ЧАСТЬ III
«Американские мечты: утраченные и обретенные»
В предыдущих главах мы рассмотрели сложную эволюцию «американской мечты», ее отражение в американской идеологии, культуре, искусстве и литературе. Мы обращались к социологическим и политологическим трактатам, романам, пьесам и кинофильмам. Но все это — отраженный образ «американской мечты», ее философская или художественная интерпретация. А как сами американцы думают об «американской мечте», о ее сложных и противоречивых судьбах?
Ответ на этот вопрос дает недавно вышедшая книга известного американского публициста Стадса Тёркела «Американские мечты: утраченные и обретенные». Эта книга представляет собой документальный анализ общественного мнения современной Америки по вопросу о сущности «американской мечты» и ее судьбе. Стадс Тёркел провел около ста интервью с представителями различных социальных слоев общества, самых разных возрастов, национальных и этнических групп. В этой книге содержится огромный документальный материал, записанный рукой маститого журналиста,— продолжение того, что Тёркел начал делать в предыдущей своей книге — «Работа».
«американской мечте». Здесь слышны отзвуки сотен голосов и отголоски тысяч других, которые уловил и добросовестно зафиксировал автор. Тёркел не спешит делать выводы и заключения, предоставляя читателям выслушать различные точки зрения. «Это нечто напоминающее джаз: здесь существует тема и импровизация на эту тему»,— утверждает автор. Тема эта — «американская мечта», импровизация — сотни человеческих судеб, получившихся и не получившихся. Пронизанная духом высокого популизма, книга Тёркела представляет собой попытку понять, о чем мечтает американский народ, как он относится к своему настоящему, прошедшему и будущему. Послушаем, о чем же говорят сами американцы.
Во многих суждениях совершенно откровенно звучат ноты разочарования, сожаления о прошлом, страх перед будущим. Опасения вызывают все убывающие ресурсы страны. Лесоруб из Орегона, которого опрашивал Тёркел, говорит: «Потери способны понять только те, кто знает, как было раньше. Что происходит с нашей природой? Я убежден, что только красота и все величественное, что есть в природе, могут заставить людей перестать уничтожать друг друга. А этой красоты становится все меньше» 1.
«Начало было у нас не таким уж плохим,— как бы вторит ему Джесси Бинфорд, жительница Южной Дакоты.— Подумать только, какие возможности таила в себе наша земля! Где еще можно было найти нечто подобное? Но все это было в самом начале нашей истории... А сейчас единственное чувство — это страх перед грядущим, новым, неизвестным. Страх. Страх... Конечно же, нужно обладать немалым разумом и мужеством, чтобы понять те перемены, которые входят и еще войдут в нашу жизнь. Но все-таки существуют непреходящие ценности, от которых нам нельзя отказываться» (с. XXI).
Подобную мысль развивает и другой собеседник Тёркела — уволенный с работы профессор американской истории в Кентукки Джон Филдинг: «Успех — это обоюдоострое понятие. За все надо платить. Мне совсем не легким путем пришлось убедиться, что я всегда позволял другим определять мои ценности» (с. 73).
«Что стало с vox populis [голосом народа]? — спрашивает Тёркел.— Неужели вся американская мечта сегодня сводится к 60-, 30- и 10-секундным рекламным вставкам, которыми ежедневно бомбардируют нас по всем телевизионным каналам? Неужели не осталось никакого иного языка, никакой иной мечты?» (с. XXII).
«американской мечты». В числе опрошенных — Брюс Бендингер, 33 года. Окончил Висконсинский университет, в 21 год поступил в рекламное агентство в Чикаго, в 28 лет стал его вице-президентом. Однако в 30 лет он бросает престижную работу и отказывается от погони за успехом. Его высказывания об «американской мечте» проникнуты скептицизмом: «Нам осталось мечтать не о столь уж многом. Когда мы были подростками, существовали все эти бесчисленные книжки Горацио Алджера о человеке, который вот-вот создаст «U. S. Стил» или какое-нибудь другое крупное дело. Теперь вершина мечты — стать кинорежиссером или звездой рок-музыки» (с. 443). Идея успеха, которой проникнута американская мораль преуспеяния, вызывает у Бендингера отвращение. «Вся эта ковбойско-капиталистическая прибаутка, которой потешала себя страна в течение двухсот лет, сегодня находится на последнем издыхании... Очень важно понять, что я не могу достичь абсолютно всего. Я не могу стать королем или президентом. Но если мне удастся сохранить способность к самооценке, я смогу принести пользу, ухаживая за садом» (с. 444).
Другое критическое высказывание о судьбе «американской мечты» принадлежит Эмме Найт, королеве красоты в США 1973 года. Став «Мисс США», она, по существу, стала распродавать свой имидж. Получая гонорар от рекламного агентства, она должна была ездить по стране, расхваливая всевозможные товары. Эмма Найт перестала принадлежать себе, стала частью официальной «американской мечты», символом успеха. «Ведь на самом деле,— говорит она,— не меня поклонники «Мисс США» считают красивой, а мою корону и ту ленту, которая была переброшена через плечо. Набросьте эту ленту на лампу — и клянусь, что десяток мужчин пригласят ее на свидание. Впрочем, я бы могла пятьдесят лет говорить об этом, но это ни к чему не приведет. Всегда найдутся девушки, которые будут стремиться стать «Мисс Америка». Вот что такое фантазия, которая называется Американской мечтой г (с. 5—6).
