"Мартин Иден"
В 1906 году Джек Лондон и его жена Чармиан решили отправиться в кругосветное путешествие. Как выразился писатель, "вино приключений ударило нам в голову"*. Оставив заботы о хозяйственных делах на недавно приобретенном ранчо поблизости от Сан-Франциско, где он собирался строить дом, насадить виноградник и огород, Лондон принялся за подготовку к экспедиции. Началось строительство небольшого судна - яхты "Снарк". "Мы назвали его "Снарком" просто потому, - писал Лондон, - что никакое другое сочетание звуков нам не нравилось, - говорю для тех, кто будет искать в этом названии какой-то скрытый смысл"**.
* (Д. Лондон, Путешествие на "Снарке". М., 1958, стр. 4.)
** (Там же, стр. 4.)
После длительных сборов, во время которых яхту приходилось неоднократно доделывать, весной 1907 года "Снарк" отправился в плавание. Лондон не имел определенного маршрута путешествия. Предполагалось, что "Снарк" посетит Гавайские острова, Новую Зеландию, Австралию, Борнео и Суматру, а затем отправится в Японию. За Японией должна была наступить очередь Кореи, Китая, Индии. После этого путешественники собирались направиться в Средиземное море. Однако обстоятельства сложились таким образом, что из намеченного обширного плана путешествия удалось осуществить лишь небольшую часть.
Как только "Снарк" попал в район Тихоокеанских островов, резкая смена климата тяжело отразилась на здоровье писателя: у него началась злокачественная кожная болезнь. Напрасны были его попытки побороть заболевание не прекращая плавания: болезнь прогрессировала. Пришлось сделать вынужденную остановку в Австралии, где Лондон несколько месяцев пролежал в госпитале, но так как здоровье его не улучшалось, было принято решение прервать путешествие. Летом 1909 года Лондоны возвратились в Калифорнию.
За время путешествия на "Снарке" писатель познакомился с жизнью и бытом Тихоокеанских островов, с их обитателями. На Гавайских островах он увлекался катанием на досках во время прибоя* посетил колонию прокаженных Молокаи, поднимался на вулкан Халеакала.
* (См: "Путешествие на "Снарке", гл. "Спорт богов и героев".)
Следующая остановка была сделана на Маркизских островах. Хорошо знакомый с книгой Мелвилла "Тайпи", Лондон не мог не отметить те огромные изменения, которые произошли за это время в жизни туземцев*.
* (Мелвилл побывал на Маркизских островах в 40-годах XIX века.)
"Маркизские острова вымирают, - пишет он. - Жизнь здесь слабеет, чахнет, исчезает"*.
* (Д. Лондон, Путешествие на "Снарке", М., 1958, стр. 115.)
Там, где Мелвилл видел многочисленные деревни и обработанную землю, ныне царила безлюдная, заглохшая тропическая пустыня. "Долина Тайпи стала жилищем смерти, и оставшаяся горсточка ее обитателей испускала последние слабые вздохи в мучительном угасании вымирающего племени"*.
* (Там же, стр. 119.)
Трагедия, переживаемая обитателями Маркизских островов, обычна для многих колониальных стран. Тайпийцы были раньше физически прекрасны, они были здоровыми людьми. Воздух, каким они дышали, не содержал никаких бацилл и микробов. Но когда на Маркизских островах появились белые колонизаторы, они привезли с собой чахотку, элефантиазис, проказу. Болезни нашли благодатную почву на новом месте, где с ними не велось никакой борьбы. И как следствие этого началось вымирание местных жителей. Путешественники покидали Маркизские острова в мрачном настроении. Их провожал прерывистый кашель вымирающих островитян.
Прибыв на Таити, Лондон встретился там со знакомым по Калифорнии Эрнстом Дарлингом. Дарлинг еще раньше возбуждал у него интерес своим стремлением жить на лоне природы. На Таити Дарлинг поселился после того, как в ряде мест его неоднократно арестовывали и отправляли на испытание в психиатрическую больницу, так как его образ жизни не походил на образ жизни "нормальных" людей.
В глазах Джека Лондона Дарлинг олицетворял собой идеал естественного человека. Это важно подчеркнуть потому, что с течением времени писатель все чаще обращался к этому идеалу, надеясь найти в нем выход из жизненных противоречий.
После Таити путешественники побывали на островах Самоа, Фиджи и, наконец, достигли Соломоновых островов. Здесь тропическая кожная болезнь настолько изуродовала руки и ноги писателя, что дальше продолжать путешествие оказалось невозможным. Врачи в Австралии, куда он отправился лечиться, нашли, что болезнь не заразного происхождения. Но так как она не излечивалась, Лондон решил ехать домой. По возвращении в Калифорнию так досаждавшее ему таинственное заболевание действительно прошло само собой.
Путешествие по Тихому океану дало Лондону множество ярких впечатлений, познакомило его со специфическими условиями жизни Тихоокеанских островов. Из наблюдений, сделанных во время плавания, он черпал позднее материал для многих своих книг.
Приученный к строгому систематическому труду, писатель и во время путешествия не бросал литературной работы. В трудных условиях морской жизни он начал работать над одним из крупнейших своих произведений- над романом "Мартин Иден". С сентября 1908 по сентябрь 1909 года "Мартин Иден" печатался частями в журнале "Пасифик мансли", а в сентябре 1909 года вышел отдельной книгой.
* * *
"Мартин Иден" создавался в иных исторических условиях, нежели "Железная пята". Поражение русской революции 1905 года было тяжелым ударом для международного рабочего движения. В капиталистических странах подняли голову силы реакции, начались жестокие гонения на рабочих. Реформистские и оппортунистические лидеры стали открыто переходить на сторону буржуазии.
В американском социалистическом движении, как и прежде, продолжало отсутствовать единство действий. Наряду с социалистической партией существовала социалистическая рабочая партия, проводившая сектантскую политику. Усилились разногласия и внутри самой социалистической партии. В борьбе против левого крыла, среди руководителей которого находились такие преданные рабочему классу люди, как Билл Хейвуд и Уильям Фостер, объединились центристы и представители правого крыла. Правоцентристское руководство, отвергая революционные методы борьбы и делая упор на избирательные кампании, вносило в партию дух разложения и оппортунизма.
В американском профессиональном движении ведущую роль продолжала играть Американская федерация труда, возглавляемая оппортунистом и соглашателем Сэмюэлом Гомперсом, предательская реакционная роль которого была раскрыта В. И. Лениным, "... таких людей, как г. Легин в Германии и г. Гомперс в США, - писал В. И. Ленин, - мы считаем буржуями и их политику - не социалистической политикой, а националистической буржуазной политикой. Г. г. Легин, Гомперс и подобные им люди не являются представителями рабочего класса: они представляют лишь аристократию и бюрократию рабочего класса"*.
* (В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 27 стр. 73.)
Созданный в противовес АФТ союз "Индустриальных рабочих мира" (ИРМ) раздирался внутренними противоречиями. В нем шла борьба между сторонниками Де Леона, синдикалистами и правыми социалистами. Она закончилась победой анархосиндикалистов (1908), выступавших против всякого политического действия. Массовой рабочей организацией союзу ИРМ стать не удалось, хотя он и руководил рядом героических забастовок.
Поражение русской революции 1905 года породило у некоторой части интеллигенции упаднические настроения, неверие в силы рабочего класса. В эти годы усиливается деятельность буржуазных идеологов, пытающихся "теоретически" обосновать ненужность, ошибочность революционных действий.
В Европе и Америке возникают модные теории о бесполезности классовой борьбы, так как развитие общества якобы является не чем иным, как бессмысленным круговоротом, утомительным повторением похожих одна на другую цивилизаций, из которых каждая последующая не лучше предыдущей, то якобы поступательное движение отсутствует в истории человечества. Не условия материальной жизни общества определяют ход истории, а какие-то неизменные фатальные законы. Люди - не творцы истории. Они лишь жалкие песчинки в вечном круговороте вселенной. Их человеческая природа раз и навсегда предопределена биологически. А если так, то эта природа неизменно будет воспроизводиться во всяком вновь возникающем обществе, и поэтому бессмысленны попытки улучшать человека или изменить судьбы человечества. Они не дадут никаких результатов. Многие буржуазные ревизионисты, идеалистически истолковывая достижения естественных наук, вели наступление на марксистскую философию. Они доказывали, что материя "исчезла" и поэтому материализм устарел, что необходимо соединить марксизм с религией.
