РЕВОЛЮЦИОННАЯ ПУБЛИЦИСТИКА.
ОРАТОРСКОЕ ИСКУССТВО
Американская публицистика достигла наивысшего за всю колониальную эпоху расцвета во второй половине XVIII в. То было время формирования национального самосознания и борьбы американцев за независимость. Публицистика была той сферой духовной жизни, в которой столкновение идей, философских концепций, мировоззрений проявилось наиболее ярко. Формы государственного устройства и права личности, достоинства свободы и пути ее достижения, пагубность рабства и оправданность насилия, идеи республиканизма и народовластия — все это стало предметом горячих споров, в которых приняли участие проповедники и юристы, торговцы и плантаторы, писатели и политические деятели.
Мощный толчок развитию американского самосознания был дан идеологией Просвещения. Именно она стала теоретической основой, на которой строили аргументацию Томас Пейн, Бенджамин Франклин, Томас Джефферсон, Джон Дикинсон, Джеймс Отис, Сэмюэль и Джон Адамсы, Патрик Генри. Все они разделяли общую для просветителей веру во всемогущество Разума, вдохновлялись идеалом самоценной личности, чье достоинство определяется не сословной принадлежностью, а трудом и талантом,Они восприняли от европейского Просвещения теорию естественного права, в которой было заложено признание равенства людей, их права на жизнь и свободу. Разрабатывая европейские идеи на американском материале, писатели-публицисты развива-Vih их, исходя из специфического опыта североамериканских колоний и той исторической реальности, которая сложилась здесь накануне Войны за независимость. В свою очередь американские идеи, отразившиеся в политических документах и публицистике и получившие зримое воплощение в новом государственном устройстве, оказали значительное воздействие на развитие демократической мысли во многих европейских странах. Заслугой публицистики явилось то, что она подготовила революцию американского сознания, которая предшествовала Войне за независимость.
—1775 годах. В это время британский Парламент принял ряд дискриминационных законов, которые серьезно ущемляли права поселенцев, гарантированные им британской конституцией. Проведение этих законов в жизнь вызвало резкие протесты населения и послужило причиной первых столкновений между английскими войсками и колонистами. Постепенно сложилась революционная ситуация, разрешившаяся отделением колоний от Англии. Война за независимость была по сути гражданской войной между сторонниками независимости и теми,_ кто желал сохранения статуса колонии при условии, что определенные экономические требования поселенцев будут выполнены. В противоборствующих лагерях оказались "патриоты" и "лоялисты" (или "роялисты").
Идеи самостоятельности Америки отстаивали активные участники освободительного движения: Джефферсон, Пейн, Дж. Отис, Дж. Дикинсон, С. Адамс, Дж. Адамс, П. Генри. Они представляли Новую Англию и Виргинию, где были развиты традиции самоуправления, а дух независимости — особенно силен. Их оппоненты — Джозеф Гэллоуэй, Дэниэл Леонард, Джонатан Оделл, Сэмюэль Сибери, Мартин Хауард — выражали консервативные, ло-ялистские взгляды. Они видели выход из кризиса не в отмене старого конституционного устройства, чего требовали патриоты, но в его обновлении.
Кризисное состояние американского общества — а именно так можно определить характер общественной, жизни Америки 1763— 1775 годов — благоприятствовало развитию публицистики как средства быстрого реагирования на меняющуюся ситуацию, способа выражения противоположных точек зрения. Наиболее распространенными жанрами публицистики революционной поры были трактаты, проповеди, речи, серии писем, опубликованные в виде памфлета, воззвания, циркуляры, рассылавшиеся корреспондентским комитетам, резолюции собраний, обращения, призывы, листовки. Самым емким из них был трактат, который мог вобрать в себя элементы проповеди, речи, отрывки из личной переписки, выдержки из государственных и политических документов, материалы газетных рубрик. До июля 1775 г. в Америке появилось четыреста памфлетов, а к 1783 г. их насчитывалось уже около полутора тысяч. Трактаты обычно печатались в виде брошюр, или, как их называли, памфлетов, без переплета, объемом 10—15 страниц, но иногда их объем достигал 50 или даже 80 страниц. Они были вполне доступны: цена их не превышала двух шиллингов. Помогали распространению этого жанра и газеты — к 1775 году в Америке их было уже 38.