Конечно, в современной Америке еще многие остаются приверженцами традиционной идеи личного успеха, которая лежит в основе буржуазной «американской мечты». Вот что говорит Уолле Рассмусен, обладатель премии Горацио Алджера, президент компании, чей капитал оценивается в 7,5 миллиарда долларов. «Меня спрашивают, мечтал ли я занять то место, на котором теперь сижу. Я отвечаю: нет, не мечтал. Вся моя амбиция в жизни сводилась к тому, чтобы завтра жить немного лучше, чем сегодня... Я всегда хотел быть первым, даже когда я сходил с самолета... Я думаю, что трудности в жизни необходимы, чтобы по-настоящему наслаждаться ею... Если ты хочешь преуспевать, не позволяй никому стоять на твоем пути. А сегодня люди хотят получать все и ничего за это не платить. Но за все надо платить» (с. 13—14).
Рассмусен исповедует традиционную религию успеха. Эта религия признает только один закон жизни — закон джунглей. Не случайна и метафора, которой пользуется этот бизнесмен, стремясь подвести итог своей жизни: «Убивают только тех львов, которые медлительны, которые не могут побеспокоиться о себе,— быстрых и ловких зверей не могут поймать» (с. 14). По его словам, все беды в обществе, в котором он живет, заключаются в том, что люди не могут постоять за себя. От этого возникает и безработица, и растущая преступность. Оказывается, что виноватым является не общество, породившее безработицу или преступность, а те, кто не могут дать отпор преступникам. Поистине апологетическая философия.
Но даже и этот видавший виды бизнесмен высказывается весьма пессимистично, когда речь заходит о будущем. «Новый спад или революция вернет нашу страну в состояние устойчивости. Такое случалось в истории. Это единственное, что я усвоил из писаной истории. Если это случится, кто выживет в этих условиях? Для большинства это будет тяжелое испытание. Вы не можете стоять в стороне. Вы должны либо подняться наверх, либо погибнуть» (с. 15).
«американской мечте» еще одного бизнесмена. Гейлорд Фримен — председатель директоров Чикагского национального банка. Он говорит: «Мне кажется, наша страна очень быстро состарилась. Мы утратили многое из нашей мечты. Для большинства людей мир все более и более сужается. Молодой человек, который приходит в бизнес, интересуется поначалу всем. Но он получает работу — и его мир сужается. Он женится, появляется дом, семья. Мир для него становится еще уже. Наконец, он старится. Уже нет работы, нет семьи. Остается одна-единственная забота — состояние его желудка по утрам. По-моему, через это сегодня проходит вся наша страна» (с. 20).
Как видим, у капитанов буржуазной индустрии не слишком бодрый взгляд в будущее. Им остается только сожаление о прошлом. с По словам Джил Робинсон, дочери крупного голливудского кинопродюсера, «американская мечта» — плод вымысла Голливуда. Робинсон выросла в фантастическом мире, в мире, где все было нереальным, ненастоящим. Сначала придумали систему «звезд», затем убеждали всех, что грезы, которыми живут эти вымышленные «звезды»,— это мечта, ради которой только и стоит жить. «Однако «звезды», которые определяли наши мечты, на самом деле имели к ним не больше отношения, чем феи или гномы. В этом мире никто не умирает, но и не взрослеет» (с. 52).
Апофеозом «американской мечты», говорит Робинсон, был печально знаменитый хэппи энд — счастливый конец. Мало кто задумывался над тем, что означал хэппи энд. Чаще всего это был способ уйти от ответственности, от необходимости действовать. И в самом деле, если сегодня все хорошо кончается, значит, завтра не о чем будет беспокоиться. Голливуд выхолостил способность чувствовать, научив лишь имитировать, подражать чувствам кинозвезд. Американцы любят, как Джуди Гарланд; целуются, как Эррол Флин; ходят, как Джеймс Кэгни; красят волосы, как Мерилин Монро. «Кино убедило нас в том, что плохое не может победить. Это атрофировало у нас желание бороться со злом, служить делу — ведь все равно хорошие победят. Так кино превратилось в удобный политический инструмент» (с. 54).
По словам Робинсон, Голливуд разделил Америку на героев и на участников массовок. Массовка могла погибнуть, герой, как и мечта, должен был выжить. Но время шло, и кино менялось. Жизнь становилась труднее, и мифы надо было усложнять. В 40-е годы Голливуд расстался с мифом об обязательном триумфе «маленького человека»; в 60-е годы стали понимать, что война — это вовсе не парад. В кино стало пробиваться чувство реальности, которое и убило старый Голливуд. Но, защищенные от реальности миром иллюзий, американцы испугались. «А чем же еще нам жить, если не мечтами? — говорит Робинсон.— Должны же мы во что-нибудь верить. Ведь мы вообще сойдем с ума, если должны будем поверить во все то, что существует в действительности. Если я не смогу поверить в то, что где-то там есть счастливый конец, пусть даже на небесах, я не смогу сегодня работать. Поверьте, я говорю правду, и говорю от имени всех» (с. 59).
Так звучит монолог жертв Голливуда, который своими сказками заговорил несколько поколений Америки и обрек их на невеселое пробуждение от умиротворяющих грез.
«звезд» Голливуда — Джоан Кроуфорд. Женщина, к экранному изображению которой ревновали когда-то своих мужей американские женщины, теперь рекламирует пепси-колу и другие товары, символизирующие американское процветание. Она живет в бесконечных разъездах и вынуждена признать: «У меня нет личной жизни, я чудовищно одинока... Когда я наконец остаюсь вечером одна дома, я снимаю туфли, снимаю с лица косметику, сажусь, вяжу и смотрю телевизор. Это для меня самые драгоценные минуты жизни» (с. 60).
