определяет движение истории. Народ и нация — главная движущая историческая сила. Непреходящие ценности рождаются лишь усилиями людей пламенных, чистых, твердых, предельно бескорыстиых, готовых на полное самопожертвование во имя высокой идеи. Такие люди создают этику, поэзию жизни. Воззрения эти характеризовали всю литературную жизнь Фенимора Купера.
1. Нaney J. L. The Story of Our Literature. New York —Chicago—Boston, 1923, p. 66.
2. Трент В. и Эрскин Дж. Великие американские писатели. Спб., 1914, с. 28
3. Купер Д. Ф. Избр. соч. в 6-ти т., т 3. М., 1962, с. 796. В дальнейшем, цитируя по этому изданию, будем обозначать в тексте (без сноски) том — римской цифрой, страницу — арабской.
4. «Бостонское чаепитие» — начало активного сопротивления: три английских судна Ост-Индской компании были захвачены жителями Бостона, и груз чая стоимостью в 17 тысяч фунтов стерлингов выброшен в море. Английское правительство закрыло бостонский порт, запретило всякие собрания в городе и расквартировало по всему штату крупные соединения войск.