ВВЕДЕНИЕ
Американские романтики — создатели национальной литературы США. Это прежде всего отличает их от европейских собратьев.
В то время как в Европе начала XIX в. национальные литературы закрепили за собой качества, складывавшиеся в течение почти целого тысячелетия и ставшие их специфически национальными чертами, американская литература, так же как и нация, еще только определялись.
«Кто читает американские книги?» — вызывающе спрашивал в 1820 г. Сидней Смит со страниц «Эдинбургского обозрения». Это был тем более оскорбительный вопрос, что молодая заокеанская, . республика уже имела своих литераторов — просветителей ХУІІІ в.,. а в начале КІХ в. в литературу вошел Вашингтон Ирвинг и первым романом о себе заявил Фенимор Купер. Надменность, которая звучит в вопросе англичанина Смита, объясняется тем, что в Новом Свете не только в начале XIX в., но и позже, спустя несколько десятилетий, на книжном рынке господствовали, главным образом произведения английских писателей и литература, переведенная с других европейских языков.
Американская книга с трудом пробивала себе дорогу к отечественному читателю. Так, например, 500 экземпляре «Природы» Ральфа Эмерсона — книги, появившейся 1836 г., продавались до середины века. Готорн, издавши в 1837 г. «Дважды рассказанные истории», продал всего 600 экземпляров, хотя книга имела успех. Некоторые произведения Торо совсем не продавались. А Уолт Уитмен, не надеявшийся на успех в начале своего литературного пути, попросту сам рассылал первое издание «Листьев травы»1.
В начале XIX в. в Нью-Йорке существовали литературные клубы, но во вкусах царила английская литература и ориентация на европейскую культуру: американское в буржуазной среде считалось «вульгарным». Даже президент Джефферсон был, по его собственным словам, влюблен во Францию и ее культуру, хотя верил, что Америка взрастит свое искусство.
Внешняя политика правящих кругов молодой республики в этот период была направлена на расширение территорий. В 1803 г. у французов за бесценок купили богатейшую и обширнейшую Луизиану; в 1810 г.— захватили, вырвав из рук испанцев, Западную Флориду, и в 1819 г. купили у них всю Флориду за 5 млн. долларов; во время англо-американской войны 1812—1814 гг. американцы пытались высадиться на территории Канады, но потерпели поражение; в 1836 г., спровоцировав «восстание», отделили Техас от Мексики, а в 1845 г. конгресс, официально приняв Техас в состав США, тем самым способствовал возникновению войны с Мексикой (1846—1848),которая, по словам Уильяма 3. Фостера, из всех бандитских войн носила самый циничный и разорительный характер2. У Мексики отняли больше половины ее земель: были «присоединены» Нью-Мексико, Верхняя Калифорния и другие территории. «Разбой в Мексике» вызвал гневный протест в среде интеллигенции США (Генри Торо оказался в тюрьме: был осужден за «неповиновение» властям).
От прославления революционных достижений своей страны, отвоевавшей независимость, писатели и поэты США вынуждены были сразу же перейти к критике политики— внешней и внутренней. Они должны были создавать не только литературу, но и весь сложный этико-философский кодекс молодой нации — помогать ей сформироваться.
Как и европейские романтики, американские писатели этого направления выполняли миссию громадной исторической важности — расширяли границы познания мира человеком. Просветительского рационализма ХVIII в. было для этого явно недостаточно. Освободительная борьба американских колонистов в конце XVIII в., революционные потрясения, пережитые в XVIII столетии и в первой трети XIX в., весь ход общественно-политической жизни США того времени требовали более смелой поэтической фантазии, более высокой этики - такой, которая смогла бы объять и выразить грандиозность и трагизм переворотов, не только тех, что повлекли крах государственных систем, но и тех, что совершаются исподволь, но неотвратимо — изменений моральных критериев, эстетических идеалов, изменений нравов, обычаев — всей духовной жизни человека.