Наступление реакции на идеологическом фронте преследовало цель отравить сознание народных масс, отвлечь их от революционной борьбы. Проповедь поповщины и мистики, воспевание пессимизма и упадочничества должны были обречь народ на покорность и бездействие.
И хотя реакция получила сокрушительный отпор со стороны В. И. Ленина, защитившего теоретические основы марксизма в своем труде "Материализм и эмпириокритицизм", часть передовой европейской и американской интеллигенции испытала ее влияние.
После поражения революции 1905 года наблюдается сдвиг в мировоззрении Анатоля Франса, писатель отходит от рабочего движения и становится сторонником идеи круговорота истории.
Герберт Уэллс в Англии, отвергая революционные пути преобразования общества, выдвигает принцип эволюции, высказывается за проведение отдельных частных реформ.
В те годы ещё был жив Марк Твен. Веселый юморист в прошлом, он утрачивает былой оптимизм и превращается в горького скептика.
Эптон Синклер после "Джунглей" пишет романы, в которых обличает паразитизм, моральное разложение представителей денежной аристократии. Его книги "Столица" (1907) и "Менялы" (1908) содержали большой фактический материал, но не отличались высокой художественностью. За ними последовали "Сэмюэль-искатель" (1910), "Испытание любви" (1911), "Сильвия" (1913), "Замужество Сильвии" (1914). Как и два предшествующих произведения, новые романы наряду с критикой буржуазного общества содержали иллюзорные представления о свободе и справедливости, были заполнены объяснениями социализма как новой современной религии. Слишком прямолинейные, лишенные больших художественных образов и обобщений, они не могли претендовать на роль значительных произведений литературы.
Теодор Драйзер, вынужденный после враждебного приема "Сестры Керри" замолчать на целое десятилетие, пишет в этот период "Дженни Герхардт" (1911), "Финансиста" (1912), "Титана" (1913) и "Гения" (1915). В них он развертывает широкую картину американской действительности, убедительно показывает, что социальный строй, основанный на власти денег, глубоко враждебен человеку, его стремлению к счастью, что он коверкает, ломает человеческие жизни.
Но вместе с тем в "Финансисте", "Титане" и "Гении" Драйзер часто исходит из биологической философии жизни, распространяет законы природы на человеческое общество. Биологизм особенно заметен в "Гении", в котором больше, чем в других романах, отразились натуралистические увлечения Драйзера.
После 1905 года намечается сдвиг и в мировоззрении Джека Лондона.
Крушение революции, идеи которой соответствовали его представлениям о переустройстве общества, общий спад рабочего движения, последовавший за этим, рост реформизма и оппортунизма в западноевропейских странах и в США - все это было для него тяжелым ударом. У Лондона усиливаются настроения скептицизма и неверия в возможность лучшего будущего. Продолжая критику и разоблачение капиталистического общества, он уже не видит тех положительных сил, которые можно было бы противопоставить ему.
В таких условиях он начинает работу над "Мартином Иденом".
"Мартин Иден" по своей сущности роман антибуржуазный. В нем писатель как бы подводит итог своим мыслям и наблюдениям о буржуазном обществе и выносит ему окончательный обвинительный приговор. С огромной художественной силой в романе показано, что американская буржуазия невежественна, вульгарна, реакционна, что она губит таланты, опошляет лучшие человеческие чувства, все переводит на язык денег.
Олицетворением буржуазной среды выступает в романе семья Морзов. Мистер Морз - преуспевающий делец, глава юридической конторы - считает себя очень умным и образованным человеком, но на самом деле он не знает самых элементарных научных истин. Мистер Морз чрезвычайно самоуверен, полон чувства собственной значимости, он питает презрение к людям, которые не умеют зарабатывать деньги. Мартин Иден для него презренный плебей, человек, зараженный опасными мыслями, "социалист". Он ни в коей мере не удовлетворяет тем требованиям, которые Морз предъявляет к будущему мужу своей дочери. Поэтому Морз отказывает Идену от дома и расстраивает его помолвку с Руфью. Подстать Морзу и его жена - практичная и расчетливая женщина. Когда Руфь говорит ей о своей любви к Идену, миссис Морз отвечает, что он ей не пара. "Мы не хотим влиять на твой выбор, - лицемерно заявляет она, - но ты наша дочь, и мы не можем спокойно позволить тебе выйти замуж за такого человека. Ничем, кроме грубости и невоспитанности, он не может ответить на всю твою нежность и деликатность... Он не может даже обеспечить тебя. Мы не гонимся за богатством, но комфорт и известное благосостояние муж обязан дать жене; и наша дочь должна выйти замуж за человека с будущим, а не за нищего авантюриста, матроса, ковбоя, контрабандиста и бог знает кого еще"*.
* (Д. Лондон, Избранное, М., 1961, стр. 296.)
тому, сколько они имеют на чековой книжке. Отсюда такой резкий перелом в их отношении к Идену, когда он становится знаменитым писателем. Морзы, Блоунт и другие наперебой заискивают перед ним, ибо у Идена появились слава и деньги.
В соответствии с этим буржуазным моральным кодексом воспитана и дочь Морзов Руфь. "По натуре она была консервативна, - отмечает писатель, - а полученное воспитание уже приспособило ее к образу жизни и мыслей той среды, в которой она родилась и развивалась".
Говоря о Руфи, американские критики обычно указывают, что прообразом для нее послужила Мэйбл Эпплегарт, девушка из буржуазной семьи, с которой Лондон познакомился еще до поездки на Север*. Не возражая против этого, мы хотим подчеркнуть, что образ Руфи Морз представляет главный интерес в связи с тем обществом, которое сформировало ее как человека, с той средой, чьи идеи она выражает.
* (Вот, например, что пишет Шеннон Гарет в своей книге "Jack London" (NG" 1944): "Первая серьезная любовь у Джека была к Мэйбл Эпплегарт, но, чтобы содержать Мэйбл, нужны были деньги, которых у Джека не было. Возвратившись из Клондайка, Лондон читал ей свои рассказы, которые она находила "грубыми" (стр. 80).)
Руфь занимает очень большое место в романе, образ ее раскрывается полно и глубоко. Для Руфи, как и для всей семьи Морзов, Иден сначала только "интересный дикарь". В нем она видит нечто экзотическое, дикое, сильное. Ей нравятся его сила, здоровье, энергия, но отталкивают мозолистые руки, пугает грубость его. Не веря вначале в возможность полюбить Идена, Руфь постепенно влюбляется в него. Впервые она сознает это во время прогулки по морю: у Руфи появляется желание прислониться к Мартину, найти в нем опору.
Несмотря на университетское образование, несмотря на звание бакалавра искусств, Руфь интеллектуально ниже Идена, ограниченнее его.
"... сама она была чужда всякой оригинальности мысли, всякого творческого порыва, - пишет Лондон, - и могла лишь повторять то, что заучила с чужих слов"*.
* (Д. Лондон, Сочинения в семи томах, т. 5, М., 1955, стр. 495. Далее в этой главе цитаты по указанному изданию будут даваться в тексте в скобках (первая цифра - том, вторая - страница Ред).)
Руфь не в состоянии понять и оценить талантливость и самобытность Мартина Идена. "Его мысли были недоступны ей, хотя она и была бакалавром искусств. Она не понимала их и свое непонимание приписывала его неумению выражаться (5, 372).
Если Иден раскрывает свою душу перед Руфью, делится с ней самыми сокровенными желаниями, то Руфь ведет себя иначе. Она скрывает от него свои мысли, притворяется, лицемерит.
"... Она не была с ним откровенна, - пишет Лондон, - и не знала, сможет ли быть откровенной и впоследствии" (5, 373).
Ее цель заключается в том, чтобы переделать Идена по образу и подобию своего отца и мистера Бэтлера, которые кажутся ей совершенством. Руфь не верит в литературный талант Идена, в возможность того, что он станет писателем.
- "Вы в меня больше не верите?" - спрашивает ее Иден.
- "Не в вас... В ваше сочинительство, - отвечает Руфь. -... Я не думаю, что вы можете стать писателем" (5, 499-500).
Не понимая Идена, не разбираясь в его политических воззрениях, Руфь, как и ее отец, мистер Морз, считает Идена радикалом, чьи взгляды кажутся ей подозрительными.
"Вам тоже мои взгляды кажутся чересчур радикальными?" - обращается к ней Иден.