Так, героиня американских грез лишь наедине с телевизором становится самой собой, превращаясь из героини в статиста.
«американской мечты». В течение многих десятилетий (да и до сих пор) он создавал модели поведения, на которые ориентировалось не одно поколение. «Если жизнь не складывалась по образцу фильмов «Волшебник из страны Оз» или «Унесенные ветром», значит, ее вообще не существовало,— говорит Джил Робиксон. В этих фильмах ничего не говорилось о жизни, они были для нас важнейшими мифотворцами» (с. 56).
Писательница Линда Кристьянсон также говорит: «Я выросла в период второй мировой войны. Фильмы, которые я видела в детстве, были об одном и том же: я вырасту, у меня будет маленький беленький домик с белым забором, преуспевающий муж с хорошей работой. Мы будем хорошо одеваться. Когда муж будет приходить с работы, я буду доставать из духовки шоколадное печенье. Мы будем счастливыми. Это и было для нас Американской мечтой» (с. 318).
Но когда «американская мечта» Кристьянсон осуществилась (она вышла замуж за миллионера, живет в доме, который стоит миллион долларов), она поняла ее эфемерность. Богатство не принесло ей счастья. К сожалению, подобные «уроки жизни» многим американцам неизвестны. Они снова и снова впитывают грезы Голливуда, который формирует их фальшивые идеалы. Вот интервью Тёркела с Анастасисом Косталисом. Он — грек по происхождению. В США приехал недавно, теперь работает шофером такси. Кумир Косталиса — Джон Траволта, кинозвезда и танцор, мгновенно взошедший на небосклон после фильма «Лихорадка в субботу вечером». «Этот фильм мы смотрели вновь и вновь. Джон Траволта — это да! Многие мне говорили: этот фильм прямо о вас» (с. 136).
«как в кино»: всю неделю работает как каторжный, а в субботу вечером посещает диско. И тогда он чувствует себя героем, сверхчеловеком, перед которым не может устоять ни одна женщина. А потом — снова будни.
Молодая девушка Шарон Фокс, еще одна жертва Голливуда, также живет в мире иллюзий. Смыслом своей жизни она сделала сбор автографов знаменитостей. В ее коллекции — автографы Юла Бриннера, Тонни Беннета и «самого» Элвиса Пресли. Ее жизнь — парадигматический пример судьбы, растворившейся в современной мифологии.
А вот что говорит Джон Филдинг, профессор американской истории университета в Кентукки: «Я родился в маленьком техасском городке. Если вы смотрели фильм «Последний киносеанс», вы знаете все об этом городке. Образы в фильмах 50-х годов были иными, чем нынче. Тогда не было всяких антигероев типа Дастина Хоффмана. И поведение героев фильмов не было столь запутанным, они знали, что им следовало делать. Помните Рэндолфа Скотта? Входишь в кинотеатр, гаснет свет — и ты в мире фантазии, мире очень реальном для восьмилетнего мальчишки, запивающего сладкие кукурузные хлопья кока-колой. Выезжает Рэндолф Скотт на своем ослепительно белом коне и всегда кого-то спасает. Женщины с него глаз не сводят, горожане в полной растерянности, никто не знает, что делать. А когда он появляется, все ставится на свое место» (с. 69).
В книге Тёркела немало сведений о том, как Голливуд насаждает в стране эскапистскую идеологию, уводя массы от актуальных жизненных проблем. Даже когда Голливуд затрагивает острые социальные проблемы (коммерческое предприятие не может не учитывать запросы зрителей), создатели фильмов находят способ затушевать их социальный смысл, сваливая все беды не на порочность системы, а на порочность человека. Система же должна оставаться вне критики. Такова политика в кино.
Ну а что думают об «американской мечте» те, кто занимаются реальной политикой? Вот мнение сенатора из Южной Дакоты Джеймса Абурезка, ливанца по происхождению: «Нас уверяли, что существует Американская мечта, согласно которой со всеми людьми одинаково обращаются. Но в жизни этого никогда не бывает. Это я знаю наверняка. Если верить рекламным компаниям, то выходит, что, покуда ты позволяешь людям, управляющим этой страной, делать свое дело, ты будешь наслаждаться мечтой. Ты не попадешь в тюрьму, у тебя не будет никаких неприятностей с белыми и т. д. Я не верю в существование мечты. Привилегированные всегда сумеют протащить закон, который легализирует то, что им угодно. Они научились не попадать в тюрьму всякий раз, когда они отнимают у кого-то имущество или права. И так везде — и в городе и в сельской местности» (с. 340).
«превращаются в технократов, целиком полагающихся на данные опросов. Сидят на своих постах, забыв о том, чего ждет от них общественность. Картер выступает и говорит по национальному телевидению: «Нам нужно принести жертвы, потому что в один прекрасный день у нас кончатся энергетические ресурсы». Интересно, почему 200 миллионов человек должны приносить жертвы, а 50 тысяч тех, кто наверху, никогда не приносят их» (с. 338).