Социальной базой романтизма были те народно-революционные силы, которые отвоевали независимость, а теперь довершали разрушение старого колониального мира, столь характерного для страны, находившейся под властью Англии. «Лоза, из плодов которой выжимается вино романтизма, растет на простой, обычной земле»3,— пишет Паррингтон.
Романтики начали с неприятия утверждающегося нового правопорядка, с разочарования в политических результатах, которые дала буржуазная революция 1784 гг. Совершалась она руками простых людей (это с большим мастерством показал Купер в романе «Ocaда Бостона»), а плодами национальных побед воспользовались земельные спекулянты, торговцы, промышленники. «Америка неожиданно стала превращаться в новую страну, страну неслыханных дотоле возможностей»4,— утверждает Паррингтон. И добавляет, что все началось с «экономической романтики» — с буржуазного промышленного развития, освоения новых земель на Дальнем Западе.
Американский романтизм призван был отразить новые закономерности общественной жизни, складывающиеся нормы новых социальных установлений. Переход от колониального общественного уклада к национально независимому государству делал каждого американца безмерно гордым за свою родину. Рождался патриотизм и страстная, почти фанатическая вера в американскую демократию. Отшумевшая война за независимость набрасывала героические покровы на недавнее прошлое —это ли не благодатное поле для деятельности романиста! Англия потеряла не только половину своих владений на суше, но и превосходство на море: корабли со «звездами и полосами» бороздили теперь воды Атлантического океана у самых берегов Англии, американские писатели обязаны были немедленно восславить молодой американский флот, а образ моряка сделать возвышенным и героическим. В стране исчез целый класс английской аристократии, но остались эталоны аристократизма в сфере культуры, образе мышления, манерах, быте; формировался и становился «хозяином жизни» новый класс — буржуазия, господствовали ее новые — писанные и неписанные — законы и порядки, вызревали ранние разочарования. Мир казался взбаламученным, лишенным привычной стабильности, не укладывался в обычные рамки.
Все это требовало внимания писателя, социальных, эмоциональных, эстетических оценок, художественного переосмысления. И крайне необходим был новый герой — в полном смысле этого слова: существо идеальное, высоконравственное, страстное, обаятельное, свободное от общественных пороков — аскетически чистое, наивное и мудрое. На какой почве мог взрасти такой герой? В реальной жизни его не было, он обязательно должен был быть в какой-то мере абстракцией, мечтой о прекрасном, справедливом,истинном.
Из всего этого видно, что романтизм по сути творческих задач был философичен и социален; ему предстояло понять новый, противоречивый и запутанный мир — умирающий и заново рождавшийся, понять новые человеческие взаимоотношения, отказаться от устоявшегося и провозгласить новые критерии. Это было невероятно трудно. Романтики создают образы неукротимых героев-бунтарей, героев-правдоискателей, правдолюбцев, восстающих (не всегда сознательно) против буржуазной действительности.
Взволнованный лиризм повествования делает творчество романтиков индивидуалистически окрашенным. Лиризм становится свидетельством живого, страстного отношения к жизни, пламенной убежденности писателя в истинности защищаемых идей; он же говорит и об общественной тенденциозности романтической литературы, является отзвуком социальных потрясений — в нем все чувства и страсти, вызванные социальными разочарованиями и надеждами: горечь, негодование, ярость, ликование, печаль. И в то же время лиризм часто свидетельствует о незрелости суждений: эмоциональное мировосприятие опережает рассудочное познание мира.
Глазами индивидуума романтизм воспринимает объективный мир. Вырабатывается такой метод видения мира, когда человек как бы с вершины озирая мир, видит далеко, но не очень отчетливо. Историческая ограниченность мировоззрения мешает ему понять главное: что сама человеческая индивидуальность — при всей своей исключительности и неповторимости — порождена той же самой «низменной» действительностью. что лежит у подножия «вершины».
от реализма.