"Мне они кажутся... сомнительными", - отвечает Руфь.
Руфь оказывает вредное влияние на Идена. Она старается привить ему свои узкие, мещанские взгляды на жизнь, она осуждает его мятежные мысли. Мещанская сущность Руфи наиболее полно выявляется в тот момент, когда Идена начинают травить в буржуазной печати как "социалиста". Она бросает его. Эгоистический расчет, приверженность к мещанским традициям оказываются для нее сильнее любви.
"Вы слишком привыкли к разгульной и беспорядочной жизни, - пишет Руфь Идену. - Папа и мама оказались правы: мы не подходим друг к другу" (5, 561-562).
Бросив Идена в тяжелое для него время, Руфь возвращается к нему, когда он становится богат и знаменит.
"Никто не знает, что я здесь" (5, 609), - говорит она ему.
"Она солгала, - сказал он вслух. - Она хотела уверить меня, что поступила решительно и смело, а между тем ее брат все время ожидал ее, чтобы отвести обратно домой" (5, 617).
В романе неоднократно подчеркивается, что Руфь воспитывалась на специфической литературе условностей и приличий, преобладавшей тогда в США. До встречи с Иденом она жила в условном мире, в котором события обыденной жизни преображались, по словам автора, "в нечто нереальное и прекрасное".
В такой литературе наряду с влиянием семьи видит писатель залог той пошлости, узости, мещанства, олицетворением которых становится Руфь.
Буржуазный мир представлен в романе не только в лице высших его представителей - Морзов, Блоунтов, Бэтлеров. К нему относятся и люди, которые стоят по своему положению одной ступенью ниже. Таковы зятья Идена - Хиггинботам и Шмидт. Оба они - гнусное порождение капиталистического строя. Особенно омерзителен Бернард Хиггинботам, отличающийся необыкновенной жадностью. Он трясется над каждым центом. В течение дня он скромно стушевывается перед покупателями, но вечером, в кругу семьи, он позволяет себе становиться самим собой. Хиггинботам - тиран и деспот в семье. Его постоянные придирки к жене, бессовестная эксплуатация ее труда преждевременно подрывают ее силы. Скряга и накопитель по своей природе, Хиггинботам питает животную ненависть к людям, которые равнодушно относятся к деньгам. Хиггинботам способен на самый низкий поступок. Он пишет в редакции анонимные письма, в которых злобно клевещет на Идена.
Уже один внешний облик Хиггинботама внушает отвращение. У Хиггинботама "злые" и "хищные" глаза. Но они становятся "масляными, слащавыми", в них появляется "заискивающее, рабски-угодливое выражение", когда он отпускает товар в своей лавке.
"В Мартине Идене Бернард всегда вызывал инстинктивное отвращение... Он ему казался каким-то гадом и вызывал непреодолимое желание раздавить его каблуком" (5, 283). Хиггинботам и Шмидт не принадлежат к высшему кругу буржуазии. У них нет внешней полировки. Йо строй их мыслей, взгляды на жизнь, их внутреннее содержание отличаются той же реакционностью, что и у Морзов. Деньги, богатство для них единственное мерило стоимости людей. Поэтому, как и Морзы, они меняют отношение к Идену, когда он становится богатым человеком. Собственно говоря, нет большой разницы между Хиггинботамом и Морзом, ибо у них одинаковая буржуазная сущность. Морз - это приглаженный Хиггинботам, а Шмидт - будущий Морз.
Другая линия критики и разоблачения буржуазного общества связана с главным героем романа - с Маргином Иденом. Буржуазное общество изображается через его восприятие. Попав впервые к Морзам, Иден поражается буквально всем, что он видит у них.
Морзы представляются ему удивительной семьей, воплощением всего увлекательного, высокого и прекрасного, о чем он читал в книгах. Но наиболее сильное впечатление производит на него Руфь. Иден видит в Руфи не только олицетворение красоты, но и той умственной жизни, к которой он всегда стремился. Руфь, в его представлении, ассоциируется с символом чистоты, представляется ему некоей святой, взирающей на него с недосягаемых высот культуры.
Встреча с Руфью производит переворот в душе Идена. Руфь зажигает в нем любовь и стремление к новой, лучшей жизни. Однако, когда герой начинает ближе знакомиться с обществом Морзов, чувство сомнения все чаще охватывает его. Разговаривая с преуспевающим Чарльзом Хэпгудом, с судьей Блоунтом, с мистером Морзом, Иден приходит к убеждению, что они ограниченные, недалекие люди. Разочарование в буржуазном обществе усиливается у героя по мере того, как он открывает в нем все новые отрицательные черты. Постепенно у него нарастает недовольство этой средой, приходит понимание ее узости, серости, пошлости, "... большинство этих людей круглые невежды, а девяносто процентов остальных невыносимо скучны" (5, 475), - говорит Иден Руфи.
Но, разочаровавшись в буржуазном обществе, Иден сохраняет любовь к Руфи. Ради Руфи он приносит огромные жертвы.
"Ради чего я делал все это? - говорит он ей. - Ради вас... Когда-то я хотел прославиться. Теперь слава для меня ничего не значит. Я хочу только вас" (5, 482).
Не сразу, постепенно, но все больше обнаруживается несходство во взглядах Идена и Руфи. Руфь хочет, чтобы Иден стал адвокатом или политическим деятелем. Ее стремления не идут дальше пределов ее круга. Однако Идена не привлекает карьера мистера Бэтлера, которого он презирает в душе, несмотря на его деньги.
Как естественный человек, Иден верит в любовь, в человеческие чувства.
"Все в мире непрочно, кроме любви", - говорит он.
Но Руфь, бросив Идена в самое трудное для него время, наносит Идену тот окончательный удар, после которого рассеиваются его последние иллюзии. Иден окончательно прозревает. Все, во что он верил, что любил и чем восхищался, - все оказывается ложью и фальшью.
"Он теперь ясно понял, что никогда не любил Руфь на самом деле. Он любил некую идеальную Руфь, небесное существо, созданное его воображением, светлый и лучезарный образ, вдохновлявший его поэзию. Настоящую Руфь, буржуазную девушку с буржуазной психологией и ограниченным буржуазным кругозором, он не любил никогда" (5, 614).
Так рвется последняя нить, привязывавшая героя к жизни, - вера в истинную человеческую любовь. И Иден оказывается на грани катастрофы.
Буржуазное общество развенчивается Лондоном и в символическом плане.
Находясь в доме у Морзов, Иден видит висящую на стене картину. Издали она ему кажется необыкновенно красивой и привлекательной. Когда же он ближе подходит к ней, картина оказывается грязной мазней. Так и буржуазное общество. Вначале оно привлекает Идена, представляется ему средоточием культуры, прогресса. При более близком знакомстве под внешним лоском обнаруживаются корыстолюбие, лицемерие, фальшь, способные вызвать лишь отвращение.
* * *
Более человечными, благородными, нравственными, выступают в романе представители народа. Именно в их среде Лондон находит лучшие человеческие качества: бескорыстие, истинную любовь, верную дружбу, отсутствующие у представителей буржуазии.
Идена - Джо и Джимми.
На голову возвышается над всяческими Морзами и им подобными девушка из народа Лиззи Конолли. "Я жизнь свою готова отдать за вас", - говорит она Мартину. Лиззи с негодованием отказывается от денег, предложенных ей Иденом: она не разменивает свою любовь на доллары. Образ этой чистой нечестной девушки противостоит образу Руфи, которая бросает бедствующего Мартина и пытается вернуться к нему, когда он становится богатым.
Лондон подчеркивает, что все эти. люди любят, ценят и уважают Идена без всякой корысти, независимо от его славы и богатства, в то время как Морзов и других вдохновляют лишь те сто тысяч долларов, которые лежат у него в банке, и его слава писателя.
Из народных низов происходит и Мартин Иден.
Многие американские критики видят в Идене лишь прообраз самого писателя.
Гейсмар, например, говорит о "Мартине Идене", что "это была одна из самых личных книг"*.
* (Geismar, М., Цит. соч., стр. 168.)
А вот что пишет сам Лондон:
"Многие критики упрекали меня за то, что один из моих героев, Мартин Иден, слишком быстро приобрел образование. В три года я превратил его из простого матроса в известного писателя. Критики говорят, что это невозможно. Однако Мартин Иден - это я сам. К концу трех лет напряженной работы, из которых два пошли на высшую школу и университет, один - на литературную работу, а все три были заполнены самыми интенсивными занятиями, - я печатал уже рассказы в таких журналах, как "Атлантик мансли", правил корректуры своей первой книги, помещал статьи по социологии в "Космополитене" и "Мак-Клюре" (XXIV, 111).