Небольшой размер памфлета, свободная форма которого вмещала самое разнообразное содержание, позволял использовать его в целях политической полемики по острым вопросам общественной жизни и по проблемам, связанным с выработкой новой государственности. С середины 60-х годов развернулась война памфлетов между сторонниками королевской власти и поборниками независимости. Иногда публикация трактата вызывала цепную реакцию. Так, после появления памфлета "Рассмотрение прав колоний" (1765), автором которого был губернатор Стивен Хопкинс, с ответом ему выступил судья Мартин Хауард, опубликовав "Письмо от джентльмена из Галифакса". Отвечали Хауарду уже двое — С. Хопкинс и Джеймс Отис. Защищаясь, "джентльмен из Галифакса" напечатал второй памфлет, который вызвал ответную реакцию Хопкинса и Отиса. В результате серия составила семь памфлетов. Известно тринадцать подобных серий, появившихся в 1764—1776 годах.
Одной из форм пропаганды общественно-политических идей была ораторская проза. Временем наивысшего расцвета этого вида литературы были в истории Америки пятьдесят лет, предшествовавшие Гражданской войне 1861 —1865 годов. Однако основы традиции, давшей миру лучших американских ораторов, закладывались именно во второй половине XVIII в. Политические деятели, адвокаты из Нового Света, постигавшие ораторское искусство по трактатам Цицерона и Аристотеля, изучавшие риторику в европейских университетах и молодых американских колледжах, блистали красноречием в судах и законодательных ассамблеях. В бурные 60—70-е годы XVIII в. их искусство потребовалось для того, чтобы подвигнуть массы на активные действия, революционизировать их сознание, вызвать живой отклик на политические события дня..
на собраниях. Поводов для речей было множество, ибо ни один митинг не обходился без выступления ораторов. Кроме того, торжественные речи произносились по ёлучаю традиционных праздников, регулярно отмечавшихся годовщин важных событий американской жизни. Посвященные этим событиям речи и проповеди печатались в виде памфлетов и широко расходились по стране.
«Отступление из Конкорда». Гравюра Джеймса Смилли с картины А. Чэппела.
Очевидно сближение, взаимопроникновение жанров речи и проповеди. В те грозовые годы религиозные проповеди наполнялись вполне светским, гражданским содержанием. Некоторые критики используют даже термин политическая проповедь". Проповедники Новой Англии во многом способствовали распространению революционных идей. Их речи воспитывали гражданственность, вызывали ненависть к тирании, возмущение несправедливостью колониальных властей, любовь к свободе. Опираясь на авторитет Библии, священники обращались к соотечественникам, убеждая их взяться за оружие и противопоставить насилию насилие. Уильям Стирнз в проповеди, посвященной сражению при Лексингтоне и Конкорде, призвал прихожан поступить с британскими войсками так, как Господь поступил с торгующими в храме: "БУДЬ ПРОКЛЯТ ТОТ, КТО НЕ ОБАГРЯЕТ СВОЙ МЕЧ КРОВЬЮ, будь проклят трус, который вместо того, чтобы защищать страну, покидает ее, как тонущий корабль. Бегите этого проклятия, и пусть доблестные сыны Америки наденут доспехи и не снимают их до тех пор, пока мир не наступит в Израиле"1
Публицисты и ораторы широко использовали риторические приемы и образы, восходящие к пуританскому наследию, к традиционным для американцев представлениям о своей стране как "новом Сионе", "Граде на Горе", "Эдеме среди пустыни", "земле обетованной". В речах, памфлетах, прокламациях поколение американцев, жившее в 60—70-е годы XVIII в., провозглашалось орудием Бога в освобождении миллионов людей из рабства и пленения2. По словам Эмори Эллиотта, использование в публицистике религиозных тем и образов побуждало людей очистить общество "через огонь восстания". В поисках параллелей американской ситуации предреволюционных лет писатели и проповедники обращались к Ветхому завету. Джон Хэнкок, Джон Уоррен, Питер Тэтчер, Натаниэль Мэйхью призывали соотечественников бороться и умирать за процветание "нашего Иерусалима", разорвать оковы, которыми их "опутали филистимляне".