Романтический тип понимания действительности проистекал из определенного исторического этапа развития Европы и Америки в конце XVIII — начале ХІХ в. Именно поэтому романтизм является исторически конкретным литературным направлением, которое изживает себя тогда, когда исчезают и изменяются породившие его социально-исторические условия.
Для своего времени романтизм — наиболее действенный метод художественного освоения действительности; без него процесс эстетического развития наций был бы неполным.
Опыт прошедших полутора веков дает нам сейчас возможность видеть уязвимые, хотя и характерные, черты романтизма. Так, например, американские романтики, так же как и европейские, от жизни индивидуума шли сразу же к оценке жизни страны в целом, минуя такие звенья, как семья, общественные и государственные установления. Это тоже историческая черта — стремление к обобщению при минимальном опыте; с другой стороны—желание понять частное и общее в их единстве. Сказывалось это во многом — прежде всего в яростной обличительности творчества романтиков, в грандиозности символики, в наличии жанра утопии и сатирического памфлета.
У американских романтиков, так же как у европейских, не было единой идейной программы, которую они защищали бы в своих художественных произведениях. Наоборот, разнородность их позиций была очевидной: кроме клуба трансценденталистов (Ральф Эмерсон, Генри Торо, Теодор Паркер, Маргарет Фуллер, Джордж Рипли, Уильям Чаннинг и др.), который получил свое название от того, что члены его изучали немецкую идеалистическую философию — «трансцендентальный идеализм»5— и куда входили очень разные творческие индивидуальности, в США не было иных романтических групп, школ. Одинок был Вашингтон Ирвинг в своей англо-американской позиции («посредник» между Европой и Америкой), обособлён Натаниел Готорн в своей упорной борьбе с пуританством, трагическому остракизму был подвергнут Фенимор Купер, в полной литературной и общественной изоляции находился Эдгар По,при жизни из жизни был вычеркнут Герман Мелвилл.
Но всех названных писателей, в том числе и трансценденталистов, объединяет их антибуржуазность — протест против буржуазной морали, политики, буржуазных эстетических оценок нравов.
Американские романтики резко протестуют против гипертрофии делячества и циничного практицизма в жизни. Вашингтону Ирвингу принадлежит выражение: «Страна Всемогущего Доллара» (The Land of the Almighty Dollar), употребленное, конечно, не в положительном смысле. Протест романтиков носит эстетический, моральный, а иногда и социально-политический характер. Нередко политические проблемы становились содержанием художественных произведений (например, трилогия о земле у Фенимора Купера). Романтиков интересуют следствия опустошительной работы, произведенной доктриной «личного интереса»,подменившей доброе сердце человека.
Антибуржуазность романтиков выразилась еще и в том, что каждый из них стремился найти свой идеал вне буржуазной среды и вне буржуазного практицизма. Вашингтон Ирвинг искал идеальное в среде колонистов XVIII в. и создал поэтический (и иронический) образ патриархальной Америки. Фенимор Купер и Герман Мелвилл считали идеальной вольную жизнь нецивилизованных народов островов Тихого океана и индейцев, Эдгар По славил «магию ума» высокоинтеллектуальных людей. Эти противопоставления и экзотичность входили в романтический метод как резкая антитеза к отвергаемому буржуазному общественному укладу.
Острота реальных противоречий определяет этический и эстетический идеал романтиков; отграничиваются и абстрагируются «прекрасное» и «безобразное», «доброе» и «злое»; между ними исчезают средостения и нюансы. Положительное возвышается, отрицательное сгущается.
Именно поэтому в их творческом методе контрасты занимают немалое место, обнаруживается тяготение к исключительному и неповторимому (идеальному).
В арсенал художественных средств вводится резко очерченный драматический конфликт с таинственностью и «роковой» случайностью; при любой тональности сюжет получает налёт авантюрности, интрига бывает запутанной — с внезапными поворотами и перипетиями в судьбах героев, с бесчисленными препятствиями на их пути; события развиваются динамически, достигая часто «бешеного» темпа к концу произведения; финал почти всегда внезапный, хотя и «роковым» образом предрешенный.