Сенатор Абурезк пессимистически относится как к будущему «американской мечты», так и к будущему США: «Скоро мы лишимся нашего изобилия... Наша система работает исключительно на принципе алчности. Она неплохо работает, когда все есть, когда даже самые алчные насыщаются. Но когда все это кончится, наступит катастрофа, произойдет ужасный политический взрыв. Думаю, что изменится сама система, вероятно в сторону социализма... Но не исключаю, что может появиться и фашизм. Я пессимистически отношусь к будущему Американской мечты. Она неосуществима, покуда властью обладает меньшинство. Этой страной управляют межнациональные корпорации и банки... Если бы американцы знали правду, они смогли бы правильно рассуждать. Людям надо доверять. Но газеты и телевидение преподносят положение дел в лучшем случае поверхностно» (с. 341).
Когда Деннис Кучинич давал интервью Тёркелу, он был мэром города Кливленда. В его высказываниях ощущается трезвое представление, что не существует единой мечты для всех американцев. «Что для меня Американская мечта? Это не Америка корпорации, подобных ИБМ, «Интернейшнл тэлэграф энд телефон», «Эксон». Это Америка Пэйна, Джефферсона и Сэмюеля Адамса. Все очевиднее становится существование двух Америк: Америки международных корпораций, которые диктуют своп решения Вашингтону, и Америки малых городов и сел, которая все более чувствует себя отстраненной от принятия решений. Я предвижу в будущем катаклизм: народные массы раздавят экономическую элиту, которая давно перестала служить людям. Эта схватка уже приобретает реальные очертания» (с. 349).
Сам Кучинич занимал довольно высокий пост. Но он не собирался идти на сделки, изменять своим радикальным убеждениям: «Когда меня избрали мэром, ко мне подошли старейшины и сказали: «Ну что ж, парень, тебе удалось. Будешь слушать нас и делать то, что мы тебе говорим,— станешь большим человеком». От меня ожидали, что я буду уважать систему. Когда же я бросил ей вызов, это не понравилось заправилам большого бизнеса в Кливленде. На меня натравили газеты и телевидение» (с. 347).
Судьба этого мэра не вызывает удивления. В постскриптуме к интервью Тёркел добавляет: «В ноябре 1979 года Кучинича не переизбрали мэром. Против него выступили все газеты, радио и телевидение Кливленда» (с. 350).
— мэра города Детройта негра Колмена Янга. Его детство прошло в негритянском гетто Детройта, куда семья Янгов перебралась в 1923 году из расистской Алабамы. Уже с ранних лет ему приходилось помогать матери в воспитании младших братьев, зарабатывать на жизнь. Он был первым в католической школе и даже был рекомендован стипендиатом в католический колледж. Но когда Янг передал рекомендательное письмо преподавателю колледжа, тот, увидев его темную кожу, сказал: «Ты что, японец или еще кто?» Янг ответил: «Я цветной». «Тогда он,— рассказывает Янг,— разорвал мои бумаги и бросил клочки мне в лицо. На этом кончился мой роман с католической церковью» (с. 356). За свою жизнь Янг перепробовал множество профессий и в конце концов стал профсоюзным лидером в Детройте. Он хорошо помнит тяжелые времена в эпоху великой депрессии, он помнит встречу с миллионером Генри Фордом, который однажды пригласил его на завтрак как профсоюзного лидера. В 40-х годах его вызывали в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности. Позднее он стал мэром Детройта и сейчас делает многое, чтобы облегчить положение негроз и национальных меньшинств, населяющих город. Он прожил долгую жизнь, многое видел, имеет большой жизненный опыт, которому нельзя не доверять. И этот человек говорит: «Было бы большой ошибкой верить, что Американская мечта — это яблочный пирог или хэппи энд. Все это совершенно необязательно. Эта чертова штука в любой момент может превратиться в дым» (с. 367—368).
У него было трудное детство. Его отец был рабочим на хлопковых плантациях и рано умер. Жизнь самого Эллиса не сложилась. Хотел заняться мелким бизнесом, но потерпел неудачу. Взяв в банке ссуду, он купил бензоколонку. Но деньги надо было отдавать, и он трудился день и ночь, пока у него не случился сердечный приступ — как раз за два месяца до конца выплаты ссуды. Эллис потерял все, что имел, от него ушла жена. Несчастье озлобило его: «Я начал обвинять черных. Я должен был ненавидеть кого-нибудь». Эллис стал членом местного ку-клукс-клана. Люди, одетые в белые балахоны, потребовали от него клятвы, и он поклялся на кресте, что будет «бороться за чистоту белой расы, сражаться с коммунизмом и защищать белых».
Эллис рассказывает, что большинство членов клана были бедными и необразованными людьми, не имеющими за душой ничего. Но как члены клана, они могли бесплатно обращаться к врачам, адвокатам и полиции. Они имели оружие и представляли собой силу, способную терроризировать людей еще более несчастных и забитых. В конце концов Эллис стал президентом, или «циклопом», местного отделения ку-клукс-клана.
Удивительно, как этот, казалось бы, «закоренелый расист» превратился в борца за гражданские права черных. Не сразу наступило прозрение. Доверие породило доверие. Однажды Эллис присутствовал на одном из собраний негров, и негры протянули ему руку. Они избрали его членом антирасистского союза. Сам Эллис так рассказывает о своем перерождении: «Я начал по-другому смотреть на черных, стал обмениваться с ними рукопожатиями и видел в них людей... Я как бы заново родился. Это была новая жизнь. Вместо бессонных ночей, которые я проводил, когда был членом ку-клукс-клана, я стал нормально спать и чувствовать себя прекрасно. Я впервые стал жить, поступил в восьмилетнюю школу, стал читать книги по биологии» (с. 209).
