Глава 5.
«ЕСТЬ У МЕНЯ МЕЧТА...»
28 августа 1963 года 200 тысяч американцев, представителей самых различных слоев общества, прибыли в Вашингтон и собрались перед мемориалом Линкольна, для того чтобы выразить свой протест против угнетенного положения афро-американцев в США. Со ступеней мемориала перед демонстрантами выступил известный лидер негритянского движения Мартин Лютер Кинг со своей ставшей впоследствии знаменитой речью «Есть у меня мечта...». Он сказал:
«Несмотря на все лишения и трудности, у меня все еще есть мечта, и корни ее уходят глубоко в американскую мечту.
Я мечтаю о том, что в один прекрасный день наша страна возвысится, чтобы жить в соответствии с нашими принципами — «все люди сотворены равными».
Я мечтаю о том, что в один прекрасный день на чудесных холмах Джорджии сыновья бывших рабов и сыновья бывших рабовладельцев сядут за один стол братства.
Я мечтаю о том, что в один прекрасный день даже изнемогающий от притеснений и несправедливости штат Миссисипи превратится в оазис свободы и справедливости.
Я мечтаю о том, что в один прекрасный день мои четверо маленьких детей будут жить в стране, где о них будут судить не по цвету кожи, а по цельности их натуры.
Есть у меня мечта...
Я мечтаю о том, что в один прекрасный день штат Алабама... превратится в место, где черные девочки и мальчики смогут взять за руки белых девочек и мальчиков и гулять вместе, как братья и сестры.
Есть у меня мечта...
И если Америке суждено быть великой страной, эта мечта должна стать явью».
Летом 1979 года авторы этой книги обратились к известному американскому ученому-марксисту Г. Аптекеру с вопросом об отношении негритянского населения США к «американской мечте». В своем ответе Аптекер вернулся к знаменитому выступлению Мартина Лютера Кинга «Есть у меня мечта»:
«Речь Мартина Лютера Кинга, которую теперь называют речью надежды, произвела на Америку такое потрясающее впечатление, потому что в ней синтезировано все, чему учили нас, о чем мечтали передовые умы нашей страны. В ней содержатся надежды отцов-основателей, мысли Линкольна, высказанные им, в частности, в знаменитой речи в Геттисберге, идеи Эмерсона и Торо— наших мыслителей-гуманистов. Она впитала в себя и все то, что проповедовала негритянская церковь. Когда черные проповедники говорили о рае на земле, они имели в виду вполне определенную землю — Америку. Но поскольку негритянская религия говорила о включении в этот рай негра, ее проповеди приобретали форму протеста. Здесь, вероятно, нужно отметить тот факт, что африканская церковь, как она себя называла, не была изоляционистской. С первых своих шагов она приглашала на свои службы и белых, тем самым проповедуя равенство людей. Мартин Лютер Кинг, вышедший из этой церкви, продолжил ее традиции, проповедуя Мысль, что Америка должна стать страной подлинной свободы, страной равных и справедливых, что, в сущности, и было содержанием «американской мечты». Но речь Кинга, как и его секулярная деятельность, имела еще и другое значение. Кинг был вождем масс, за что, я считаю, он и был убит; его речь была одинаково близка и белым и черным и поэтому выступала как фактор, объединяющий всех американцев в их традиционном неприятии несправедливости».
Иммигрант поневоле. Для того чтобы понять то, о чем мечтают американцы с черной кожей, вернемся почти на четыре столетия назад. В 1619 году голландский корабль, прибывший в английские поселения Северной Америки, продал в рабство на плантации Вирджинии первых двадцать негров. Впрочем, негры (их было пока немного) уже жили в Америке, но они не были рабами.
Волны иммигрантов захлестывали в ту пору Американский континент. Как правило, из Старого Света в Новый приезжали инициативные, энергичные люди, надеясь здесь обрести свой «второй шанс». И только негров привозили сюда не по их воле, а в цепях. Как грустно пошутит несколько столетий спустя один из деятелей негритянского движения, Букер Т. Вашингтон, «негры были единственными иммигрантами, с которых не брали платы за проезд» 1. Эту поездку они будут оплачивать все четыреста последующих лет.
Слово «раб» становится юридическим термином в конце XVII века, когда в Вирджинии был принят закон, на основании которого вся нехристианская прислуга, доставленная морем, остается в рабстве пожизненно. Позднее, правда, будет уточнено, что и принадлежность к христианству не освобождает от рабства.
В первых переписях негры не числились вообще. В переписях после 1850 года о белых американцах писали: «рожденный в США», «рожденный не в США», о черных — «свободный» и «несвободный».
Боязнь того, что «черный» выйдет из повиновения, не давала многим рабовладельцам покоя. И для этого страха были основания. Все чаще стали доходить до Юга слухи о восстаниях рабов: Антигуа, Мартиника, Каракас. А потом пробудились и американские штаты. В 1822 году произошло восстание в Чарлстоне (Южная Каролина) под руководством свободного черного Дэнмарка Вэси.
«Обращении к цветным гражданам мира». Впрочем, это был не первый письменный документ аболиционистов.
Еще в 1688 году религиозной группой меннонитов в Джермантауне, штат Пенсильвания, была опубликована «Резолюция меннонитов против рабства».
Ранние документы, в которых негры требовали признания их равноправными людьми, появились еще в 1797 году, когда четверо бежавших из Северной Каролины обратились к Конгрессу США с петицией «о вызволении их народа». Три года спустя свободные негры Филадельфии в своем послании в Конгресс призывали пересмотреть федеральные законы о работорговле и возвращении беглых рабов «и принять такие меры, которые со временем освободили бы всех братьев из того положения, в котором они сейчас находятся»2.