Таким образом, несомненно, что многие эпизоды из жизни Идена совпадают с автобиографией автора. Несомненно и то, что по многим вопросам Иден выступает как alter ego Джека Лондона. И тем не менее нам кажется, что нельзя полностью отождествлять Идена с Лондоном. Иден - это художественный образ, необыкновенно правдивый. В его жизненном пути многое перекликается с судьбой Э. По, оказавшимся отщепенцем среди людей, всеми гонимым и безвременно загубленным.
Близок Идену по своей судьбе и другой американский писатель - Герман Мелвилл, плававший по морям и океанам, любивший природу, естественную жизнь, затем обратившийся к писательскому труду. Он писал рассказы, стихи, остававшиеся незамеченными. Умер Мелвилл всеми забытый и никому не нужный. И только позже, в XX веке, возник интерес к его творчеству.
Думается, что в своей основе Мартин Иден - образ собирательный, образ человека, чья судьба характерна не только для Джека Лондона или Германа Мелвилла, но для многих писателей, живущих в условиях капиталистического общества.
Образ Мартина Идена следует рассматривать как одну из первых попыток в американской литературе, и удачных при этом, нарисовать фигуру большого писателя, чья жизнь оказывается загубленной буржуазным обществом.
Классики марксизма-ленинизма неоднократно подчеркивали мысль о том, что настоящее, подлинное искусство враждебно капиталистическому строю, несовместимо с эксплуататорскими отношениями.
"Капиталистическое производство враждебно известным отраслям духовного производства, - писал Маркс, - например, искусству и поэзии"*.
* ("К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве", т. 1, М., 1957, стр. 192.)
"Существование господствующего класса с каждым днем становится все большим препятствием развитию производительной силы промышленности, - отмечал Энгельс, - и точно так же - развитию науки, искусства, а в особенности культурных форм общежития"*.
* (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 18, стр. 216.)
Мысль о несовместимости подлинного искусства с буржуазными отношениями, с капиталистической действительностью нашла свое ярчайшее воплощение в "Мартине Идене". Джек Лондон одним из первых в США показал трагедию художника в условиях капиталистической Америки, показал несоответствие его взглядов со взглядами собственнической среды, его враждебность капиталистическому обществу.
Образ Мартина Идена, как и других персонажей романа, дается в развитии.
Когда мы впервые знакомимся с Иденом, он простой, необразованный матрос, только благодаря случайности попавший в буржуазный дом Морзов. Более привычный к палубе корабля, он неловко чувствует себя в просторной комфортабельной квартире, где все ему кажется чужим и незнакомым. Язык его изобилует неправильными оборотами, простонародными выражениями, крепкими словечками: "мексиканец меня хватил ножом, мисс, была потасовка", "меня звездануло по щеке", "я, должно быть, ни черта в стихах не смыслю", "поободрал себе шкуру", "заеду в зубы".
свой вкус, говоря что Суинберн ему понравился, тогда как, по мнению Руфи, Суинберн "иногда бывает грубоват" и "потому не сделался великим поэтом".
Иден страстно любит книги. Его глаза загораются жадностью при виде множества книг у Морзов. "Я люблю книги и стихи и читаю их, как только выдается время", - говорит он Руфи (5, 267).
Не имея образования, не обладая никакими знаниями в области искусства, Иден тем не менее в глубине души истинный художник. Он умеет видеть и умеет рассказывать о виденном. Внутренняя культура героя проявляется и в любви к музыке.
Во имя любви к Руфи Иден делает героическую попытку преодолеть расстояние, существующее между ними. Он недоедает, недосыпает, отдавая все время напряженной работе. К своей постели он пристраивает шпору, стальной шип которой вонзается ему в тело, если он засыпает раньше положенного времени.
Мартин Иден - новый герой у Джека Лондона. У него есть черты, которые сближают его с героями северных рассказов: большая физическая сила, упорство в достижении цели, энергия. Есть у него общее и с Эрнестом Эвергардом: происхождение из народных низов, огромная тяга к знаниям. Но Мартин Иден обладает тем, чего нет у предшествующих героев. Он художественная натура, человек, способный творить красоту. Иден не стремится к карьере чиновника или бизнесмена.
"Я не создан для конторки, для бухгалтерских книг для мелкого крючкотворства, - говорит он о себе. - Самое живое, что только есть во мне, - это страсть к творчеству" (5, 502).
Ценой неимоверного труда, колоссального напряжения физических и духовных сил Иден ликвидирует пробелы в своем образовании и становится писателем. Он очень талантлив. Его рассказы, повести, стихи правдивы,, интересны, оригинальны. Но их никто не печатает. Редакции и издательства возвращают ему рукописи обратно.. Кто для них Иден? Человек без имени, без протекции, жалкий бедняк.
Так начинается поединок героя с буржуазным обществом. Из романа логически вытекает, что условия американской капиталистической действительности препятствуют человеку из народа стать писателем, художником. Позднее эта тема привлечет внимание Теодора Драйзера и заставит его написать роман "Гений". Однако у Драйзера она не приобретает такого звучания, такой социальной остроты, как у Лондона.
Юджин Витла, герой "Гения", не ведет борьбы с капиталистическим обществом, а капитулирует перед ним. Он сам становится деловым человеком, у него появляются жесткость, решительность, ранее не свойственные ему, и вместе с тем Витла утрачивает многое из того, что раньше характеризовало его как незаурядного художника.
Кроме того, в "Гении" больше, чем в других романах, отразились натуралистические увлечения Драйзера. Много места в нем занимает описание любовных увлечений Витлы. При этом внимание сосредоточивается не на духовной, а на физиологической стороне любви. Рассказывая историю Юджина Витлы, автор подчеркивает определяющий характер его биологических побуждений, Витла изображается как чувственный человек, и эта чувственность обусловливает его поведение и поступки. Даже его способности, его талант художника оказываются связанными с ней.
Книга Лондона отличается более глубоким проникновением во внутренний мир художника, большей широтой социальных обобщений, нежели драйзеровский "Гений".
Иден понимает, что его произведения лучше, значительнее тех, которые появляются на книжном рынке. Но буржуазное общество глухо к голосу таланта, оно презирает нищих гениев, оно не в состоянии оценить настоящие произведения искусства. Подобно героям северных рассказов, Иден отличается большой настойчивостью, он верит в себя, в свои силы, в успех.
"... Ты когда-то одолел Масляную Рожу, - так же ты одолеешь и издателей, хотя бы тебе для этого пришлось потратить и больше, чем одиннадцать лет! Только не вздумай останавливаться, иди вперед. Бороться так бороться до конца!" (5, 381), - говорит он себе.
"Дайте мне года два, - говорит он Руфи. - За эти два года я достигну успеха, и все мои произведения будут нарасхват... Я знаю, что такое литература, я знаю, какой дрянью ничтожные писаки наводняют газеты и журналы. И я уверен, что через два года я буду на пути к успеху и к славе. А деловой карьеры я никогда не сделаю. У меня к ней не лежит сердце" (5, 427).
Иден пытается бороться с буржуазным обществом. Борьба эта ведется в разных направлениях. Он по-прежнему настойчиво посылает свои рукописи в редакции газет и журналов, хотя успеха все нет.
В то же время ему приходится выдерживать ожесточенные нападки со стороны Морзов, Хиггинботама и, главное, со стороны Руфи, пытающейся обратить его в свою веру. Под напором этих объединенных сил, особенно после предательства Руфи, Иден складывает оружие и оказывается побежденным.
История Мартина Идена - это социальная трагедия художника, трагедия, порождаемая условиями капиталистического общества. Человек из народа, необыкновенно талантливый, наделенный высокими моральными достоинствами, оказывается сломленным, растоптанным буржуазной средой. Но говоря об этом, нельзя не заметить ту новую ноту, которая зазвучала в романе. Если герои предшествующих произведений Лондона, особенно северных рассказов, - бойцы до конца, каким бы он ни был, если они мужественно встречают выпавшие на их долю невзгоды и бедствия, оставаясь внутренне непобежденными, то Мартин Иден надламывается морально, духовно. Он в прямом и переносном смысле побежденный человек, отказывающийся от продолжения борьбы. В этом проявилось новое качество в творчестве Лондона - нарастание пессимистического настроения, которое будет со временем усиливаться все больше.