Библейские темы и сюжеты соотносились с современной проблематикой, им придавалось метафорическое значение. Вневременное становилось выражением злободневного, а современность обретала связь с вечными законами бытия. Религиозное сознание американцев легко улавливало параллели, откликалось на этот условный язык. В религиозные образы облекались мысли о рабстве и освобождении, избранности Америки и ее особой судьбе, которая сравнивалась с судьбой Израиля. Подобная образность была привычной и понятной для американцев, только что переживших период религиозного возрождения. "Религиозный язык", как называет его Э. Эллиотт, сыграл большую роль в формировании чувства особой национальной общности американцев. "Язык проповедников и публицистов помогал разбудить в людях чувство общего культурного наследия, которое отличалось от наследия британского... Американцы видели в себе хранителей чистоты английской традиции в то время, когда Старая Родина приходила в упадок" (2, р. 124).
были глубоко эмоциональны, насыщены риторическими приемами. Баптистский проповедник Джон Аллен в "Речи о прелести свободы" (1772) прибегал к язвительной иронии, сарказму, использовал прием доведения до абсурда, предупреждая американцев о неизбежности введения английскими властями новых налогов "даже на утренний свет, на солнечный свет, который ниспослан нам Богом". "Неужели вы будете платить их? — восклицал он...— Американцы! Будьте бдительны!^'3. Другой проповедник, Бенджамин Черч, заметил в 1773 году, в годовщину расправы английских войск над мирным населением Бостона, что пролитая кровь высветила новые отношения, в которые колонисты вступили с английской администрацией. Он описывал картины, от которых должны были дрогнуть сердца: 'Беззащитные, распростертые на земле, истекающие кровью люди, стоны, плач родственников и друзей — все это способно вселить в души колеблющихся чувство благородного гнева, зажечь сердца патриотов негодованием при виде чудовищного насилия, творимого британскими войсками, расквартированными в наших городах в мирное время" (3; р. 26).
Тематически публицистика описываемого периода охватывала широкий круг проблем: политику, экономику, историю, религию, теорию государства. Закладывались первые камни будущего государственного устройства. В идеологической основе нуждалась сама идея независимости. Т. Пейн, Т. Джефферсон, Дж. Отис, Дж. Адамс обращались в своих политических сочинениях к теории "естественного права", разработанной европейскими просветителями, находили у них обоснование "неотъемлемых прав человека",— права на жизнь, свободу, владение имуществом.
Самый читаемый после Пейна американский публицист Джон Дикинсон писал в 1768 г.: "Пусть эти истины прочно отпечатаются в наших умах: мы не можем быть СЧАСТЛИВЫМИ, не будучи СВОБОДНЫМИ, мы не можем быть свободными, если наша собственность не будет надежно защищена, если без нашего согласия никто не сможет на законном основании отнять ее. А пошлины, наложенные на нас Парламентом, отнимают ее у нас" (3; р. 25).