За четыре года до появления журнала «Либерейтер», возглавленного неистовым борцом против рабства белым публицистом Уильямом Ллойдом Гаррисоном, в 1827 году, появляется первая негритянская газета «Дневник свободы», целью которой было воздействовать на общественное мнение страны, привлечь внимание американцев к судьбам тех, кто еще оставался в рабстве. «Слишком долго за нас говорили другие. Слишком часто положение вещей интерпретировалось ложно» 3,— писали основатели газеты Джон Расуэрм и Сэмюел Корниш. Они отстаивали право быть причастными к «мечте», и это нашло свое выражение не только в требованиях освобождения от рабства, но и в требованиях образования для черных американцев, права на участие в национальном прогрессе и в духовной культуре страны. Газета просуществовала несколько лет, после чего Корниш стал самостоятельно издавать газету с красноречивым названием «Права для всех».
В 1827 году появляется документ, всколыхнувший Америку и поставивший имя его автора в ряды таких выдающихся деятелей негритянской культуры, как Фредерик Дуглас и Уильям Дюбуа. Это было «Обращение» Дэвида Уокера. Оно было адресовано не только американцам, и не только черным американцам,— это было воззвание «к цветным гражданам мира». «Может ли наше положение стать еще хуже? — спрашивал он.— Любые перемены могут привести только к улучшению, ибо хуже быть не может. Они не могут с нами обращаться еще хуже, поскольку понимают, что тот день, когда они это попытаются сделать, станет их последним днем 4. Обращаясь к белым американцам, Уокер сказал: «Америка настолько же наша, как и ваша, страна. Но чтобы Америка стала родиной негров, необходимо было прежде всего освобождение всех негров США от рабства. Помните, американцы, что мы будем и должны быть свободными и просвещенными, такими же, как вы. Будете ли вы стоять в стороне и ждать, пока мы сами обретем свою свободу силой? Я говорю вам это, американцы, ради вас самих» 5. В «Обращении» Дэвида Уокера требования черных американцев отразились с большой полнотой и силой.
На вопрос автора этой главы Герберту Аптекеру о значении «Обращения» Уокера он сказал: «Его значимость для американской мечты невозможно переоценить. Посудите сами, о чем это воззвание. Уокер призывает черных стать такими же людьми, как все. Он призывает сбросить оковы рабства. Он призывает освободить Америку.
Он заявляет, что оковы рабства — позор для страны. Он утверждает, что рабство оскорбительно для белых, поскольку оно противно духу американской демократии, сформулированной во всех ее великих документах. И вместе с тем он утверждает готовность черных нести ответственность вместе с белыми за реализацию этих великих идеалов. Это наша страна, как бы говорит Уокер. И если кто-либо владеет ею, то это в первую очередь мы. Пот черных граждан, их кровь и страдания — вот наш вклад в ее процветание духовное и материальное. И от этой страны мы никогда не откажемся».
В какой-то мере этот документ был ответом на другую мечту — мечту некоторых черных американцев о создании своего очага вне Соединенных Штатов. Это движение, которое было названо колонизационным, Уокер считал наиболее опасным явлением, угрожающим свободе и независимости негров в Америке. Можно сказать, что «Обращение» Уокера до сих пор остается главным документом, отразившим мечты черных американцев. И сегодня это «Обращение» не потеряло своей актуальности. Конечно же, подобного рода воззвания не являлись единственной формой протеста. Помимо обращений, деклараций, заявлений не менее распространенной формой протеста было бегство рабов из неволи. Таких побегов было несколько десятков тысяч.
Но наиболее сильной формой протеста были, конечно, восстания и бунты негров. Известно более 250 достаточно крупных бунтов и восстаний рабов в США. Помимо восстания Вэси, о котором здесь уже упоминалось, произошло восстание Ната Тернера в Юго-Восточной Вирджинии — в штате, где белые жили как в пороховом погребе, поскольку черных там было на 81 тысячу больше, чем белых. Пожалуй, наиболее знаменательным в этом бунте было то, что Нат Тернер восстал против самого института рабства, а не против «плохого» хозяина, как это было в прежних восстаниях рабов.
В 1859 году, как бы в ответ на казнь Ната Тернера, против рабства восстает с оружием в руках белый проповедник Джон Браун. Восстание жестоко подавляется, но Браун не раскаивается, он идет на виселицу во имя освободительных идей.
В конце 30-х годов прошлого столетия в Нью-Йорке начала выходить газета «Цветной американец». В ответ на призыв Американского общества реформы морали отказаться от понятия «цветной американец» и впредь называть себя «угнетенный американец» редактор газеты, все тот же Корниш, писал: «Вы — цветные американцы, так же как индейцы — краснокожие американцы, а белые — белые американцы. И вы не хуже их, так же как они не хуже вас». В то же самое время газета «Национальный штандарт против рабства» в июне 1840 года призывала черных отказаться от самоизоляции в борьбе против рабства, за исключением случаев крайней необходимости; школы, съезды, церкви должны быть совместными, утверждала газета. Негры должны повсеместно объединяться со своими белыми братьями в борьбе за равные права. И в этой борьбе они должны участвовать не столько потому, что они цветные, сколько потому, что они люди.
сражалось 200 тысяч негров. «После того как на груди у черного появились медные буквы «U. S.» (Соединенные Штаты), а на его пуговицах — изображение орла, после того как на плече его повисла винтовка, а карман отвис от патронов, после того как он прошел войну, нет такой силы, которая бы могла отрицать его право на гражданство США»,— заявил в 1863 году один из самых видных борцов за права негров, Ф. Дуглас.
Фредерик Дуглас был одним из наиболее выдающихся мыслителей и теоретиков негритянского движения в период кануна Гражданской войны в США и непосредственно после нее. Выдающийся оратор и публицист, высокообразованный для своего времени человек, он пользовался заслуженным авторитетом у просвещенной Америки и имел возможность обращаться с трибуны непосредственно к белой аудитории не только в США, но и в Европе.