Впоследствии Эллиса даже выбрали руководителем антирасистского союза. Зарплата была небольшая, но он работал днем и ночью, и эта работа приносила ему удовлетворение.
«С тех пор как я изменился, я часто сижу и слушаю записи с голосом Мартина Лютера Кинга. Я слушаю, и слезы текут из моих глаз, так как теперь я понимаю, о чем он говорит...» (с. 211).
Теперь сам Эллис пропагандирует идеи Мартина Лютера Кинга: «Я говорю людям, что в нашей стране существуют возможности остановить войну и распри между людьми». И тогда ему говорят, что он рассуждает, как Мартин Лютер Кинг. Но Эллис думает, что если с его жизнью, его убеждениями могла произойти такая перемена, что если он, бывший член ку-клукс-клана, рассуждает, как Мартин Лютер Кинг, то его мечта может осуществиться: «Я не думаю, что это невозможная мечта. Это случилось в моей жизни. Это случилось в жизни других людей в Америке» (с. 211).
Таким образом, Эллис на опыте своей жизни пришел к выводу, что существует демократическая мечта — мечта о равенстве между людьми независимо от цвета кожи.
Каково же отношение к «американской мечте» трудящихся — тех, кто борется за ее истинно демократические традиции?
«Сходитесь, рабочие, все бедняки.
Для вас есть хорошие новости.
Пришел к нам сюда профсоюз навсегда.
»
Флоренс Риз. говорит: «Родилась я в Юнион-Сити, в штате Теннесси. Это фермерский край. Песни я начала сочинять, когда была еще маленькой. Писала обо всем, что приходило на ум. А когда стала старше, стала писать о рабочих. И вот пришло время, и я написала песню «На чьей стороне ты, рабочий?». Мой отец был шахтером. Он погиб в шахте в 1914 году. За целую тонну угля ему платили пять центов. После его смерти угольные магнаты не заплатили матери ни цента. А шахтеры погибали каждую неделю. Тогда в 1917 году мы организовали профсоюз, который объединил всех рабочих» (с. 179).
(у него была профессиональная болезнь, которую в народе называют «черные легкие»), стал одним из организаторов забастовки. Мужа Риз арестовали и повезли в тюрьму графства Харлан. По дороге остановились. Все вышли из машины в надежде, что арестованный попытается убежать и тогда его можно пристрелить. А он, понимая это, сидел и ждал. Что думает Риз об Америке? «Америка — хорошая, красивая страна. Некоторые говорят, что это самая богатая и христианская страна на свете. Но я не верю, что она самая христианская, хотя, быть может, она и самая богатая. Иначе все не было бы настолько плохо. Везде грабят, воруют, убивают, насилуют». Наказывают лишь бедняков, которых голод толкает на преступления. Богатые же преступники в США имеют все права: «Если с голоду я украду кусок хлеба, меня посадят в тюрьму. Но если что-нибудь украдет миллионер, то он только продвинется наверх. Уж в тюрьму-то его не посадят. По-моему, это неправильно... Мы живем в замечательной стране, но нужно сделать так, чтобы в ней было хорошо жить и простым людям. Только простые люди должны постоять за себя, как стояли за себя шахтеры» (с. 183).
И после этого Флоренс Риз опять поет:
«Поезжай в графство Харлан, там ты не найдешь нейтральных.
Ты будешь либо штрейкбрехером, либо станешь на сторону союза.
Почему их дети должны жить в роскоши, а наши — быть дикарями?
»
Свой трудный путь неравной борьбы с монополиями выбрал фермер Хершел Лигон из Теннесси, прапрадед которого был участником Американской революции. Лигон любит природу, он упрямо держится за свой кусочек земли, не хочет расставаться со своей фермой. Но чтобы владеть фермой, ему приходится один на один сражаться с большими корпорациями. Его представление о настоящем и будущем Америки крайне пессимистично: «Америка сейчас находится в самой плохой форме со времен нашей революции. Мы настолько в плохой форме, что в любую минуту к власти у нас может прийти такая личность, как Гитлер. Просто захватит власть, и все» (с. 149—150).
В своей книге С. Тёркел приводит интервью с Элизабет Росс, пожилой женщиной из местечка Арден (штат Делавэр). В 1911 году ее семья переселилась из Филадельфии в Арден, где была основана социалистическая коммуна. Члены коммуны считали, что земля должна быть общей собственностью, что все люди равны и никто не должен эксплуатировать другого. Родители Росс считали себя социалистами, но говорили дочери, что в Америке не существует классов и классовой борьбы. Однако великая депрессия выявила остроту классовой борьбы. Из газет она узнала об ужасающей бедности американцев, о том, что матери отравляли себя и своих детей газом, «потому что им нечего было есть» (с. 293).
Великая депрессия изменила представление Росс об Америке и «американской мечте»: «Сейчас я не думаю слишком много об Американской мечте, как раньше. Мои родители полагали, что Америка — исключительная страна. Сейчас этой исключительности больше нет. Похоже, что весь мир переместился в Америку, как и Америка переместилась в Арден. Глобальные проблемы надвинулись на нас. Я считаю, что отдельной Американской мечты больше не существует. Это — мировая мечта» (с. 293).
«американской мечты», а есть демократическая мечта трудящихся всего мира о бесклассовом обществе. Это очевидное признание демократической мечты, противостоящей буржуазной, националистической мечте.