Пафос риторики Дикинсона создавался с помощью средств стилистических (параллелизм) и графических — благодаря разрядке слов и целых фраз, выделению отдельных слов заглавными буквами. Вопрос экономический и политический переводился в философский план: когда законы, созданные человеком, несправедливы, нужно апеллировать к праву, "высшему закону". "Мы получаем права из более высокого источника — от царя царей, Господина всей земли. Они нам даются не грамотами с печатью. Они создаются в нас велением божественного Провидения, которое устанавливает законы нашей природы. Они рождаются с нами, существуют с нами и не могут быть отняты у нас никакой человеческой силой. Они могут быть отняты — только вместе с нашей жизнью" (3; р. 23).
если оно не обеспечивает их права. Развитием этого положения был тезис о том, что народ не обязан подчиняться законам, на принятие которых ни он, ни его представители не давали своего согласия. Эта философская идея служила веским аргументом в пользу политической независимости. Она часто звучала в речах, трактатах, письмах американских писателей-публицистов.
Условно-эписголярный жанр 'писем" был одним из самых распространенных жанров американской публицистики тех лет. Наиболее известным его образцом являются "Письма пенсильванского фермера" (1768) Джона Дикинсона, публиковавшиеся в газете "Пенсильвания кроникл" с декабря 1767 по февраль 1768 г. Их перепечатали 25 из 28 американских газет, а через месяц после завершения серии они появились в виде памфлета (т. е. небольшой книжки), который выдержал несколько изданий в Америке, два в Англии и одно в Ирландии, и притом с предисловием, написанным Франклином. Автор "Писем" — фигура условная, мало похожая на реального фермера. Это человек широко образованный, обладающий большими познаниями в юриспруденции, хорошо знакомый с проблемами современной ему Америки. Он писал, например, о неконституционности закона о гербовом сборе. Закон этот, принятый в 1765 г., устанавливал косвенный налог, который распространялся на все население колоний, что нарушало закрепленный в британской конституции принцип — "Нет налогообложения без представительства". Поскольку жители колоний не были представлены в английском Парламенте, они считали закон о гербовом сборе ущемлением их свобод и законных прав. Случаи неповиновения закону жестоко пресекались. Так, указом короля была приостановлена деятельность законодательной ассамблеи колонии Нью-Йорк — в назидание другим. Дикинсон призвал к неповиновению закону, посягающему на свободу народа: "Дело одной провинции есть дело всех". Дикинсон подчеркивал, однако, что не хочет "доставлять неприятности королю и метрополии". Но в общественной жизни — и в этом Дикинсон был абсолютно уверен — должны проявляться свободный дух народа и его твердость. Бойкотировать неправедные законы, требовать их отмены, помогать соседям — с таким призывом автор "Писем" обратился к соотечественникам.
"налогообложения без представительства" стала особенно очевидной. Об этом Джон Дикинсон говорил во втором письме. "Вопрос заключается в том, может ли Парламент на законном основании обложить налогами население колоний ЕДИНСТВЕННО ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ ДОХОД от тех товаров, которые он обязывает нас покупать исключительно у Англии. Иными словами, может ли Парламент на законном основании отнять у нас наши деньги без нашего на то согласия? Если да, то наша хваленая свобода есть просто-напросто vox et praeterea nihil (пустой звук)". Заканчивая свои послания латинскими изречениями, сопровождавшимися переводом, автор сообщал значительность и универсальность дававшимся в них рекомендациям.
Можно обнаружить у Дикинсона и элементы моральной проповеди. Слова автора, вдохновлявшего людей на деяние, просты.
Особый ритм создается с помощью повторов и аллитераций: "Давайте все объединимся для общего дела. Давайте изобретать, работать, давайте экономить на всем, но не будем отказываться от своих требований". Одно из писем завершается обращением к Богу и вдохновляющим девизом: "Non desperandum (прочь уныние!)". В последнем письме гражданский пафос Дикинсона достигает высшей точки. Вызвав в воображении читателя образ мрачного будущего ("несчастные поколения рабов, послушных окрику надменного господина"), Дикинсон завершает серию посланий словами: "У нас нет иного выхода, кроме как действовать мирно, разумно, твердо и совместно. Так вы сохраните статус свободных людей и одновременно хороших подданных"4.