«Что значит для американского раба ваше 4 июля? — спрашивал Дуглас.— Скажу вам, что этот день более чем какой-либо другой показывает ему всю несправедливость и жестокость, жертвой которой он постоянно является. Для него ваше празднество — большая ложь. Ваше национальное величие — необоснованное тщеславие. Ваше обличение тиранов — жестокое лицемерие. Он глух к звукам фанфар, сопровождающих ваше торжество, ваши крики о свободе и равенстве звучат для него как насмешка. Ваши молитвы и гимны, ваше благодарение и религиозные шествия — грубый обман. Все это не более чем прозрачная вуаль, прикрывающая преступления, позорные даже для нации дикарей. Нет на свете нации, на чьей совести была бы большая вина, чем вина за те ужасающие и кровавые преступления, которая лежит на совести народа США в настоящий момент» 6.
На протяжении многовековой истории идеологи негритянского движения неоднократно обращались к анализу традиционных американских ценностей, мифов и идеалов. В этом отношении представляют интерес выступления Фредерика Дугласа, в одном из которых он анализирует концепцию американского индивидуализма о «человеке, создавшем самого себя».
«Понятие «человека, который создал самого себя», я понимаю так же, как понимает его обыденное сознание. Это те люди, которые поднялись так или иначе без чьей-либо помощи и достигли знаний, власти, положения и славы в обществе. Это те, которые мало обязаны своему происхождению, своим родственным и дружеским связям. Они не унаследовали состояния и не получили высокого образования... Это те, что поднялись не только без помощи и поддержки общества, но даже, наоборот, наперекор ему, наперекор тем силам, которые делали все, чтобы подавить их и не пускать наверх. Таких людей, где бы они ни находились — в колледже или на фабрике, кем бы они ни были—профессорами или пахарями, англосаксами или англо-африканцами, мы называем «людьми, которые создали самих себя»7
«При всем моем восхищении «людьми, создавшими самих себя», я далек от того, чтобы считать их лучшими людьми. Это верно, что они сильны, но они и однобоки... Они недооценивают значение образования, поскольку сами достигают своего положения без него. Поэтому они считают, что и другие могут обойтись без него... Их никак нельзя обвинить в излишней скромности. Они явно думают о себе больше, чем это следует. Затраченная энергия, преодоленные барьеры, достигнутая высота, противопоставление себя другим пробуждают в них чувство высокомерия и превращают их в эгоцентристов» 8.
Так звучала критика концепции успеха в устах негритянского мыслителя, выступавшего с просветительских позиций. Таким образом, не отрицая в принципе соревнования индивидов, Дуглас критикует концепцию успеха с демократических позиций.
по сорок акров земли и по одному мулу на семью. Обещанию этому не суждено было сбыться — против него, естественно, восстали крупные землевладельцы. Выражение «мул и сорок акров» стало символом несбыточных надежд и чаяний афро-американцев.
«Мул и сорок акров». Итак, результатом победы Гражданской войны в США было освобождение негров от рабства. Институт рабства пал ценою более 600 тысяч жизней американцев Севера и Юга. Первая часть мечты афро-американца — перестать быть рабом — сбылась. Но, как выяснилось, не быть рабом еще не значит быть свободным, не говоря уж о том, чтобы быть равным с белым. Как показывают факты, порой даже самые просвещенные мыслители США не были подготовлены к признанию за черными равенства с англосаксами. Для некоторых политиков, во всяком случае изначально, вопрос состоял не в освобождении негров от рабства, а в готовности платить любой ценой за сохранение целостности Соединенных Штатов. В 1862 году Линкольн говорил: «Если бы я мог спасти Союз [единство штатов], не освобождая ни одного раба,— я пошел бы на это. Если бы я мог его спасти, освободив всех рабов, я пошел бы на это. Если бы я мог спасти его, освободив лишь часть и оставив в рабстве остальных, я пошел бы на это» 9. «Мы... освобождаем рабов там, где они вне нашей досягаемости, и оставляем в рабстве там, где их освобождение в наших силах» 1— так оценил ситуацию в ту пору государственный секретарь Уильям Стюард. В своей инаугурационной речи Линкольн еще был готов принять 13-ю поправку, сохраняющую рабство на Юге. Санкционируя 13-ю поправку в период войны, он говорил об «элиминировании рабства в конфедеративных штатах». Однако Республиканский конгресс оказался более радикальным под давлением обстоятельств и пошел дальше, введя в поправку слова о полном запрете рабства во всех Соединенных Штатах. Ратификация поправки в таком окончательном виде произошла восемь месяцев спустя" после смерти президента, явившись фундаментальным изменением соответствующего текста Конституции 1789 года.
Необходимо отметить факт эволюции отношений Линкольна к рабству вообще и неграм в частности. Еще в 1862 году он стоял за чисто джефферсоновскую мечту для Америки. Когда он говорил об Америке как о большой семье, стране одной нации, он не имел в виду черных, но, в отличие от Джефферсона, который в рабстве видел зло, но зло необходимое, Линкольн считал рабство самым большим злом, которое может испытать народ. И хотя ход войны послужил определенным катализатором отношения Линкольна к рабству в стране в целом, его отношение к черным как расе было по меньшей мере двойственным.
В споре со Стивеном Дугласом в 1858 году Линкольн утверждал, что он не сторонник социального и политического равенства двух рас. Концепция управления и подчинения должна была быть сохранена. Принимая делегацию свободных черных в качестве президента, он прямо сказал им, что считает полезным для двух рас быть отдельными и разделенными. Не исключено, что идеи подобного рода и способствовали порождению новой мечты части афро-американцев— мечты о сепаратизме, которая, по сути дела, была своего рода антимечтой. Одним из ее перяых проповедников еще во времена Линкольна стал Генри Гарнетт, уехавший на Гаити. Позже будут уезжать и другие негры—на острова Карибского моря, в Панаму. Так оформится колонизационное движение.