Романтический язык — эмоционально-напевный — воздействует самим звучанием, вызывает лирические, возвышенные ассоциации. «Эмоциональное нагнетание», о котором так много заботился Эдгар По, с помощью лирических восклицаний, вопросов, повторов отдельных звуков, слов и выражений сгущает впечатление, делает его неотразимым, притягивает внимание читателя.
Идеи защиты национальной самобытности, идеи народности типичны для американских романтиков. Подняв знамя борьбы за независимость американской литературы от европейской, особенно английской, и фактически оказавшись создателями национальной литературы своей родины, они сделали ее историком по отношению к прошлому и судьей по отношению к настоящему. Эти функции будут унаследованы литературой позднейших десятилетий —критическим реализмом.
Общественная мысль США в 30—40-х годах XIX в. стояла уже на столь высоком уровне, что лучшие люди того времени ставили вопрос о замене частнособственнической общественной формации. Не случайно в США оказалось множество последователей европейских социалистов-утопистов — Роберта Оуэна, Фурье, Сен-Симона. Оуэн избрал Америку для своих общественных экспериментов и создал здесь ряд колоний, которые просуществовали почти целое десятилетие, одной из них он дал многообещающее название «Новая Гармония». Крупнейшая газета страны «New York Tribune» в 40-х годах активно пропагандировала идеи фурьеризма (именно в этой газете спустя 20 лет будет печатать свои статьи Карл Маркс) и способствовала тому, что в США появилось сорок утопических колоний,
«фалангу» на манер общин Фурье и назвала это содружество «Брук фарм». Натаниел Готорн, искавший романтических откровений и новых форм жизни, войдя в число членов этого содружества, через год убедился, что «лоно природы», способствующее философическим поискам, требует физического труда, а тяжкий физический труд изнуряет настолько, что для творческой активности не остается никаких сил. Готорн ушел из «Брук фарм», но община просуществовала шесть лет.
Лучшие писатели Америки — от Фенимора Купера до Марка Твена — никогда не расставались с наивной мыслью оздоровить, исправить, улучшить американское общество, верили в силу убеждения, гласность, в художественное слово. В этом отношении американские романтики так же, как и позднейшие реалисты, являются прямыми наследниками просветителей XVIII в. Все они — «учители жизни», наставники. Дидактизм различной формы и окраски чувствуется в творчестве Ирвинга, Купера, Готорна, Уиттьера, Лонгфелло, даже Марка Твена. Однако следует оговориться, что это была высокая дидактика, в основе которой лежало стремление найти и указать миру более высокую, более прогрессивную форму социальной жизни.
Интеллектуализм художественной литературы, создаваемой американскими романтиками, начинался с того, что они задались вопросом, который окажется «твердым орешком» и для последующего поколения писателей-реалистов: в чем смысл человеческой активности, куда должна быть направлена воля, ум, большие страсти человека? Каковы права личности и ее обязанности перед обществом? Эти вопросы, углубляясь и усложняясь, заполнят собой весь мировой роман второй половины XIX в., станут достоянием реалистической литературы. Но впервые в США они возникнут в романтических произведениях, у таких писателей, как Купер, Готорн, Мелвилл.
Все изложенное свидетельствует о том, сколь сложным было творчество зачинателей американской литературы, сколь широким был диапазон их общественно-литературных интересов. Американские буржуазные литературоведы пытаются сузить круг проблем, которыми занимались американские романтики. Из романтизма изгоняется его конкретное социальное и историко-литературное содержание. К романтизму они причисляют всех писателей от Ирвинга до Уитмена, а в понятие «романтизм» включают богоискательство и богостроительство и тем самым вносят путаницу и в терминологию, и в то, что считать объектом исследования.