годов Дикинсон выражал надежду на то, что американцы никогда не поддадутся на призыв к отделению. Мысль о независимости трудно завоевывала сердца. Один из радикалов, Джозеф Уоррен, за три месяца до битвы при Бан-кер-Хилле, где ему суждено было погибнуть, говорил о том, что отделение от Великобритании не является целью американцев. "Мы хотим жить с Англией так, как уживаются друг с другом дуб и плющ". Джон Дикинсон выразил мнение многих, когда писал: "Оторванные от тела, с которым мы связаны общей религией, свободой, законами, привязанностями, языком и торговлей, мы истечем кровью"5.
Известность Дикинсону принесли не только памфлеты, получившие высокую оценку в Европе, но и "Песнь свободы", опубликованная в "Бостон газетт" 18 июля 1768 г. и перепечатанная во всех газетах Америки. Об особенностях этого произведения можно судить хотя бы по двум строкам: "Полчища паразитов и прихлебателей нагрянут, как саранча / ... Солнце, встав, напрасно будет сиять и дождь напрасно лить /, Если мы будем только трудиться, а другие — только тратить..."6. Простую и выразительную "Песнь" Дикинсона распевали по всей Америке. Через неделю после ее публикации в Провиденсе состоялась необычная церемония — освящение Дерева Свободы, на которой прозвучала речь, позже опубликованная анонимно, за подписью "Сын Свободы". То была одна из речей, подготовивших общественное мнение к восприятию свободы как "естественного права" человека. "От имени всех Сынов Свободы Америки, Великобритании, Ирландии, Корсики и других стран мы освящаем это дерево и нарекаем его Деревом Свободы... Пусть оно расцветает и пусть Сыны Свободы приходят сюда утверждаться в вере и получать поддержку других людей. Когда они обратят взор на этот священный вяз, то проникнутся чувством долга перед собой, своей страной и своим потомством".
Роль символики в формировании общественного сознания была чрезвычайно велика. Политическое стихотворение Джона Дикинсона и церемония в Провиденсе положили начало новой революционной традиции. Однако сам писатель не принял Декларации независимости и присоединился к лагерю своих бывших противников. Дни его славы и влияния остались в прошлом.
Наиболее плодовитым публицистом Америки XVIII в. был Сэ-мюэль Адаме (Samuel Adams, 1722—1803). "Второй после Вашингтона" — так иногда называли этого пламенного пропагандиста идей свободы и главного вдохновителя кампании неповиновения в 60—70-е годы. Он первым бросил вызов власти британского Парламента, объявив его акты незаконными.* Именно он основал общества "Сынов Свободы" и корреспондентские комитеты, стал организатором (вместе с Джеймсом Отисом) первого Континентального конгресса и активно участвовал во втором. Лоялисты не случайно называли революцию "заговором Адамса". Один из самых дерзких противников колониального правления, он в то же время был трезвым политиком, обладавшим железной логикой и прекрасным знанием конституционного права.
"суды адмиралтейства", в которых не было присяжных заседателей. Адаме возбуждал общественное мнение, используя различные способы: газетные статьи, переписку, циркуляры, направляемые в другие колонии, ответы на выступления политических деятелей, петиции, наказы, резолюции собраний, тексты которых сочинял сам, обращения, воззвания, заявления. Его перу принадлежал раздел конституции Массачусетса (билль о правах). Хотя этот многоликий политик скрывал свое имя под псевдонимами ("Бостонец", "Американец", "Сын Свободы", "Valerius Pompilius", "Candidus", "Vindex", "Determinatus"), голос его звучал узнаваемо. Он взывал к национальному чувству американцев с пафосом, который мало кого оставлял равнодушным. "Неужели бостонцы потерпят, чтобы ими управляли с помощью вооруженной силы?" — такой вызов он бросил соотечественникам со страниц "Бостон газетт". Возможно, именно эти слова стали той искрой, которая в наэлектризованной атмосфере города, где стоял английский гарнизон, привела к взрыву народного негодования. Вооруженные палками и снежками, люди двинулись на английские штыки. В результате столкновения было убито пятеро бостонцев. Ценой крови была добыта временная победа: английский гарнизон покинул город, двое солдат были осуждены.