Богатство и слава в конце концов приходят к Идену, но слишком поздно. Буржуазное общество уже сломило его. У него пропал интерес к жизни, к борьбе. Иден - погибший человек, и никто не может помочь ему.
В этом отношении несомненный интерес представляет последняя часть романа. По ней мы можем судить, как у Лондона появляются новые мотивы, которые получат дальнейшее развитие в заключительный период его творчества. После краха всех надежд Иденом все чаще овладевает стремление уйти от людей, быть близким к природе: "Тихий океан настойчиво звал его, и Мартин знал, что рано или поздно он откликнется на этот зов" (5, 574).
"Там он построит себе тростниковую хижину... Он будет принимать у себя факторов из Тайохаэ, капитанов торговых судов, контрабандистов и благородных морских бродяг. Он будет жить открыто и по-королевски принимать гостей. И, быть может, там он забудет читанные когда-то книги и мир, который оказался сплошной иллюзией" (5, 578).
Наряду с руссоистским желанием уйти в природу появляется уже встречавшийся мотив бродяжничества. Такой совет - отправиться в бродяжничество - дает Иден Джо, своему компаньону по прачечной. Когда они встречаются снова, Джо говорит Мартину: "С тех пор как я стал бродягой, я понял, что значит жить" (5, 617).
в газетах и разрыва с Руфью Иденом овладевают тоска и апатия. Существование его становится "томительным, однообразным, пустым и лишенным всякого смысла".
Мысль снова взяться за перо кажется ему невыносимой. Рассуждая сам с собой, Иден приходит к выводу, что теперь он никто, ничто. "Март Иден - гуляка и Март Иден - моряк были реальными лицами, они существовали на самом деле, - размышляет герой. - Но Мартин Иден - великий писатель никогда не существовал. Мартин Иден - великий писатель был измышлением толпы" (5, 606).
Внутренняя драма Идена обостряется. Усиливаются апатия и тоска. Устав от жизни, Иден видит единственный выход в самоубийстве.
Так, шаг за шагом, приводит Лондон своего героя к трагическому концу. И в этом отношении история Идена показательна тем, что она предваряет конец самого Джека Лондона.
Трагедия Мартина Идена как художника и как человека неразрывно связана с капиталистической средой. Иден - жертва американского буржуазного общества.
Трагедию Мартина Идена Лондон связывает также с влиянием реакционной идеологии, стремясь показать, что Иден не только жертва буржуазии, но и жертва буржуазного индивидуализма. Не случайно он позднее писал, что "Мартин Иден" и "Морской волк" - атака на ницшеанскую философию, которой не поняли даже социалисты" (II, 232).
Как решается эта проблема в романе? Занимаясь самообразованием, изучая литературу, математику, философию, Иден знакомится с учением Г. Спенсера. Теория Спенсера, по его словам, явилась для него "великим открытием". Спенсер открывает ему новый, незнакомый мир, в котором главную роль играют законы биологии.
"И ты хотел писать? - говорит себе Иден после знакомства со Спенсером. - Но ведь только теперь ты начинаешь находись, о чем писать. Ты хотел создавать красоту, а сам ничего не знал о природе красоты. Ты хотел писать о жизни, а сам не имел понятия о ее сущности. Ты хотел писать о мире, а мир был для тебя китайской головоломкой" (5, 355).
Иден становится убежденным эволюционистом, ярым поклонником новой философии. Увлечение спенсерианством часто приводит его к неправильным выводам. Преувеличивая роль эволюции, Иден упрощает, схематизирует сложные явления жизни. "Она исполнила свое жизненное назначение", - говорит он о сухой траве (5, 365).
Следуя Спенсеру, Иден и в искусстве явно завышает роль биологии. Это хорошо видно из его разговора с профессором Колдуэллом: "Разве во вселенной существует что-нибудь, не подчиняющееся всемирному закону эволюции? - говорит Иден, обращаясь к Колдуэллу... - Вот вы как раз - по крайней мере мне так кажется - упускаете биологический фактор, то есть именно то, на чем строится в конечном счете всякое искусство, основу основ всех человеческих дел и свершений" (5, 472).
Распространяя законы природы на человеческое общество, Иден становится крайним индивидуалистом, последователем закона борьбы за существование. С позиций индивидуализма он критикует как буржуазные партии, так и социалистические доктрины.
"Я верю, что в беге побеждает быстрейший, а в борьбе сильнейший, - говорит он мистеру Морзу. - Эту истину я почерпнул из биологии, или по крайней мере мне кажется, что я ее почерпнул оттуда. Повторяю, что я индивидуалист, а индивидуалисты - вечные, исконные враги социалистов" (5, 489).
Вслед за учением Спенсера Иден знакомится с философией Ницше. От этого реакционного философа он усваивает теорию сверхчеловека, аристократическое презрение к массам. Выступая на митинге в рабочем клубе, Иден говорит о том, что мир делится на мир рабов и мир господ и что в жизни побеждает сильнейший. Свои спенсерианские и ницшеанские воззрения Иден высказывает со свойственной ему прямотой во время спора с мистером Морзом.
Реакционная идеология отрывает Идена от народа, от его класса. Он теряет связь с массами и все надежды возлагает только на себя. Но сил для борьбы с обществом у него не хватает. В индивидуализме видит Лондон одну из главных причин гибели героя. Индивидуализм обостряет духовную драму Идена, усиливает его внутренние противоречия.
"наверху", в среде Морзов и Бэтлеров, он сам по себе никому не нужен. Эта среда вызывает у него гнев и отвращение. Но Иден не может также вернуться назад, к людям своего класса. Индивидуалистическая философия, которую он усвоил, становится барьером между ним и теми, кого он некогда любил. Следуя ей, Иден приходит к полному идейному краху. Он разочаровывается буквально во всем.
"Он вспомнил одно из безумнейших положений безумца Ницше, которым тот подвергал сомнение все, даже самое истину. Что ж, может быть, Ницше и прав! Может быть, истины и нет нигде, даже в самой истине. Может быть, самое понятие истины нелепо" (5, 626).
Таким образом, по мысли Джека Лондона, Мартин Иден не только жертва буржуазного общества, но и жертва буржуазного индивидуализма.
В таком решении вопроса, как нам думается, и заключается основное противоречие романа. В самом деле, внимательно присматриваясь к поведению Идена, нельзя не заметить, что он следует философии Ницше больше в теории, на словах, а не на деле, не в жизненной практике. Он, если так можно сказать, "теоретический ницшеанец". Его теоретические рассуждения находятся в вопиющем противоречии с его поступками. Присмотримся с этой стороны к поведению героя. На наш взгляд, опровержением ницшеанства Идена служит его большая доброта, человеческое отношение к людям.
"Вы придете к нам завтра обедать? - спрашивает Идена Руфь. - Вы ведь сказали, что выкупите костюм, как только получите деньги".
"Видите ли, в чем дело... - отвечает смущенно Иден. - Сегодня утром полисмен забрал двух коров Марии и теленка за потраву, а у нее как раз не было денег на уплату штрафа... Ну, я за нее и заплатил. Так что весь мой гонорар за "Колокольный звон" ушел на выкуп коров Марии" (5, 526).
Очень важно отметить "не американскую" черту характера Идена: он равнодушен к деньгам, к карьере ради денег и карьеры. В этом отношении он похож на героев северных рассказов. Тех не столько привлекает золото, сколько романтика добычи его. Так и Идена привлекает не столько слава, сколько дорога к ней.
"Вы хотите стать знаменитым?" - спрашивает его Руфь.
- "Да, пожалуй, - соглашается Иден, - но это не главное. Меня занимает не столько слава, сколько путь к ней" (5, 372).
Создавая за "Морским Волком" "Мартина Идена", Джек Лондон, очевидно, имел в виду нанести новый удар по реакционной идеологии Ницше. Только в этом плане можно понять его фразу: "Мартин Иден" и "Морской Волк" - атака на ницшеанскую философию..."