В начале XX в., когда в литературоведении США еще не употреблялся термин «романтизм» в применении к американской литературе, Джон Мейси, несмотря на свои антибуржуазные воззрения, весьма низко оценил историко-литературное значение наследия американских романтиков.6
«манящий голос революционной России»7, восторженно воспринял творчество Торо, увидел ценность и социальную значимость романтической литературы в ее тесной связи с жизнью.
Это было началом борьбы научных мнений вокруг проблемы романтизма. Бopьба эта не утихает и по сегодняшний день. Современная критика США редко оценивает по заслугам деятельность романтиков прошлого века, чаще всего принижает их значение и искаженно представляет их творчество. Так, Ральф Эмерсон объявлен предшественником экзистенциализма. Фенимор Купер—романист и публицист—представлен в книге Дональда Ринджа как поборник христианской морали8
Наибольшие споры вызывает генезис романтического искусства и степень его близости к реальной жизни. Еще в 30-х годах нашего века видный американский историк литературы Вернон Луис Паррингтон расценил романтизм как европейское течение, занесенное в США, хотя и не отказал ему в национальной окраске. В 40-х годах появились исследования Ван Вик Брукса. В своих книгах: «Мир Вашингтона Ирвинга», «Времена Мелвилла и Уитмена» и других В. В. Брукс, занимавший до того крайне левые позиции, сгладил все «острые углы» в творчестве романтиков, преуменьшив их антибуржуазность и их историко-литературное значение, старательно подчеркнул отдаленность Эдгара По и Готорна от современной им жизни. Спустя несколько лет фрейдист и основоположник мифологической школы в США Ричард Чейс в книге о Мелвилле полностью лишил творчество писателя-бунтаря присущего ему социального пафоса.9 В статьях Г. Е. Смита, Р. Хертца, появившихся в 50-х годах, романтикам приписываются даже охранительные и апологетические функции по отношению к буржуазному правопорядку.
На модернистский лад (внеисторичность, пессимизм, сверхиндивидуализм) представлена деятельность Купера и других романтиков в книге Мариуса Бьюли.10 Модернист А. Н. Каул также лишает произведения Купера, Готорна и Мелвилла национального колорита и социальноисторического содержания.11
Норман Форстер — профессор Индианского университета — под романтизмом подразумевает «романтический идеализм», который обычно характеризуется «единством между внешним миром и человеческим духом»12; подчеркивает «индивидуалистическую реакцию как результат романтического движения»; пишет, что романтики верили не разуму, в отличие от «рационалистических индивидуалистов» — Франклина и Джефферсона, —а «инстинктам сердца»; «чувства и воображение» оказывались главными.13 Торо, вместе с другими трансценленталистами изучавший немецкую идеалистическую философию, внес в нее существенные материалистические поправки. В основе его натурфилософии лежит материалистическое мировосприятие. Эдгар По, которого американские критики любят называть мистиком, является одним из рационалистических писателей XIX в. И, конечно же, никто из них не мог похвастаться «единством между внешним миром и человеческим духом»—такой гармонии нет ни у самих писателей с окружающим их обществом, ни у их литературных героев —непокорных вольнолюбцев.
Профессор Форстер представляет романтиков как бездумных, сентиментальных мечтателей-идеалистов. Видимо, ему важно подальше упрятать от читателя самое существенное в американском романтизме—его бунтарский дух и высокую гражданственность.
Антимарксистам —фрейдистам в литературоведении, «новым критикам» с их формализмом и сексуальными изысками в сфере литературы, структуралистам и экзистенциалистам, вытравляющим из литературы социальное содержание, — противопоставлена в США небольшая группа прогрессивных критиков-марксистов — Герберт Аптекер, Сидни Финкелстайн, Ф. Фонер, Дж. Лоусон, Дж. Норт, профессор Г. Лерой. К ним примыкают исследователи, не считающие себя марксистами, но объективно стоящие на прогрессивных позициях в оценке творчества американских романтиков. Таков Фрэнсис О. Маттисен, погибший во времена маккартизма. В своей книге «Американекий ренессанс», появившейся в начале 40-х годов, Маттисен тщательно анализирует творчество романтиков первой половины XIX в.; не принимая оценок формалистов, он указывает на тесную связь их творчества с реальной жизнью, на то, что романтики способствовали рождению национальной литературы.