Но сложности, возникшие на пути этого движения, активное несогласие целого ряда видных черных деятелей и, наконец, необходимость использовать негров в рядах армии Севера после первых же ее серьезных поражений — все это привело Линкольна к необходимости пересмотреть свое решение. Так, в личном письме губернатору штата Луизиана, написанном после Реконструкции, он допускал, что некоторые негры, «наиболее образованные и особенно те, кто мужественно сражался в наших рядах», получат право голоса. Тем самым высказывалась надежда, что они помогут в грядущих испытаниях «сохранить алмаз свободы в семье свободных». Следует заметить, что противоречия, присущие политике Линкольна в расовом вопросе, характерны для буржуазно-демократической позиции. При всей его ограниченности и слабостях Линкольн остался в памяти демократической Америки как великий политический деятель. Быть может, этому способствовало его умение или даже искусство быть гибким.
После завершения гражданской войны на Юге оставалось около 90 процентов черных американцев. Надежда получить свою землю не сбылась, но черные арендовали ее у своих бывших хозяев на условиях оплаты ренты частью своего урожая. Они даже могли, собрав деньги, выкупить свой участок. Впрочем, в массе это была малореальная перспектива. Негр едва успевал расплачиваться с владельцами магазинов, которые продавали им все необходимое в кредит. Задолженности росли, и в конечном итоге черные бросали все и уходили на заработки в города Севера.
рядом и предлагали свой труд, за который хозяева могли дать им много меньше, чем белым эмигрантам, поток которых, как казалось тогда, не иссякнет. Так возникал северный вариант расизма, основанный на экономической эксплуатации богатыми бедных — бедных черных и бедных белых. Разжигая ненависть белой бедноты к черным, политиканы использовали расизм как свою платформу в расчете получить голоса белой бедноты на выборах.
Понемногу районы города, в которых селились прибывающие с Юга черные, росли и становились все более гомогенными. Так возникали в больших городах гетто — трущобы бедняков. За квартиры с негров брали дороже, чем с белых, за работу платили меньше.
Гражданская война выделила очень четкий слой мелкой черной буржуазии, которая, фигурально выражаясь, дала обет белой буржуазии не выходить за рамки дозволенного в социально-политических требованиях и вместе с тем нещадным образом эксплуатировала черную бедноту в гетто. Черный бедняк подвергался классовому и расовому угнетению.
Но из горнила Гражданской войны вышли не только черные богачи, но и новые черные вожди. Одним из наиболее значительных лидеров этого времени был Букер Т. Вашингтон, ставший выразителем буржуазной «американской мечты». Как и белые пуритане, он твердил: работайте старательно, будьте экономны и бережливы — усердие всегда вознаграждается. Американскому обществу нужны умелые, высокообразованные люди. Начните снизу, и вы подниметесь наверх, где места хватит всем. Это ли не было проповедью о человеке, который может, пройдя все трудности, «создать сам себя»?
Американский историк Август Мейер, анализируя взгляды Букера Т. Вашингтона, очень точно заметил, что в основе его философии лежала концепция приспособления 11.
Иной путь черным Америки указал видный деятель негритянского движения, писатель, историк, ученый-антрополог и этнограф У. Э. -Б. Дюбуа. Его творчество пронизано великой любовью к Америке, в его произведениях звучит горе сына страны, которая поражена раковой опухолью расизма. Отсюда его искреннее стремление преобразовать общество. И негры, его органическая составная часть, должны сделать все, что в их силах, чтобы вырвать страну из клещей этой болезни. Свобода черных — это свобода всех, считал Дюбуа, поскольку черные в силу обстоятельств оказались на низшей ступени социальной лестницы. «Как редактор многотомного собрания сочинений доктора Дюбуа я утверждаю, что все, о чем писал этот великий мыслитель, находится в русле демократической мечты американского народа,— сказал автору этой главы Г. Аптекер.— Как и Уокер, он утверждал, что негр не решит своих проблем, покинув Америку. Америка — это его страна. Борьба черных за свободу, считал он,— это не только борьба за судьбы черных детей будущего, это борьба за свободу белых детей будущего. И хотя Уильям Дюбуа покинул Америку, это был шаг вынужденный и прежде всего позорящий страну, которая при жизни не приняла, не поняла его. И вот теперь, чтобы как-то загладить свою вину перед ним, в США решено сделать его дом официальным общенациональным мемориалом».
При всем стремлении Букера Т. Вашингтона объединить черных всего мира, для того чтобы противостоять расизму, он никогда не стоял на позициях сепаратизма. Он был в истории движения за освобождение негров, пожалуй, одним из первых, кто увидел для черного выход в борьбе за гражданские права здесь, в Америке. «Давайте раз навсегда поймем, что мы являемся американцами, что мы доставлены сюда первыми поселенцами и что сам тип цивилизации, из которого мы вышли, сделал необходимым полное принятие нами западных обычаев и традиций ради того, чтобы выжить. Иначе говоря, никто не является столь «коренным», столь «сделанным в США», как мы. Абсурдно говорить о возвращении в Африку лишь потому, что она была нашим домом триста лет назад» 12.
Америка черных в литературе. Рабство отторгнуло негра от его африканского наследия, обезоружив его духовно. Он встретился с еще неизвестными и непонятными традициями и культурой Нового Света. Лишенный возможности общаться со своими хозяевами на их языке, он не мог общаться и с себе подобными, поскольку при купле негров рабовладельцы старались приобретать негров из разных племен, с тем чтобы они были носителями разных языков и диалектов — это должно было оградить рабовладельцев, как они считали, от возможности «заговора рабов».
«птичий язык» общения, что способствовало закреплению мифа о неполноценности негра. Он получал чужое имя. Затем ему навязывали фамилию хозяина. У него не было и практически не могло быть постоянной семьи, не было даже постоянного хозяина. Острота одиночества толкала его еще сильнее в объятия чужой религии.