Одним из вопросов о жизни и смерти «американской мечты», камнем преткновения на пути ее реализации был вопрос о «плавильном котле — «melting pot». Действительно ли Америка переплавляет все национальности в одну единую национальность — американскую? Действительно ли она — дом для миллионов иммигрантов или же это в первую очередь страна белых англосаксов? Стадс Тёркел беседовал с многими представителями этнических меньшинств об их отношении к Америке и «американской мечте», и их ответы рисуют, на наш взгляд, довольно любопытную картину.
Вот беседа с американцами японского происхождения Аки и Джун Куроуз. Оба родились в Сиэтле, у них четверо детей. Джун говорит: «Меня часто спрашивают, всегда ли мы жили в черте интеграции. Да, всегда, потому что это было наполовину японское гетто, наполовину жилища белых проституток. Среди белых владельцев было соглашение не пускать по эту сторону горы черных и японцев». Аки добавляет: «Я сам видел бумагу с этим соглашением. В ней говорилось: никаких черных, никаких евреев, никаких азиатов. Американская мечта? Она существует только для белых. До войны я так не думал. А после Пирл-Харбора нас выкинули из американского общества. А ведь я так гордился, что я американец» (с. 161).
После Пирл-Харбора многих американцев японского происхождения отправили за колючую проволоку. А потом был взрыв атомной бомбы над Хиросимой и Нагасаки. Аки говорит: «Я считаю, что мы обязаны вновь и вновь напоминать людям о том, что могут наделать такие бомбы. А ведь теперь существуют бомбы во много крат более мощные. Но времена меняются. Новое поколение японцев говорит нам: «Как вы могли молчать? Почему вы нам об этом не рассказывали?» Движение за гражданские права пробудило нас. Многие японцы второго и третьего поколений принимали активное участие в борьбе за права черных...» (с. 170—171).
«американская мечта» только для белых, они имели в виду буржуазную мечту. А сами они и их дети вступают в борьбу за гражданские права других национальных меньшинств и в процессе этой борьбы приходят к выводу о необходимости бороться и за свои права, то есть за подлинно демократическую мечту о свободе и равенстве.
—индианка, ей 42 года. Она говорит: «Когда я в детстве ходила в школу, мы изучали там историю — для того, как нам говорили, чтобы не повторять ошибок. Однако если бы американские дети узнавали из своих учебников о том, что красивые и гордые жены шайенов в кровавой бойне у Песчаного ручья закрывали своими шалями тела своих детей, чтобы те не видели страшных штыков, несущих им смерть, если бы американские дети знали о том, как индейские матери закрывали своими телами тела своих детей, когда в них стреляли ружья Гатлbнга, то, быть может, не было бы кровавого истребления детей, стариков и женщин во вьетнамской деревушке Ми Лай. Если бы учителя истории учили американских детей правде, то солдаты никогда не повиновались бы приказам лейтенанта Келлb. И не было бы никакой резни, и национальная совесть была бы в сохранности. А ложь превращает нашу мечту в кошмар» (с. 174).
— страна иммигрантов. Они накатывались на ее берега волнами, и в этих волнах погибали десятки и тысячи людей, люди в стране жили двойными стандартами: одни — для белых, другие — для цветных. «Все, что мы читаем об индейцах,— говорит Рамона Беннет,— заимствовано из театра Джона Уэйна... Когда ирландец встает за свои права, он — патриот. Когда же за свои права поднимается индеец, он — дикарь» (с. 174).
Негр Хартман Тэрнбоу уже не молод, ему 75 лет. Его дед был рабом на плантации. Несмотря на свой возраст, Тэрнбоу — активный борец за гражданские права черных. «Американская мечта? — переспрашивает он и смеется громко и долго.— Старый дух рабства по-прежнему существует, как и в те времена, когда в Ричмонде (штат Вирджиния) разгружали первую партию рабов. Этот дух еще жив среди белых и сегодня, и кое-кто еще не отказался мечтать об его возрождении. Вон ку-клукс-клан оживет если не сегодня, то завтра. Знаете, что они предсказывают? Они говорят, что через пятнадцать лет всех черных снова отправят в рабство» (с. 194).
«Знаете, что бы я хотел увидеть сбывшимся? Какой бы я хотел увидеть Америку? Чтобы все могли пожать друг другу руки, стать братьями и забыть о различиях» (с. 194). На вопрос интервьюера мексиканка из города Фресно Джесси де ла Круз отвечает так: «Улучшаются ли дела в Америке? Думаю, что нет. Страна сама для нас ничего не сделает. Мы сами должны все сделать для себя. Мы должны продолжать бороться. Я думаю, что перемены настанут. У нас есть пословица: «надежда умирает последней». Надежду нельзя терять. Потерять надежду — значит потерять все» (с. 160). У Джесси шестеро детей. Она мечтает о том, чтобы иметь свой дом и небольшой кусочек земли, где можно было бы растить детей и не бояться, что кто-нибудь тебя выгонит с этой земли. Об этом мечтали и ее мать — но она умерла в 1930 году от болезней — и ее отец — но он был вынужден вернуться в Мексику. А Джесси осталась в Америке и нашла себя в едином строю с Сезаром Чавезом и другими чиканос, вставшими на борьбу против беззастенчивой эксплуатации владельцев калифорнийских плантаций.