Против антиисторического толкования роли романтиков, против отрицания их национального своеобразия экзистенциалистами выступил Сидни Финкелстайн14
Исследования советских историков американской литературы (А. А, Елистратовой, А. Н. Николюкина, Ю. В. Ковалева) доказывают, что все романтики, включая трансценденталистов Ральфа Эмерсона и Генри Торо, не только ратовали за создание национальной литературы, но и многое сделали для ее роста. Начиная с предромантизма — с деятельности Филиппа Френо, Вильяма Брайента, Чарлза Брокдена Брауна, — проблему национального своеобразия литературы каждый из романтиков считает первостепенной, В публицистике и в искусстве они являются воинствующими поборниками литературы, связанной с жизнью их родины.
— больше полустолетия и, естественно, писатели этого направления, подчиняясь общественным закономерностям, проходили определенные этапы развития, обусловленного историческим движением страны. От первых десятилетий после образования республики до конца Гражданской войны между Севером и Югом и последующего десятилетия, — таковы границы этого времени.
На всех этапах развития для американского романтизма характерна тесная связь с общественно-политической жизнью страны. Именно это делает романтическую литературу специфически американской по содержанию и форме.
От Филиппа Френо до Германа Мелвилла —от предромантизма до позднего романтизма — это литературное направление являлось идеологической школой, руководило умами и сердцами во времена национальной революции XVIII в., способствовало росту аболиционистского движения в 30—50-х годах XIX в., подготовляло Гражданскую войну 1861 —1865 гг.
Сознание многих американцев той поры шло по сложному и тернистому пути постепенной утраты общественно-политических иллюзий и нарастающего разочарования в буржуазной демократии. Литература являлась зерка-. лом этого процесса.
Примечательно, что у ранних романтиков — Ирвинга Купера — нет героев с надломленной психикой, столь характерных для европейского романтизма. Литературные герои Ирвинга и Купера не ведают разочарований, внутреннего раздвоения, внутреннего конфликта. Их душевный мир целостен, они всегда знают, чего хотят, за что стоят или против чего борются; не потому, что сама жизнь не была сложной, а потому, что такой была еще живая для литературы просветительская традиция, рационалистически спрямлявшая отражение реальности в художественной литературе, был жив в сердцах писателей (и их литературных героев) оптимизм, рожденный революционным временем борьбы за независимость. Выступая против «искажений» общественно-политической системы, эти писатели продолжали верить в ее принципы. Ирвинга смолоду, а Купера в течение всей жизни характеризует бурная общественная активность; Купер — «кипит в огне политических страстей».
Ирвинга и Купера). Эдгар По интересуется научными достижениями своего времени, современной ему философией и литературой, ненавидит «торгашеский мир», но от политики далек. Неприятие «испорченного века» порождает в его творчестве тему одиночества; человек у него противопоставлен не только «толпе стяжателей и пошляков», но вынужден бороться и с «темными силами» собственной психики. В его поэзии возникают темы скорби, тоски, страдания. Эдгар По не приемлет ни норм буржуазной жизни, ни догм буржуазного общества. Его произведения выдержаны в скорбных и мрачных тонах.
Готорн и Мелвилл, вступившие в литературу за восемь— десять лет до смерти Эдгара По, завершают ряд поздних романтиков и историческую эволюцию этого литературного направления в США. Ими не только утеряна вера в справедливость общественно-политической системы,— у них возникла ненависть к ней (например, с этим чувством Готорн говорит о государственной эмблеме США в начале романа «Алая буква»).