В церквах африканские ритуалы все больше уступали место христианским. Новая религиозная культура возникала в значительной степени под влиянием культурных традиций тех национальных групп, которые населяли данный округ или регион или доминировали в нем. Песни, танцы, рассказы негров, созданные ими в рабстве, были своего рода катарсисом.
В XVIII веке впервые возникает негритянская поэзия, отражающая надежды и чаяния черного населения Америки. Так, в 1746 году появилась первая поэма — рабыни из Дирфилда, штат Массачусетс, Люси Терри. Четырнадцать лет спустя раб из Лонг-Айленда Джупитер Хаммон опубликовал поэму «Вечерние мысли: Христос-спаситель». А в 1773 году совсем юная Филлис Уитли издала томик стихов «Поэмы по разным поводам — религиозным и моральным». Следует отметить, что по мастерству все эти стихи были немногим слабее того, что появлялось на среднем уровне американской поэзии XVIII века. Они, конечно же, были подражательными. Профессор университета Северной Каролины Дарвин Тэрнер, отмечая тот факт, что по своей тематике они не касались рабства и угнетенного положения негров, в частности, писал, что, с одной стороны, «это, скорее, отразило независимость этих поэтов от капризов своих хозяев», а с другой — показало их «нежелание обидеть своих покровителей» напоминанием о позорящем их явлении — рабстве 13.
— «Мечты о свободе». На деньги, вырученные от изданий, Хортон надеялся выкупить себя. Но это ему не удалось, он был освобожден лишь в 1865 году войсками Севера.
Еще сложнее дело обстояло в художественной прозе. Первыми ее творцами были рабы, которые в меру овладения языком своих хозяев рассказывали друг другу, а затем и своим белым хозяевам, которых нянчили, сказки, известные им от своих родителей, сказки, привезенные из «старого дома» — из Африки. Любопытно то, что это были не чисто африканские сказки, а своеобразные переложения, адаптированные к новым условиям. Даже животный мир и флора были из непосредственного, нового окружения. Кто-то их рассказывал, кто-то пересказывал, остальные модифицировали. Это было творчеством целой расы. В них нашло отражение то, чем и как жили невольники. Даже в том, что до нас дошло, пробиваются сквозь Эзопов язык мечты, чаяния, идеалы целого народа. Сочинения эти, как отмечали их собиратели, были далеки от англосаксонской традиции и тем самым сыграли роль важного компонента, пополнившего и обогатившего американскую культуру. Это был важный компонент еще и потому, что новый образный мир и необычное видение становились достоянием белых американцев еще в чистом возрасте детства. Тем самым эти два фактора играли немалую роль в становлении национальной психики и белых и черных. Впрочем, знакомство в раннем возрасте с негритянским фольклором еще не было гарантией того, что, расставшись с детством, человек не становился расистом. Таков был парадокс Юга.
— черный не человек. Не стесняются же своего любимого кресла или привычных шлепанцев.
Фольклорные сказки передавались из уст в уста, умеющих писать почти не было. Имели хождения пословицы, поговорки, заклинания, да и сказки с западноафриканской символикой. Рассказы были о колдунах, об охотниках и о необычайных пиршествах. К ним присоединились все те же темы о небе и рае, куда надеялся в конце пути попасть негр.
Вместе с тем фольклористы, занимавшиеся компаративистикой, отмечают не только сходство негритянской литературы с африканским образным строем, но и их расхождения. По своему духу, по способу выражения африканский фольклор лаконичен, сдержан, философичен, даже фаталистичен. В этом отношении эмоциональный американский фольклор представляет собой его противоположность. Фольклор черных был продуктом симбиоза африканского прошлого и трудносплетений жизни негра в США. Примером могут стать дошедшие до нас «Сказки дядюшки Римуса», собранные Джоэлом Чэндлером Гаррисом. Конечно же, это уже не те сказки, что существовали когда-то,— те, увы, утрачены навсегда, как навсегда осталось для нас неясным многое из той символики, что была столь многозначна в устных повествованиях о похождениях великолепного Братца Кролика.
Фольклористы обвиняли Гарриса в том, что он слишком вольно пересказал сказки Римуса. Однако при всем несовершенстве собранного материала, его несоответствии оригиналу мы должны быть признательны собирателям за то, что они хоть как-то сберегли для нас эти жемчужины народного творчества — жемчужины, которые сочинялись усталыми отцами под палящим полуденным солнцем на ржаво-багряной земле Джорджии, чтобы потом, когда зайдет это назойливое светило и станет «темно, как в животе», шепотом поведать их своим детям. А те пронесут их сквозь свою жизнь, обогатив своим опытом, чтобы передать своим детям. И может быть, в памяти далекого потомка промелькнут эти истории детства, когда улюлюкающая толпа будет разжигать под ним костер. И в течение двухсот лет после того как принципы свободы и равенства будут записаны в Декларации независимости, после того как сто лет спустя будет во всеуслышание объявлено, что все люди созданы равными и это есть самоочевидная истина и что черный американец отныне считается свободным, негр не будет чувствовать себя в безопасности от страшного варварства, названного судом Линча.
Ставший фактом американской действительности, негр постепенно становится и фактом американской литературы. Естественно, литература, как и общественное сознание, которое она отражала, находилась в плену у определенного рода социально-психологических стереотипов.
Стереотип черного балагура восходит к Ирвингу и его «Сальмагунди» (1807). Потом уже этот образ стал почти обязательным. Образ черного получает свое дальнейшее развитие у Купера. В «Шаноне» (1821) наряду с бурлесковыми образами появляется Цезарь Томсон — верный, самоотверженный слуга. В «Пионерах» — черные не рабы. Но, пожалуй, более привлекательным оказался образ моряка Скиппо Африканца в «Рэд Роувер»: это мужественный, цельный человек, превосходящий своих белых коллег по силе, навыкам и способностям, что, однако, не ограждает его от их издевок. И в романе «Последний из могикан» есть черный, точнее, черная женщина, которая своим обаянием затмевает многие куперовские женские образы. Она была первой в американской литературе октаронкой, ставшей в дальнейшем стереотипом литературы раннего периода. Характерно, что, не будучи в состоянии вписать своих положительных черных героев в американскую действительность, Купер избирает для них всегда трагический итог.