Вот еще одно проницательное мнение об «американской мечте» — оно принадлежит Томасу Адамсу, потомку шестого президента США Джона Квинси Адамса: «Мне кажется,— говорит он,— никогда наша страна не была подвержена такой опасности, как в 20-е годы. Тогда, казалось бы, реализовалась Американская мечта: с каждым годом у всех становилось все больше денег. Это был период с 1918-го по 1924 год. У всех появились машины, и Генри Форд вроде как освободил всех нас. Казалось, что все, что нам было нужно,— это как можно больше машин и как можно больше грандиозных домов. А потом мы поняли, что вместе с машинами пришла грязь, пыль, автокатастрофы и неизбежные проблемы конвейера. Мы прислушивались к Дж. -П. Моргану и другим финансовым колдунам. А президентом тогда был Кэлвин Кулидж. Казалось, что так будет всегда и дела будут идти все лучше и лучше. А когда я пошел в колледж, разразилась депрессия... и тогда все поняли, что Морган и Оуэн Янг не имеют ответов на вставшие вопросы. Это было мое первое столкновение с беспомощностью истеблишмента. Но я никогда не сомневался в Американской мечте. Если люди не будут верить в утопию, если разучатся все тщательно взвешивать, то вместо одного верного ответа мы вынуждены будем довольствоваться огромным количеством ответов. Я ни на минуту не сожалею, что я остался бедным человеком, отдав свои средства на борьбу против войны во Вьетнаме» (с. 94—95). Так отстаивает свои идеалы потомок тех, кто в далекие времена провозглашал эти идеалы.
«Зрители и гладиаторы». Зрители — это те, кто равнодушно смотрят на то, что происходит в Америке и не вступают в борьбу против несправедливости и угнетения, гладиаторы — это те, кто сражаются. Джодиан Калберт 31 год, она актриса в Чикаго. «Я родилась в демократической семье. Мой отец был профессором университета в Иллинойсе и занимался политикой. Для нас Американской мечтой является все то, что связано с антимаккартизмом. Я много ближе к своим родителям, чем к тем, кому сейчас двадцать пять. В 60-х годах я принимала участие в революции... А тут на днях я пошла на сборище молодежи. Говорили немало, но до споров не доходило. Говорили о работе, о своих квартирах, кто больше преуспел, кто стал больше зарабатывать, кто получил прибавку. Как мне было скучно у них!.. В них нет огня» (с. 445—446).
Джодиан протестует против равнодушных «зрителей». К их числу относится, например, Уильям Готард. Ему 27 лет, он из состоятельной семьи. Все, что происходит в Америке, его вполне устраивает. «Во всем, что касается моей страны,— я оптимист. Правда, я никогда не жил в период депрессии. Быть может, это отрезвило бы меня. Ведь я никогда не голодал. Если бы я голодал, быть может, сегодня я был бы менее оптимистичен» (с. 455).
«Ядерная война Сэма». Когда в небольшом городке штата Массачусетс начали строить атомную электростанцию, он организовал кампанию против этого строительства, выступив против могущественной корпорации. «Средства массовой информации пытаются заверить нас, что в стране сейчас апатия и паралич. Вранье все это. Движение вовсе не умерло. Оно сделало самое разумное, что могло сделать,— оно ушло вглубь, в семью, в сообщества. Будучи незаметным, оно действует у нас по соседству... Если в Америке когда-нибудь будут перемены, то только благодаря этим маленьким группам, которые уже готовы для этого. А потом — бум! Поднимется девятый вал, который обрушится на Вашингтон. И голоса людей будут услышаны» (с. 460—461).
В своей книге Стадс Тёркел дает слово представителям самых различных социальных слоев и общественных групп. Он интервьюирует не только тех, кто критически относится к «американской мечте», но и тех, кто ее апологетизирует, кто истолковывает ее как традиционную буржуазную мечту об успехе и преуспеянии. Их немало в Америке — тех, кто исповедует одну-единственную философию — «философию успеха, достижения богатства».
Один из них, Арнольд Швартценеггер, австриец по происхождению, в Америку приехал в 1968 году. Он — культурист, завоевал звание «мистер Юниверс». Его мечта — «превратить каждый доллар в миллион» (с. 128).
— коридорный в небольшой гостинице в Манхэттене. Он говорит: «Моя Американская мечта — быть знаменитым. Я хотел бы быть большим боссом, владеть большой фирмой, сидеть, развалясь в кресле, отдыхать и копить деньги» (с. 124).
«Дочери Американской революции» в Вашингтоне — реакционной политической организации, насчитывающей девятнадцать миллионов членов. Она — ярая националистка. Каждое утро она совершает торжественный обряд — подъем американского флага. Бейлис выступает против разрядки, против договора ОСВ-2. Многое не нравится ей в ее стране — свободное поведение молодежи, либеральные идеи, протесты против войны во Вьетнаме. Для нее «американская мечта» священна: «Я не могу дотронуться до Американской мечты. Все, что я могу сказать,— любите свою страну. Когда на параде развевается американский флаг, сердце переполняется гордостью и чувствуешь себя счастливой» (с. 294).
Боб Браун, полковник запаса, издает журнал для военных «Солджер оф форчун» в Колорадо. Он — джингоист, считает, что война — лучший способ решения политических конфликтов, и предлагает сбросить атомную бомбу на Советский Союз. Оправдывает войну во Вьетнаме. Его «американская мечта» — Американская империя, «Pax Americana». Он говорит: «Для меня Американская мечта — увеличение престижа США во всем мире. Многие пессимистически относятся к этому... Но я считаю, что если для нашей свободы мы должны увеличить военный бюджет, то с позволения бога мы сделаем это» (с. 388).