Вследствие этого как противовес в их творчестве появляется мотив «обновления человечества», идут поиски «чистой», примитивной жизни — у Готорна увлечение учением социалистов-утопистов, у Мелвилла — экзотикой жизни обитателей далеких Маркизских островов. У обоих писателей господствует тема моральной развращенности общества (стяжательство, предательство, ханжество, разврат), реальный мир наполнен непримиримыми противоречиями; литературные герои ведут в этом мире безуспешные поиски правды, бывают охвачены мстительным бунтарством, но почти всегда подчинены мрачной безысходности своих судеб (особенно у Мелвилла).
Значительный по времени и результатам период развития романтизма имел важное значение для всей последующей литературы США. Нет ни одного большого писателя-реалиста, который не отдал бы дань романтической эстетике.
Несомненно, следует разграничивать романтизм как литературное направление в его конкретно-исторических рамках и романтизацию как литературный прием, присутствующий, собственно говоря, у любого поэта и писателя с богатой фантазией. Но, с другой стороны, нужно помнить и об историко-литературной преемственности.
К романтической патетике прибегал Уолт Уитмен, когда воспевал человека. Марк Твен, написавший задорную статью «Литературные преступления Фенимора Купера», изобразивший стиль Купера как нечто архаическое, а его время как «эпоху непомерной чувствительности, громких вздохов и пышных слов»,— тем не менее расцветил романтическими красками Дальний Запад в «Закаленных», романтически приподнял народный юмор, представив его явлением неповторимо-уникальным, неисчерпаемо богатым, невиданным и превосходящим все, что есть в Европе.
Отблески романтизма лежат на лучших произведениях Марка Твена. В романах «Приключения Тома Сойера», «Приключения Гекльберри Финна», «Принц и нищий» и «Янки при дворе короля Артура» в полной мере проявилась антибуржуазность Марка Твена и получила образное выражение мечта о свободе и социальной справедливости.
Брет Гарт, высмеявший пенталогию Купера о Кожаном Чулке в своих пародийных «Сжатых романах», создал, однако, в прославленных «Калифорнийских рассказах» романтический образ американских «отверженных»—нашел «чистое золото человеческих сердец» в горняцких хижинах, противопоставил своих героев респектабельному буржуазному обществу.
Герои северных рассказов Джека Лондона сродни лонгфелловскому Гайавате и полуфантастическим героям Мелвилла из романа «Моби Дик».
Следы романтических традиций ощутимы в творчестве Хемингуэя, молодого Стейнбека, Фолкнера, в новеллистике Керуака, в романах Сэлинджера. Чаще всего это связано с антибуржуазностью писателя, сказывается в стремлении противопоставить буржуазной эстетике и этике какие-то оазисы «неиспорченной» жизни. Однако современных литераторов США привлекает в романтическом наследии не бунтарство, а пассивная форма неприятия окружающего общества. И тогда содержанием произведения становится «романтическое бегство» в мир инфантильности, в иллюзорное «никуда», в мир безумия, религиозного фанатизма, сексуальной извращенности. «Романтическая традиция» порою приобретает вид, цвет и запах оголтелого реакционного модернизма и превращается в антипода романтизма XIX в.
ценности.
Примечания.
1. Matthiessen F. О. American Renaissance. Art and Expression in the Age of Emerson and Whitman. N. Y., 1941, p. X.
2. Фостер У. 3. Очерк политической истории Америки. М., 1955, с. 265.
3. Паррингтон В. Л. Основные течения американской мысли, т. 2. М., 1962, с. 8.
5. «Трансцендентальный идеализм» — так Иммануил Кант определял свое учение. Трансцендентальный — недоступный познанию, находящийся за пределами опыта.
6. см.: Масу John. The Spirit of American Literature. N. Y. 1913.
7. Borne R. The History of a Literary Radical and the other Papers. N. Y., 1956, p. 42.
8. Ringe Donald A. James Fenimore Cooper. N. Y., 1962.
10. Bewle y Marius. The Essentric Design. L., 1959.
11. Kaul A. N. The American Vision. New Haven, 1963.
12. Foerster Norman. Image of America. Notre Dame, Indiana, 1962, p. 111.
13. Tам же, р. 63.