«Отчаянное положение бостонцев». Английская карикатура XVIII в.
"Бостонская расправа" стала одной из самых драматических страниц американской истории, предшествовавшей Войне за независимость. С. Адаме возглавил компанию бойкота английских товаров и разработал план борьбы с его нарушителями. По его инициативе создавались черные списки, которые зачитывались на городских митингах, выставлялись пикеты возле лавок и домов, принадлежавших торговцам, конфисковывались их товары. Иногда применялась и крайняя мера наказания — нарушителя вываливали в смоле и перьях. Естественным продолжением бойкота стало "Бостонское чаепитие". Сэмюэль Адаме был одним из активных участников этой акции. Последовавшая за ней блокада бостонского порта провалилась благодаря тому, что по инициативе Адамса в Филадельфии был создан фонд помощи Бостону. Битва при Лексингтоне и Конкорде, II Континентальный конгресс 1775 года, на котором было подписано соглашение о повсеместном бойкоте английских товаров,— эти события знаменовали собой начало американской Войны за независимость. В подготовке ее большую роль сыграл Сэмюэль Адаме — политик, публицист, организатор.
Сила Адамса — не в красноречии, но в логике мыслителя и убежденного лидера. Он не был выдающимся оратором, но его многочисленные статьи, посвященные тактике революционной борьбы, содержали план действий и оказали большое влияние на формирование общественного мнения. Он умел находить слова, которые западали в душу. Если в своих "политических проповедях" священники-публицисты апеллировали к авторитету Библии, то Сэмюэль Адаме обращался к авторитету английской конституции, к трудам Блэкстоуна, который обосновывал право народа с оружием в руках защищаться против насилия.
Ссылаясь на английскую конституцию, предусматривавшую принцип связи налогообложения и представительства в Парламенте, С. Адамс говорил о том, что отрицание данного принципа чревато серьезными последствиями. Карл I, напоминал он читателям, нарушил это правило и "лишился головы и короны". В статье, опубликованной в октябре 1771 г. в "Бостон газетт" за подписью Valerius Pompilius, Адаме с безупречной логикой доказывал, что американцы имеют полное право не подчиняться закону о налогообложении, ибо ни они, ни их предки не давали на это согласия. Ни те, ни другие не были представлены в британском Парламенте. Фактически Адаме пришел к идее гомруля, то есть, суверенитета колоний, когда законодательное право, касающееся самоуправления колоний, переходит от Парламента к колониальным ассамблеям.
г., он писал Джозефу Хаули о том, что фактическую независимость от Англии следует признать юридически. "Здравомыслящие тори — лучшие политики,— замечал он не без иронии.— Они-то понимают, что ни одна иностранная держава не может оказать поддержки повстанцам или подписать с ними договор, пока они не провозгласят себя свободными и независимыми. Они надеются, что, оттягивая этот шаг, мы устанем от войны и, не имея помощи со стороны иностранных государств, будем вынуждены признать тирана и смиримся с тиранией... Но давайте наберемся терпения. Нужно время, чтобы убедить колеблющихся и вдохновить робких"7. Убеждать и вдохновлять было миссией Сэмюэля Адамса, которую он успешно выполнял.