Для Г. Мелвилла, северянина по происхождению, черный существует в измерении, хорошо известном автору,— он мореход. В великолепном «Моби Дике», описывая своего Даго, черного героя, он сравнивает его с белыми: «Белый, стоя подле него, выглядел как флаг перемирия, вынесенный из осажденной крепости». И даже такая заведомо отрицательная фигура, как трусливый Пип,— трус по своей человеческой, а не расовой сути. Даже рисуя кровавый мятеж на Сан Доминике, который учинили черные, вырезав всех белых («Бенито Черено»), Мелвилл показывает не кровожадных варваров, а доведенных до отчаяния черных, которые в конечном счете платят своими жизнями за мечту о свободе.
Злой сатирой на США явилась аллегория Мелвилла «Марли» (1849). Незабываемо выписана здесь сцена в вымышленном автором Вивенце, когда раб со спиной, исполосованной красными кровяными подтеками, поднимает полосатый флаг, на котором видна надпись: «Все люди рождены равными и свободными», а снизу — едва заметная приписка: «Кроме рода Хама».
Книгой, потрясшей воображение цивилизованного мира, стал роман Гарриет Бичер-Стоу — произведение той маленькой женщины, которая, по словам Линкольна, начала эту большую Гражданскую войну. Конечно же, эти слова, сказанные президентом писательнице, не следует принимать буквально. Но нельзя сбрасывать со счетов и того факта, что она действительно имела огромное влияние на читателей своего времени. Достаточно сказать, что только в первый год было продано триста тысяч экземпляров ее книги — по тем временам тираж огромнейший. Прошло совсем немного времени, и в Британской империи разошлось полтора миллиона экземпляров этой книги. В одной Англии книга выдержала в ту пору сорок изданий. Книга была переведена почти на все языки мира. С восторгом отзывались о ней многие передовые писатели того времени: Толстой, Гейне, Диккенс, Жорж Санд. Хауэлс назвал ее лучшей книгой Америки эпохи Гражданской войны.
И в то же время против Бичер-Стоу была развернута литературная кампания. Ее роману были противопоставлены сочинения, апологетизирующие рабство: «Хижина дяди Тома — такая, как она есть» У. -Л. Смита (1852), «Хижина тетки Филлис» Истмен (1832), «Дядя Робин и его хижина» Джона Пейджа (1853). В чем только не обвиняли Бичер-Стоу! И в том, что роман «завербованный», то есть нарочито тенденциозный, и в том, что вся книга — вымысел. Последнее заявление вынудило писательницу опубликовать «Ключ к «Хижине дяди Тома», свой документальный аппарат.
будут равны, где о человеке будут судить не по тому, кем были его предки, а по тому, что он за человек, будили совесть Америки, напоминая ей о том, что просто мечтать о счастье мало. Чтобы мечта стала реальностью, за нее надо бороться. Именно о такой Америке мечтал замечательный мыслитель Нового Света Генри Торо, когда говорил: «Мне нравится воображать такое государство, которое сможет наконец позволить себе быть справедливым ко всем людям и уважать личность...»14. Или как он сказал в другом месте: «Закон не может делать людей свободными, сами люди должны делать закон свободным» 15.
Если говорить о собственно негритянской литературе, то она, по существу, проявилась в конце XIX века. Все, что предшествовало этому, следует отнести скорее к фольклору, нежели к литературе. Социальное расслоение негритянского населения выделило некоторое количество хорошо образованных черных, что позволило им получить признание и в культурной жизни страны.
Вместе с тем появление так называемого «среднего класса», как показывает исследователь негритянской литературы в США Роберт Боун, имело и негативные стороны, поскольку его представители безгранично поверили в американскую мечту об успехе. «Идеология успеха проникла в ранний негритянский роман в разных формах. Это была и «вдохновительная» литература, устремлявшая негритянскую молодежь на проникновение в верхние слои материально обеспеченных, а посему ориентирующая их на материальные ценности. Прославлялась в них бережливость и изворотливость, инициатива и надежность — то, что выделяло героя или героиню из числа просто смертных»16.
Ранний американский роман негров носил характер протеста. В нем негры показывали свою жизнь, полную невзгод, в нем они взывали к справедливости. Впрочем, ранний роман также стремился доказать Америке, что черные рассматривают Америку как свою страну и что они отнюдь не состоят в заговоре против всех белых. Они хотят просто иметь то, что им причитается как людям.
«Клотел, или Дочь президента». Роман, изданный в 1853 году в Лондоне, выдержан в мелодраматическом стиле. Широкую известность завоевали два других негритянских писателя — Чарлз Чеснатт (1858—1932) и Пол Данбар (1872—1906). И не только как романисты. Чеснатт был известен как автор прекрасных коротких рассказов, а Данбар — как поэт.
Нельзя здесь не упомянуть романы Уильяма Дюбуа и Джемса Уэлдона Джонсона. Его «Автобиография бывшего цветного человека» (1912) стала, по существу, началом становления современной зрелой негритянской литературы в США. Так выглядела литературная панорама кануна «гарлемского ренессанса».
Его приход ознаменовал качественный взрыв, в первую очередь джазовой музыки и поэзии, и здесь необходимо упомянуть поэтическое творчество Ленгстона Хьюза. «Я тоже американец,— говорил Хьюз в одном из своих стихотворений,— я служил вам все эти долгие годы, и, если вы меня не впустите, вы не будете Америкой». Эти слова символичны: черные всегда ощущали себя органической частью страны, и поэтому все, что было характерно для. нее (и в хорошем и в плохом), было характерно и для черных американцев.