Такого рода мнения об «американской мечте» — основа для самых реакционных организаций в США, почва, на которой здесь периодически возрождается идеология расизма, национализма и милитаризма.
Стадс Тёркел не делает прямых выводов из огромного материала, составляющего его книгу опроса мнений об «американской мечте». И все же компоновка собранного материала, композиция книги дают основание для определения позиции автора. Несомненно, Тёркел — сторонник тех, кто борется за классово определенную, демократическую мечту — мечту трудящейся Америки.
социальных слоев США, рассказывает о мечтах утерянных, но не утраченных и о мечтах вновь обретенных.
Но самая важная часть книги — эпилог. Здесь Тёркел предоставляет слово лесорубу (духовному потомку Поля Баньяна и всех тех, кто первыми осваивали новый континент) и негру, представителю угнетенной части американского общества.
Как завещание, как клятва звучат заключительные слова интервью с 62-летним Бобом Знаком, лесорубом и сыном лесоруба из города Кнаппа, штат Орегон. «То, что мне удалось прожить жизнь, не став богатым,— это, наверное, самый великий дар, который может получить человек от судьбы. Я не чувствую себя проигравшим или бедным. Во многих отношениях я — богач. Я считаю, что, пока я живу, я несу ответственность за то, чтобы сохранить ту красоту, что осталась на земле. И не только сохранить, но и передать ее следующему поколению. Потому что если я этого не сделаю, то мои дети и дети этих детей получат от нас в наследство голую землю» (с. 467).
А у негра Кларенса Спенсера Тёркел брал интервью довольно давно, 25 августа 1963 года. Эта дата — канун исторического марша на Вашингтон, который проходил под руководством Мартина Лютера Кинга, того самого марша, на котором прозвучала замечательная речь Кинга «Есть у меня мечта...». Тогда Кларенсу Спенсеру было 70 лет и он ехал на поезде в Вашингтон. Он еще не знал, о чем завтра будет говорить Кинг, но уже сам пророчески произнес ключевые слова: «Дети мои, это похоже на мечту. Я просто горд, что еду на этом поезде в Вашингтон. Даже если мне не удастся завтра маршировать. Я горд, что я в этом поезде. Для меня это значит, что сбылось то, о чем я думал, с тех пор как вообще начал думать. Это моя свобода, и я себя чувствую человеком, таким, как все... Давайте жить вместе. Мы это сумеем. Вот почему я на этом поезде. Помните старую, добрую песню:
«Этот поезд не везет лгунов, этот поезд,
».
Уж это мы знаем. Наш народ придумывал такие песни. Когда на Юге становилось совсем плохо, придумывали блюзы, пели и в 30-е годы, когда совсем не стало работы. Не знаю, каким способом и как, но мы победим. У нас нет оружия, но правда на нашей стороне. Наше правительство слишком долго управляло, защищая меньшинство, а не большинство. Самое обидное, что эту страну построили мы. Мой отец был рабом. Мы работали, прокладывая железные дороги, строили хорошие шоссе, заравнивали рвы, расчищали землю. Человек ведь может и устать. Ему может надоесть, и устать он может, а? Но я горд, что я на этом поезде. Я прямо-таки счастлив» (с. 428—470).
Таким образом, в книге Стадса Тёркела — огромное количество мнений об «американской мечте». Тёркел задался целью представить мнения самых различных слоев американского общества: политиков, бизнесменов, рабочих, фермеров, артистов, журналистов, профессоров университетов, студентов, негров, индейцев, представителей самых различных национальных меньшинств. Самое очевидное достоинство его книги заключается в том, что в ней не просто собраны мнения американцев, книга не дает голой статистики утверждений «за» и «против». Тёркел показывает сложные судьбы людей, историю их жизни, их надежд, чаяний и иллюзий.
«Некогда Уолт Уитмен писал об одном из сборников своих стихов: «Это не книга. Прикоснувшись к ней, вы прикасаетесь к человеку». Прикоснувшись к «Американским мечтам» Стадса Тёркела, вы прикасаетесь к сотням мужчин и женщин, а быть может, и к миллионам. В век безликих опросов, скучных социологических трактатов и скороговорки психологов политики и историки могли бы обменять десять фунтов своих публицистических материалов на каждую страницу этой впечатляющей устной истории. Как говорил поэт Карл Сэндберг, «народ — это да»2.
Впрочем, у иного читателя может создаться впечатление, что определить «американскую мечту» в принципе нельзя. Однако за всем калейдоскопом суждений и мнений внимательный читатель увидит два основных подхода к «американской мечте», которые высказывают интервьюируемые Тёркелом американцы. Для одних это буржуазная мечта, достижение материального успеха. Для других это мечта о классовой солидарности, мечта о будущем обществе, без классов и эксплуатации, о равенстве всех людей.
двух Америк — Америки больших корпораций и большого бизнеса и демократической Америки, наследующей лучшие традиции прошлого Американской революции. В нашей книге идет речь о двух типах мечты, которые мы находим в общественном сознании, культуре, искусстве Америки.
Стадс Тёркел верит в голос народа. Его книга показывает, что не существует единой «американской мечты», что это область, в которой происходит борьба мнений, идей и интересов. В этом — большое значение книги, и в этом — ее итоги, ее конечные выводы, совпадающие с выводами авторов настоящей книги.
1 Terkel S. American Dream: Lost and Found. N. Y., 1980, p. XX. В дальнейшем ссылки на эту книгу приводятся в тексте.
2. Time, 1980, Sept. 29, p. 70.