в отношениях с людьми Ларсен действительно не признает ничего, кроме закона дубины, то Иден не стремится к тому, чтобы подчинять себе людей, быть над ними, заставлять выполнять их свои приказания. У него нет той "воли к власти", которая характерна для ницшеанского героя. Наоборот, он полон чувства справедливости, миролюбия и доброжелательности к окружающим. Благородная натура Идена не терпит, когда на одного нападают многие. В таком случае, по его мнению, каждый должен прийти на помощь слабейшему. Поэтому-то образ Идена так привлекателен для читателей. Являясь ницшеанцем в теории, на практике он гуманист, добрый, отзывчивый человек.
Вспомним, как, став богатым, он устраивает судьбу Марии, покупает прачечную для Джо, заставляет учиться Лиззи.
В соответствии с замыслом романа Лондон приводит Идена к гибели. По его мнению, это закономерная гибель индивидуалиста-ницшеанца. Но смерть Идена не воспринимается как наказание за ницшеанские грехи. Иден гибнет потому, что разуверяется в любви, в жизни. Такая концовка романа, конечно, не могла быть случайной. Она свидетельствовала о глубоких идейных сдвигах в мировоззрении писателя, о начале духовного кризиса.
Допустим, что Иден не находит себе места в жизни, потому что он индивидуалист. Но сам Лондон знал, что в Америке существует рабочий класс, существуют народные массы, которые ведут борьбу с миром капитала. Писатель показал гибель Идена, но второго пути, пути борьбы, которым шли лучшие люди Америки, он даже не наметил в своем романе. Правда, в романе выведен "социалист" Бриссенден, который спорит с Иденом, отстаивая идеологию "социализма". Бриссенден презирает буржуазию, возмущается поведением Морзов и подобных им. Ему ясна мещанская сущность Руфи, которую он характеризует как "бледную и ничтожную самочку", как "убогую душонку, порождение сытой буржуазной жизни". Но Бриссенден, конечно, не социалист, и его рассуждения не имеют ничего общего с настоящим социализмом. Он скорее бунтарь анархистского толка с большим налетом аристократизма. Кроме того, Бриссенден играет в романе второстепенную роль. Его нельзя рассматривать как выразителя положительных идеалов. Скорее наоборот. Неизличимая болезнь его и смерть усиливают трагическое начало в романе.
Одна из особенностей "Мартина Идена" и заключалась в том, что несмотря на все разоблачительное значение, книга не показывала перспективы освобождения, не говорила о тех силах, которые способны противостоять капиталистическому строю. Нельзя отожествлять Идена с самим Лондоном, но несомненно, что он во многом выражает мысли и взгляды самого писателя. Несомненно и то, что автор относится к нему с большой симпатией. И вот для этого талантливого, великодушного, хорошего человека он не находит иного выхода, кроме самоубийства.
Есть известная последовательность в том ряду героев, которые появлялись в книгах Джека Лондона. Сначала это были одиночки-протестанты, романтики, бежавшие на дикий Север от пошлости буржуазной цивилизации. Потом появился Эрнест Эвергард, борец за общественные интересы, за справедливость, за социализм. И вот на смену им приходит Мартин Иден, несмотря на молодость уже уставший от жизни человек, для которого нет иного выхода, кроме смерти.
Отсутствие в романе перспективы на будущее, отказ от жизни и борьбы свидетельствовали о разочаровании писателя в окружающей действительности, о нарастании элементов пессимизма в его творчестве. С этой стороны "Мартин Иден" явился переходным, переломным произведением в творческом развитии Джека Лондона.
* * *
В "Мартине Идене" полнее, чем в каком-либо другом произведении Джека Лондона, раскрывается его творческая лаборатория, его отношение к литературным направлениям, к традициям, к языку. Отдельные мысли по этим вопросам высказывались им раньше в литературнокритических статьях. В "Мартине Идене" они получают дальнейшее развитие. Рассказывая о писательской работе Мартина Идена, Лондон говорит о необходимости упорного труда, о важности сосредоточенного напряженного ученья у других писателей. Мартин Иден много читает. Он отмечает в книгах особенности стиля, изложения, построения сюжета, характерные выражения, сравнения, остроты. Лондон подчеркивает, что Иден не стремится подражать, что он только ищет каких-то общих принципов. С этой целью он составляет длинные списки литературных приемов, подмеченных у разных писателей, что позволяет ему делать общие выводы о природе литературного приема. Отталкиваясь от них, он вырабатывает собственные, новые, оригинальные приемы.
Мартин Иден, как и сам Джек Лондон, принадлежит к числу тех писателей, о которых говорят, что они являются художниками аналитического склада ума. Он всегда и везде ищет принципы, лежащие в основе явления, но не для того, чтобы подражать, а для того, чтобы понять, как явление создается, чтобы иметь возможность самому создавать его. Сознательное отношение к материалу, осмысление его - вот что является характерным для творческой манеры Идена, как и. Джека Лондона. Принимаясь за работу, Иден уже держит в уме план произведения, ему ясна стоящая перед ним задача, он знает, что он должен написать и как он это напишет. Иден приучает себя предварительно вынашивать, додумывать до конца каждую рождающуюся у него мысль и только затем излагать ее на бумаге. Писание, таким образом, становится для него заключительным звеном сложного умственного процесса, последним узлом, которым связываются отдельные, разрозненные мысли, подытоживанием накопившихся фактов и положений.
"воздавал должное и тем случайным словам и сочетаниям слов, которые вдруг ярко вспыхивали в его мозгу и впоследствии с честью выдерживали испытание, не только не вредя, но даже способствуя красоте и цельности произведения. Перед подобными находками Мартин преклонялся с восхищением, видя в них проявление чего-то большего, чем сознательное творческое усилие" (5, 433).
Со временем совершенствуется художественное мастерство Идена-писателя. Приобретается опыт, более разнообразными становятся художественные приемы. Новые рассказы, повести, стихи Идена значительнее, интереснее ранних.
В чем видит Лондон достоинства произведений своего героя?
Устами Идена он снова высказывает мысль о преобладающей роли содержания над формой. Иден невысоко оценивает те свои вещи, которые создавались на основе одной выдумки. "Такие произведения, - говорит Лондон, - нельзя было причислять к большой литературе. Их художественная выразительность могла быть велика, но Мартин невысоко ставил художественную выразительность, если она расходилась с жизненной правдой" (5, 464).
Основным принципом художественной литературы Джек Лондон считает следование жизненной правде. Это главное условие ценности произведения, мерило его художественной значимости. Иден отвергает литературу "условностей и приличий", на которой воспитывалась Руфь, отвергает потому, что ей недостает жизненности и правдивости. В связи с этим весьма примечательным является спор, который развертывается между Руфью и Иденом из-за очередного рассказа Идена.
"-... по-вашему, это можно будет пристроить?
- Думаю, что нет, - сознался он. - Это не по плечу журналам. Но зато это чистая правда.
- Да, конечно. Но мой герой оказался сильнее меня. Я ничего не мог поделать. Он требовал, чтобы рассказ был написан так, а не иначе.
- Потому, что настоящий Вики-Вики говорил бы именно так.
- Это дурной вкус.
- Это жизнь! - воскликнул Мартин. - Это реально. Это правда. Я должен описывать жизнь такой, как я ее вижу" (5, 525).
Вот это требование правдивости, реальности становится у Идена главным условием значимости художественного произведения. Через посредство Идена Лондон утверждает, что в центре внимания каждого писателя должна находиться жизнь, жизнь со всеми ее горестями и радостями, ужасами и страданиями. Иными словами говоря, Иден отстаивает реалистический метод в искусстве и литературе.
Иден спорит с ней. Он утверждает, что любовная сцена, разыгрываемая ими, нереальна. Он считает, что всякое искусство условно, но и в условности должна быть реальность.
"... Я безнадежный реалист", - говорит он Руфи. И далее: "Мне нужно или нечто реальное, или уж лучше совсем ничего. Иллюзия, в которой нет и намека на правду, не трогает меня..." (5, 440, 442).
Выступая в защиту реализма, Джек Лондон воссоздает в романе литературную атмосферу своей эпохи, говорит о наиболее распространенных направлениях, высказывает свое отношение к ним.
С этой точки зрения несомненный интерес представляет эпизод знакомства Идена с "настоящими людьми"*.
* (В романе не расшифровывается, кого имел в виду Лондон, когда говорил о них. Но, очевидно, это были люди, с которыми он сам встречался в жизни. Вот какие сведения сообщает дочь писателя Джоан Лондон о знакомых отца, с которыми он общался после возвращения с Севера. Среди них она называет Джорджа Спида.