Черты Адамса-политика и человека отражаются и в его публицистике. Ей свойственны простота формы, сила и логичность, отсутствие стилистических украшений, почти полное отсутствие тропов. Вспоминая его выступления в конгрессе, Джефферсон, считавший С. Адамса "великим человеком", заметил, что как оратор он уступал своему знаменитому кузену, Джону Адамсу. Действительно, Сэмюэль не обладал беглостью речи, но ему были присущи поразительная ясность мысли и здравый смысл.
В документах Американской революции отразились идеи, за которые боролся С. Адамс,— мысль о суверенитете народа как источнике всей власти, тезис о том, что гражданское общество должно сформироваться на основе общественного договора, признание частной собственности как основы нормального развития общества. В 1768 г., словно предчувствуя судьбу многих социальных экспериментов более поздних времен, Сэмюэль Адаме писал об иллюзорности и непрактичности утопических уравнительских проектов. В них он видел путь к произволу и деспотизму.
Среди тех, кто деятельно готовил Американскую революцию, одно из первых мест по праву принадлежит публицисту и оратору Джеймсу Отису (James Otis, 1725—1783). Выходец из семьи адвокатов и политических деятелей, он продолжил семейную традицию и пошел по стезе юриспруденции и государственной деятельности. Отис первым выразил публичный протест против контроля метрополии за экономической жизнью провинций. Усиление налогов он воспринял как шаг к политическому закабалению колоний, лишению их вольностей. Британский Парламент стремился переложить на колонистов бремя содержания английской армии, хотел вывести ее из подчинения провинциальных законодательных ассамблей. В 1761 г. Отис произнес в Верховном суде речь по поводу так называемых "указов о содействии", которые давали чиновникам право входить в дома поселенцев в поисках контрабанды. Он назвал эти указы "орудием рабства и разбоя".
"Это настоящий вулкан. Он с легкостью оперировал примерами из классической литературы, демонстрировал глубокое понимание проблемы, знание исторических дат и событий, хорошее знакомство с юридическими авторитетами, пророческий взгляд в будущее. Он обрушил на нас поток красноречия. Он торопил события. Именно тогда и рождалась американская независимость. Именно тогда были посеяны семена, из которых выросли патриоты и герои... Каждый ушел тогда, готовый, как и я, взяться за оружие и бороться против "указов о содействии"8. Воздействие Отиса на аудиторию было чрезвычайно велико. Недаром Джон Адаме писал, что он был похож на "пророков Исайю и Иезекииля в одном лице".
Наиболее известный трактат Отиса — "Права британских колоний: обоснование и доказательство" (The Rights of the British Colonies Asserted and Proved, 1764). Сухим языком юриста он излагал свою точку зрения на незаконность "указов о содействии", ссылаясь на британскую конституцию, согласно которой все подданные английского короля имеют равные права. Указы нарушают принцип равенства, рассуждал Отис, они делают колонистов чем-то вроде граждан второго сорта. Он обосновывал важнейший принцип американской государственности — положение о разделении властей: "Власть исполнительная — верховная или местная — без независимой законодательной власти обернется настоящим деспотизмом"9. Отис призвал американцев бороться за свободу мирными, конституционными методами — обращением в суд, составлением петиций. Несправедливым законам, убеждал он соотечественников, следует повиноваться, но если закон нарушает естественную справедливость, суд должен признать его недействительным и аннулировать. "Суды, так же как и общественно-активные граждане, берут на себя обязанность показать Парламенту правду. Но у них нет власти навязать свое мнение. Только Парламент может определить, что законно, а что нет". Отис верил в возможность взаимодействия законодательной и судебной мастей, однако более радикальные деятели Американской революции считали это опасным заблуждением.