Период «гарлемского ренессанса» в негритянской литературе был периодом самоосознания, самооткрытия. Произошел качественный сдвиг, позволивший негритянской литературе выделиться из основного потока и оформиться как самостоятельное направление. Парадокс заключается в том, что, выделившись, она получила возможность вновь влиться в основной поток американской литературы, внести в нее большой вклад своими художественными достижениями. Это относится к творчеству Ричарда Райта (конец 30-х годов), Ральфа Эллисона (40-е годы), а также к литературе негритянской молодежи 50—60-х годов.
«Унесенные ветром». Митчелл в этом романе пытается показать, что за войной, «развязанной Севером» против идиллического Юга, стояла обычная борьба за власть. Ради этого-то и «спустили черных дикарей на беззащитных и добрых южан». А ведь до войны для черных на Юге жизнь была чуть ли не сказкой, утверждает Митчелл: «... их кормили, хорошо одевали, присматривали за ними, когда они болели, и заботились о них в старости». Ку-клукс-клан в ее романе выглядит по меньшей мере рыцарским орденом, посвятившим себя защите «обиженных и слабых» южан. Вся война, по ее словам, была «ужасающим зрелищем, в котором одна половина нации силой оружия хотела навязать другой половине нации власть черных, большинство из которых были привезены из Африки всего лишь одно поколение назад».
«Всеамериканским романом» эту книгу сделала в первую очередь кинокартина, где роль Скарлет О'Хара исполнила великолепная Вивиен Ли, а в главной мужской роли выступил покоритель сердец женщин Америки «среднего класса» красавец Кларк Гейбл. Но книга от этого не стала менее расистской.
Так выглядела Америка со страниц своей так называемой массовой литературы в первой половине XX века. Правда, в это время уже писал Ричард Райт. Но его творчество лежало в русле других традиций.
Борьба за гражданские права и мечта о свободе. В Программе Компартии США отмечается, что, «хотя афро-американцы подвергаются угнетению как единый народ, в их среде можно обнаружить представителей всех экономических классов капиталистического общества. Некоторые черные — трудящиеся фермеры, небольшая часть принадлежит к городскому среднему классу, будучи представителями свободных профессий и мелкими предпринимателями, еще меньшая доля — капиталисты, но в своем большинстве — значительно более 50% — черные принадлежат к рабочему классу. Поэтому чернокожие американцы подвергаются тройному угнетению — на расовой основе, как рабочие и как народ» 17.
Немалую роль в пробуждении черных сыграл исход второй мировой войны. Война, закончившаяся разгромом фашизма, одновременно нанесла могучий удар по международному расизму. Был развенчан миф о превосходстве нордическо-германской расы, и вместе с тем потерпела поражение также и «теория» о превосходстве белого человека над цветными. Как и СССР, страны, прочно ставшие на путь социализма, проводят у себя ленинскую политику полного равноправия наций.
в историю как «год Африки», принес независимость сразу двадцати четырем африканским государствам с населением свыше 80 миллионов. Одно за другим вступали в ООН африканские государства, и в Нью-Йорке, во дворце Генеральной Ассамблеи, появились чернокожие президенты, премьер-министры, дипломаты...
Уже в 1959 году произошла революция в западном полушарии, на Кубе, где негры и мулаты — значительная часть населения.
Все это не могло не влиять на сознание американского негра. «Ведь сегодня,— писал выдающийся борец против расизма Мартин Лютер Кинг в 1965 году,— негр видит не только то, что происходит в его стране, он видит, как цветные — желтые, черные и коричневые— управляют своими независимыми странами. Он видит, как цветные государственные деятели голосуют по важнейшим вопросам войны и мира в Организации Объединенных Наций, в то время как ему отказывают в праве голоса на выборах шерифа»18
Шестидесятые и семидесятые годы — годы самоотверженной борьбы негритянского народа — получили в американской печати название «негритянской революции».
Постепенно в движении черных за свои права начинают занимать главное место требования экономического и политического характера, среди них — требования прекращения дискриминации черных при найме на работу и при оплате труда, требования о равноправии при выборах, равенства в образовании и т. д.
— соответствующая переоценка ценностей. К руководству в многочисленных группах и партиях афро-американского движения все чаще приходит молодежь.
Нередко выступления черных стали выходить за пределы узкорасовых проблем. Борьба стала приобретать антиимпериалистический характер. Негритянскому народу становилась очевидной тесная связь между развязанной американским империализмом агрессивной войной во Вьетнаме и угнетением черных в самой Америке, между внутренней и внешней политикой США.
Пожалуй, наиболее уязвимым местом движения за гражданские права черных была и пока остается его организационная раздробленность, фракционность. Бесчисленное количество распыленных групп и группировок препятствовало единству действий, требований и даже целей.
История негритянского движения после второй мировой войны — это история поисков различных групп афро-американцев своего собственного решения вопроса об освобождении черных. У каждой из этих групп был свой рецепт и своя надежда на исцеление страны от ее социального недуга.
Обратной реакцией некоторой части черных в США на угнетение стала идея «черного национализма». Утопические лозунги черного сепаратизма, хотя и способствовали росту расового самосознания и даже гордости (что было немаловажно), тем не менее тянули массы в ложном направлении. Это осознал один из видных деятелей черного движения, Малькольм Икс. Но именно тогда, когда он приближается к пониманию необходимости интернационализма в борьбе за свободу, отвергнув узкосектантский подход, его зверски убивают. Буржуазию испугали его слова: «Революция никогда не основывается на том, что у кого-то выпрашивают «интегрированную» чашку кофе. Революция свергает системы».