"Джордж Спид, - пишет Джоан Лондон, - до конца отдал свои силы и способности делу рабочего класса. В течение своей жизни - от защиты чикагских анархистов в 1887 г. до смерти в 1931 г. - он оставался революционным рабочим. Вступив в социалистическую рабочую партию, он покинул ее ради "Индустриальных рабочих мира". Почти четверть века он принимал участие в каждой большой забастовке, организуемой ИРМ"...
"Влиял на Лондона профессор Строун-Гамильтон - продолжает Джоан, - блестящий оратор, знаток Ницше, Спенсера, Маркса, он верил в рабочий класс, в его судьбу". "То же самое можно сказать об Остине Льюисе. Он организовал социалистическое движение на Тихоокеанском побережье, перевел "Анти-Дюринга". (Joan London, цит. соч., стр. 186, 187, 188).)
Попав к ним, он слышит разговоры о последней книге миссис Гэмфри Уорд*, о новой комедии Шоу. Называются здесь имена Генри Джеймса, Суинберна, Россетти, говорят о Мэнсфилд** и Брэндере Мэтьюзе***.
* (Гэмфри Уорд (1851-1920) - английская писательница.)
** (Кэтрин Мэнсфилд (1888-1923) - английская писательница, в рассказах которой заметно влияние А. П. Чехова.)
Читая современную литературу, Иден обнаруживает, что существуют две литературные школы: "Одна изображала человека каким-то божеством, совершенно игнорируя его человеческую природу; другая, напротив, видела в человеке только зверя и не хотела признавать его духовных устремлений и великих возможностей" (5, 463-464).
Говоря об "игнорировании человеческой природы", Лондон, очевидно, имеет в виду многочисленных представителей псевдоромантики, "бостонцев" и "нежных реалистов", заполонявших тогда американский книжный рынок.
Что касается школы, видящей "в человеке только зверя", то здесь, думается, он высказывает свое отношение к натурализму, уже достаточно распространенному как в Западной Европе, так и в США.
"Мартин не разделял установок ни той, ни другой школы, считая их слишком односторонними. По его мнению, истина находилась где-то посредине, и как ни далека была от этой истины школа "божества", школа "зверя" с ее животной грубостью оказывалась не ближе" (5, 464).
Насколько данный материал соответствует действительности - вот главное условие для Идена. Верность жизни, реальным фактам - его основной критерий. Именно с этой точки зрения Иден воюет с враждебными реализму течениями. Он пишет "Позор солнца" - большую статью, направленную против мистицизма, главным представителем которого он называет Метерлинка.
Отстаивая реалистический метод, Иден выступает против официальной буржуазной литературы, высказывает крамольные, или, как их называет Руфь, "мятежные" мысли. Это действительно были "мятежные" мысли для того времени. Хотя реализм уже сделал свои первые шаги в США, подавляющее большинство американских писателей продолжало стоять в стороне от жизни, закрывало глаза на ее противоречия.
Читая произведения современных авторов, Иден удивляется безжизненности большей части того, что попадало на страницы печати.
Обсуждая вопросы искусства и литературы, Джек Лондон вновь выступает с критикой современной ему американской действительности. Буржуазное общество боится жизни. Оно лицемерно закрывает глаза на уродства капиталистической цивилизации. Говорить о них оно считает преступлением. Когда Мартин Иден прочел Руфи один из своих рассказов, она воскликнула: "Это безобразно! Это гадко! Это грязно!". "Это жизнь, - возразил он, а жизнь не всегда прекрасна... может быть, я очень странно устроен, но я и здесь нахожу красоту" (5, 368).
"Я по натуре реалист, а буржуазная культура не выносит реализма, - говорит он Руфи. - Буржуазия труслива. Она боится жизни. И вы хотели и меня заставить бояться жизни. Вы стремились запереть меня в тесную клетку, навязать мне неверный, ограниченный, пошлый взгляд на жизнь" (5, 613).
Иден приходит к выводу, что служение искусству, литературе в условиях капиталистической Америки невозможно, что буржуазное общество обрекает художника на творческое бесплодие, ведет его к гибели.
Отсюда закономерный разрыв Идена с капиталистической средой.
Резко враждебно отзывается Лондон и о современной ему критике. Признавая в разговоре с Руфью, что Прапс и Вандеруотер считаются лучшими критиками в США, он утверждает, что они в своих критических статьях не говорят ничего нового. Основной упрек, бросаемый им, заключается в том, что они выражают общепринятые мысли и взгляды, сводящиеся к одним банальностям, прикрытым высокопарными фразами.
Являясь представителем реализма в США, защищая его основы, его принципы, Джек Лондон в то же время на всю жизнь сохранил любовь к романтике. Сочетание реалистического с романтическим является одной из главных особенностей творчества Лондона.
"Во всех своих произведениях, - пишет Лондон об Идене, - он стремился сочетать реализм с вымыслом и красотами, созданными фантазией. Он добивался вдохновенного реализма, проникнутого верой в человека и его стремления. Он хотел показать жизнь, как она есть, со всеми исканиями мятущегося духа" (5, 463). Стремление к романтике, поиски ее резко выделяют Лондона из среды других американских писателей. Лондон всегда мечтал о настоящих людях, о героизме, о подвигах. Отсюда сильные, волевые герои, действующие в его произведениях, трудности и опасности, которые приходится преодолевать им.
Романтические устремления Лондона можно увидеть и в обращении к тем писателям, у которых было представлено романтическое начало. Почему Лондон так высоко ценил Максима Горького? Да потому, что в книгах великого русского писателя он видел то сочетание реального с романтическим, тот "вдохновенный реализм", проникнутый верой в человека, который был для него образцом подлинного искусства.
Явную симпатию чувствовал Лондон к представителям романтизма и "неоромантической школы".
"Что сделал Броунинг для своей возлюбленной, может сделать и он, Мартин Иден, для Руфи Морз" (5, 411).
Иден пишет цикл "Сонетов о любви", идея которого была навеяна воспоминанием о "Сонетах с португальского" Элизабет Баррет.
Романтика для Лондона была одним из важнейших средств, с помощью которого он выражал свой протест против пошлости, серости буржуазной жизни. Она была той мечтой, к которой он всегда стремился и, с другой стороны, она являлась той сферой, где раскрывались человеческие способности, тем, что позволяло верить писателю в достоинство человека, в его творческие силы.
Но, выступая в защиту романтики, являясь сторонником сочетания ее с реализмом, Лондон требовал, чтобы такое соединение не было в ущерб правде, не искажало картины реальной действительности. Главное условие для писателя - быть верным жизни! По мнению Лондона, в основе всякой книги должна находиться жизненно важная идея, с реальными характерами и правдивой обстановкой.
Вот что он пишет об одном из произведений Мартина Идена:
"... Это должна была быть повесть из морской жизни, образец романтики двадцатого века, с увлекательным сюжетом, с реальными характерами и реальной обстановкой. Но под занимательной фабулой должно было скрываться нечто такое, чего поверхностный читатель не мог заметить, но что, впрочем, не мешало бы и такому читателю получать удовольствие при чтении. Именно это "что-то", а не перипетии сюжета, было для Мартина самым главным в повести. Его всегда увлекала в произведении основная идея, и сюжет зависел от нее. Определив для себя эту идею, он искал такие образы и такие ситуации, в которых она могла получить наиболее яркое выражение" (5, 543-544).
Считая важнейшим критерием реальность, Иден скептически относится к надуманным произведениям, в которых отсутствует правда. Трудные материальные условия заставляют его писать развлекательные произведения. "Обычно он делал это перед сном, после целого дня серьезной работы" (5, 478). Но, говорит Лондон, "Мартин ненавидел свои написанные по схеме рассказы, смеялся над ними..." (5, 481).
Не слишком высоко расценивает Иден и "страшные" рассказы, также доставляющие ему деньги. "Рассказы эти представляли чистейшую выдумку, которой была придана видимость реального, - в этом и заключалась их сила. Правдоподобное изображение нелепого и невероятного Мартин считал ловким трюком, и только. Такие произведения нельзя было причислять к большой литературе. Их художественная выразительность могла быть велика, но Мартин невысоко ставил художественную выразительность, если она расходилась с жизненной правдой".
* * *
Помимо Идена, выражающего отношение самого Джека Лондона к искусству и литературе, важную роль в этом плане играет образ Бриссендена. Вслед за профессором Колдуэллом Иден считает Бриссендена вторым настоящим интеллигентом, повстречавшимся ему на пути.
У Бриссендена много общего во взглядах с Иденом. Как и Иден, он критикует буржуазное общество, пошлую мещанскую мораль, современную литературу.
"Поэзией в Америке прожить нельзя, - заявляет он Идену. - Рифмоплетство - другое дело. Вот такие, как Брюс, Виржиния Спринг или Седжвик*, делают хорошие дела" (5, 513).
* (Имена вымышленные.)
Сближают их и общие литературные симпатии. Оба они любят Гэнли*. "- Вы любите Гэнли? - спросил Бриссенден... - Ну, конечно, разве вы можете не любить его. Ах, Гэнли! Великий дух! Он высится среди современных журнальных рифмоплетов, как гладиатор среди евнухов" (5, 510).
* (Эрнест Гэнли Уильям (1849-1903) - английский поэт критик и журналист, популярный в Англии и в США в конце XIX - начале XX века.)
Высокую оценку дает Бриссенден стихам Генри Вогана Марлоу, говоря, что "его стихи блещут среди виршей современных стихотворцев, как рубины среди стекляшек" (5, 513).
* (Отец Дамьен (1840-1888) - бельгийский католический миссионер, поселившийся в колонии прокаженных на Молокаи (Гавайские острова). С критикой его деятельности выступили представители протестанской церкви. Защищая Дамьена, Стивенсон написал "Открытое письмо доктору Хайду" (1890).)
Однако во многом Бриссенден задуман как образ, противоположный Мартину Идену. По своим взглядам Бриссенден эстет, считающий что заниматься искусств вом следует ради одного искусства. "Любите красоту ради самой красоты", - говорит он Идену. "Нужно служить только Красоте. Служите ей - и к черту толпу!" (5, 513).
Бриссенден против того, чтобы искусство служило народу. Он аристократ, презирающий народ, в то время как Иден выступает за искусство для всех, за искусство, служащее массам. На этой почве у них возникает спор:
"- Я чрезвычайно горжусь этой поэмой, - говорит Бриссенден о своем произведении. - Я преклоняюсь перед ней. Она мне милее виски... Так неужели я буду отдавать ее на поругание свиньям?.."
"Но подумайте об остальном мире! - воскликнул Мартин. - Ведь цель красоты - радовать и услаждать!
- Вот пусть это радует и услаждает меня", (5, 533) - отвечает Бриссенден.
Отрицание существующего - важнейшая черта Бриссендена. Но дальше анархического протеста против буржуазного искусства Бриссенден не идет.
В этом отношении положительная программа Мартина Идена гораздо шире. Иден высказывается за реалистическое искусство, служащее интересам широких масс читателей.
Если Бриссенден поклоняется красоте ради самой красоты, то для Идена красота не является самоцелью. Для него она ассоциируется с жизненной правдой, о которой должны знать читатели. И здесь, таким образом, Лондон выступает продолжателем идей Гарленда и Норриса, пропагандистом общественной значимости литературы.
невозможно понять современную американскую реалистическую литературу, творчество современных американских писателей.
"Литературное движение 20-х годов, - пишет он, - рассматривавшее себя как новое и революционное течение в литературе, отрицавшее прошлое, было в действительности расцветом и кульминацией западного реализма, начало которому положили работы Фрэнка Норриса и Джека Лондона"*.
* (Geismar, Цит. соч., стр. VII.)
* * *
В "Мартине Идене" затрагиваются многие важные стороны американской жизни конца XIX - начала XX века. Среди них внимание Лондона привлекает преподавание в американских университетах. Как известно, сам писатель приложил немало сил, для того чтобы попасть в университет. Однако через год он ушел оттуда и, главное, ушел без всякого сожаления.
Вредное влияние университетского образования на молодежь хорошо видно на примере Руфи. Руфь, получившая схоластическое образование, отрицательно относится к писателям-реалистам. Ее шокируют отдельные "грубые" выражения у Суинберна. Она выступает против изображения всего "неприличного", "вульгарного".
у него признание, что университетские преподаватели занимаются исключительно классикой и недостаточно следят за развитием современной науки. Колдуэлл соглашается также с Иденом в том, что в университете нельзя высказывать радикальные мысли.
Критикуя систему американского образования, Лондон следовал традиции американской реалистической литературы. До него к этому вопросу обращался Фрэнк Норрис в "Ответственности романиста". Позднее тема образования найдет широкое освещение у Э. Синклера, С. Льюиса, Сэлинджера и др.
В "Мартине Идене" воссоздается атмосфера редак^ ций журналов и издательств, по которым странствуют книги героя.
С горечью рассказывает Лондон о тяжких испытаниях, выпадающих на долю молодых неизвестных авторов. Журналы печатают их произведения, но не платят им деньги.
Интересный разговор на эту тему возникает между Иденом и Руфью. Почему великие писатели добиваются успеха, почему они становятся известными широким кругам читающей публики?
"Они совершили невозможное, - говорит Иден Руфи, - они создали такие пламенные, блестящие произведения, что все их враги были испепелены и уничтожены. Они достигли успеха благодаря чуду, выпадающему на долю одного из тысячи" (5, 497).
Именно таким "чудом" оказывается успех самого Идена, который, однако, приходит к нему слишком поздно.
Те же журналы, которые отвергали его рукописи, теперь спорят из-за них, готовы платить за них любые деньги. И не потому, что все произведения Идена обладают большими достоинствами, а потому, что Иден стал знаменитым писателем.
Среди других проблем, обсуждаемых в "Идене", не последнее место занимает тема труда. Много поработавший в жизни Лондон не раз повторяет, что тяжелая работа обесчеловечивает человека, превращает его в животное. Впечатляющие сцены бесчеловечной эксплуатации рабочих даны в главах, рассказывающих о пребывании Идена в прачечной.
Иден и его товарищ Джо работают, как живые машины, и работа поглощает все, что в них было человеческого. На что уж Иден сильный человек, но и он не выдерживает чрезмерной нагрузки. "Все возвышенное было в нем подавлено, честолюбие его притупилось, а жизненная сила настолько ослабела, что он уже не испытывал никаких стремлений. Он был мертв. Его душа была мертва. Он стал просто скотиной, рабочей скотиной" (5, 394).
"Труд - дело хорошее, он даже полезен человеку - это говорят проповедники, - с горечью рассказывает Иден Руфи, - и, видит бог, я никогда не боялся труда" (5, 401-402).
Но Иден восстает против отупляющего эксплуататорского труда, против потогонной системы, превращающей человека в тупое животное.
Тема бесчеловечного труда, труда, против которого восстает Лондон, появится позднее у Драйзера, у Стейнбека, у Колдуэлла и многих других американских писателей.
* * *
Публикация "Мартина Идена" явилась важнейшим событием в истории американской реалистической литературы. Однако при своем появлении книга встретила недоброжелательное отношение со стороны критики. Вот что пишет об этом биограф Лондона И. Стоун:
"Вышел в свет "Мартин Иден", и, хотя это произведение заслуживало лучшего приема, чем все остальные книги Лондона, недружелюбно настроенные критики либо ругали его, либо высказывались пренебрежительно"*.
"Молодая гвардия", 1960, стр. 292.)
С высказыванием Стоуна перекликается отзыв Э. Синклера: "Идена" плохо знают в Америке, его мало читали..."*.
"Mammonart", N. Y., 1924 p. 369.)
Сам Лондон болезненно реагировал на несправедливые нападки печати. Ф. Фонер замечает, что "особое возмущение вызывало у него то обстоятельство, что большинство критиков, включая социалистов, осуждали роман за апологию индивидуализма"*.
* (Ph. Foner, Цит. соч., стр. 103.)
"Мартина Идена" признали в США уже после смерти писателя. Тот же Стоун пишет, что автор "написал такую захватывающую историю человеческой жизни, что растерял где-то по пути свои противоречивые философские взгляды", что "Мартину Идену" суждено было "вдохновить целое поколение американских писателей"*.
* (И. Стоун, Цит. соч., стр. 293.)
Э. Синклер заявляет, что "Мартин Иден" - одна из самых крупных вещей Джека Лондона. В нее он вложил свою истинную душу"*.
* (U. Sinclair, Цит. соч., стр. 369.)
Максуэлл Гейсмар указывает, что "Мартин Иден" - "сердитая" книга в американской литературе". "Ее главная тема - "тема деклассированного и одинокого художника, борющегося с обществом, и общества, выступившего против него"*.