«детьми Малькольма»,— к партии «Черная пантера». Манифест этой партии был, по существу, мечтой угнетенного народа: «Мы требуем свободы. Мы требуем власти, позволяющей нам самим решать судьбу черного населения. Мы требуем работы для негров. Мы требуем прекратить грабеж черного населения капиталистами. Мы требуем благоустроенного жилья, на которое имеет право всякий под солнцем. Мы требуем образования для нашего народа, образования, которое помогало бы понять сущность разлагающегося американского общества. Мы требуем образования, чтобы знать правдивую историю нашего народа, представлять его роль в современном обществе... Мы требуем земли, хлеба, жилья, образования, одежды, справедливости и мира» 19
Заявив о себе во всеуслышание и о том, что она взялась за оружие, эта партия вместе с тем привнесла в свое движение немало леваческих, сектантских, промаоистских взглядов, призывая к повсеместной партизанской войне в городах США. Этим она, по существу, поставила себя под удар. Многие ее члены были физически уничтожены. Отсутствие опыта борьбы с учетом конкретных условий США, непонимание принципа сосуществования в отношениях между социалистическими и капиталистическими странами привели некоторых ее руководителей к недружелюбным высказываниям в адрес европейских социалистических стран.
Было бы, конечно, неверным представлять дело так, будто перечисленными радикальными проявлениями и ограничивалась борьба черных США в XX веке. Действовали и действуют немало буржуазных, конформистских организаций, считающих, что путь к расовому равенству лежит через создание национальной черной буржуазии, через приятие ценностей белой буржуазии. Этот циничный классовый подход откровенно враждебен интересам подавляющего большинства афро-американцев. Существовали и продолжают действовать организации, проводящие, по существу, ту же линию, только в более замаскированном виде.
Коммунистическая партия США всегда вела и продолжает вести борьбу за гражданские права всех цветных стран на единственно верных, интернационалистских и классовых принципах, подчеркивая, что многое для исправления нынешнего положения может и должно быть сделано еще до исчезновения умирающего капитализма. В Программе КП США, в частности, указывается на то, что для успеха борьбы черного народа США за свое освобождение важно пробудить в нем «национальную гордость», которая способствует появлению и укреплению сплоченности среди черных, возрождению интереса к истории, культуре и наследию черного народа, зарождению чувства достоинства и гордости за принадлежность к черному народу».
В середине 70-х годов массовое негритянское движение в Америке, начавшееся около двадцати лет назад, по-видимому, миновало свой пик, приняло более глубинные формы, пройдя ряд фаз: ненасильственного сопротивления, «расизма наоборот», экстремистских призывов к партизанской борьбе в городах. Однако основной вопрос, вопрос о расовом равенстве американских граждан, так и остался нерешенным, извлечены лишь некоторые уроки. Продолжается волна судебных процессов, убийств, маршей... «Но американский кризис... не получил своего решения,— пишет Дж. Болдуин в своем публицистическом произведении «Имени его не будет на площади».— Старый мир умирает, а новый стучится в утробе своей матери-времени, заявляя о том, что готов родиться. Время показало, что роды не будут легкими — слишком многие из нас оказались неумелыми повитухами. И тем не менее главное— не забывать о нашей ответственности перед рождающимся вновь: признание своей ответственности перед ним — уже ключ к дальнейшим успехам».
«сегрегация в стране мертва. Остается узнать, во сколько нам обойдутся ее похороны».
Противоречия, разъедавшие американскую социальную жизнь в отношении к черным гражданам страны, поставили под сомнение «американскую мечту» и в той ее части, которая говорит, что все люди созданы равными и наделены творцом правами на жизнь, свободу и на стремление к счастью.
Итак, мы видим, что народная мечта, получившая отражение в традициях, в искусстве, литературе, политическом сознании американских негров, отягощена многолетними страданиями и лишениями негров, пропитана их многовековой борьбой за человеческие, гражданские и политические права. Многое противостоит здесь официальной идеологии американизма. Как же соотносится эта мечта народа с так называемой «американской мечтой»?
Летом 1979 года один из авторов этой книги задал вопрос выдающемуся борцу за гражданские права в США, члену ЦК Компартии США Анджеле Дэвис, как относятся к «американской мечте» черные граждане Америки. А. Дэвис ответила:
«Американская мечта» — не строго социологическое, а, скорее, эмоциональное понятие. В этом смысле у каждого американца есть мечта. Есть она и у отдельных групп и классов. Если белая буржуазия и единицы допущенных в их ряды черных разделяют одну мечту, то у угнетенных черных, как, впрочем, и у белых, была и остается своя мечта — мечта об освобождении. Все эти разговоры о том, что черные Америки все больше проникают в так называемый «средний класс»,— вымысел. Даже буржуазная печать теперь вынуждена признать это. Сегодня, как никогда, господствующий класс делает все, чтобы разорвать единство черных, единство угнетенных. И вместе с тем сегодня все чаще белые, черные, мексиканцы, пуэрториканцы объединяются в своих требованиях. Если же выделить черных как единое целое, то их мечта была, есть и остается на обозримое будущее мечтой о свободе».
— одно из необходимых условий для освобождения белых. Ибо, как известно, не может быть свободен народ, угнетающий другие народы.
Примечания.
1. Butcher М. The Negro in American Culture, N. Y., 1956, p. 9,
2. L' twack L. The Black abolitionists. Chicago, 1961, p. 231,
3. «Freedom's Journal», 1827, Mar. 16.
5. Ibid.
6. Gregory Т. Frederick Douglass the Orator. N. Y., 1971, p. 105.
7. Douglass. The Orator. N. Y., 1971, pp. 173—174.
8. Ibid., pp. 175—176.
10. Ibid., p. 225.
11. Цит. по кн.: Meier A. Booker T. Washington: An Introduction. Ann Arbor, 1963, p. 100,
12. Цит. по кн.: Isaacs Н. The New World of Negro Americans. N. Y., 1965, p. 222.
13. In: Black American Literature. Ed. by D. T. Turner. Ohio, 1969, p. 9.
16. Bone R. The Negro Literature in America. N. Y., 1969, p. 14.
17. «США: Экономика. Политика. Идеология», 1970, № 12, с. 77.
18. Кинг М. Есть у меня мечта... М., 1970, с. 99.