"Разве каждый человек не рожден свободным, как и его отец? Разве он не обладает тем же естественным правом думать, действовать и заключать договор самостоятельно? Разве возможно, чтобы человек имел "естественное право" превращать себя и своих потомков в рабов?"(9; р. 420). Отис спорил с критиками теории общественного договора, считавшими ее образцом "метафизического жаргона и упорядоченного абсурда". В форме вопросов и ответов он рассуждал о природе правительства и источнике его власти. В чем она — в силе, собственности или общественном согласии? Абсолютная, верховная власть принадлежит Богу, но власть на земле принадлежит народу, который может передавать ее одному или нескольким людям, обязанным заботиться о его благе. Так Отис формулировал идею народовластия. Он подвел читателей к крамольной мысли о правомерности сомнения в законности власти, если она превратилась в тиранию одного, нескольких или многих. Такую власть следует заменить. Для большей убедительности он ссылается на слова Цицерона: "Пусть высшим законом будет благо народа".
— ключевые понятия, которыми оперирует писатель. Самые драгоценные права, в его глазах,— права на самоопределение — народа и личности ("каждый человек по достижении совершеннолетия должен выбрать, к какому обществу он хочет принадлежать"). Опасность тирании он видел прежде всего в деградации личности, которая перестает сопротивляться злу. Трактат Отиса "Права британских колоний..." был воспринят современниками как призыв к сопротивлению. Основная мысль его заключалась в том, что жизнь и свободу нельзя послушно доверять ни "тиранической олигархии, ни деспотической анархии".
Вместе с тем, смелость в защите прав колоний сочеталась у Отиса с умеренностью политических рекомендаций. Его лозунг превращения британского Парламента в общеимперский представительный орган, где американцы получили бы определенное количество мест, не нашел поддержки среди патриотов.
В 1765 г. Отис написал "Оправдание британских колоний" в ответ на трактат Мартина Хауарда (того самого "джентльмена из Галифакса", который вступил в полемику с другом Отиса Стивеном Хопкинсом). Не подвергая сомнению законность власти британского Парламента над североамериканскими колониями, он в то же время высказал мысль о неконституционности парламентских актов, противоречивших естественному праву.
Сознание необходимости защищать законные права колонистов привело его к решительным действиям. Лидер массачусетских вигов, Джеймс Отис объединил усилия в деле сплочения колоний с главным бостонским радикалом Сэмюэлем Адамсом. Они были авторами циркулярного письма, принятого массачусетской палатой представителей в феврале 1768 г., в котором предлагалось осуществить бойкот английских товаров. После "Бостонского чаепития" Отис и Адаме были объявлены преступниками, и за их поимку бцло обещано вознаграждение. Отис боролся с имперской политикой пером и клинком. Его активная творческая деятельность закончилась в 1769 г., когда в ссоре с королевским чиновником он получил удар саблей и не смог оправиться от контузии.
Бунтарский дух речей и памфлетов Джеймса Отиса и Сэмюэля Адамса оказал формирующее воздействие на их младшего современника, двоюродного брата Сэмюэля — Джона Адамса ((John Adams, 1735—1826). Он стал видным политическим деятелем партии вигов в период подготовки революции, участвовал в Континентальном конгрессе, был членом девяноста комиссий и председателем двадцати пяти комитетов, а в конце века сменил Джорджа Вашингтона на посту президента США.
он обосновывал неконституционность актов британского Парламента. Особую тревогу у него вызывало распространение власти "судов адмиралтейства", которые, по мнению Адамса, были инструментом государственного произвола: свобода личности не гарантирована, если представление фактов и вынесение заключения делает тот же самый судья, да к тому же отсутствуют присяжные заседатели. Серия статей Адамса, помещенных в "Бостон газетт" и озаглавленных* "О каноническом и феодальном праве", была посвящена анализу "двух величайших систем тирании" — власти церкви и власти феодала. Просветительские идеи Джона Адамса нашли также отражение в трактате "Мысли о правительстве" (1776), в котором он, вслед за Отисом, провозгласил идею народного суверенитета. Власть, согласно Адамсу, принадлежит народу, который делегирует ее "наиболее мудрым и добрым". Положение о разделении властей, высказанное в памфлете, было закреплено в конституции Массачусетса 1779 г. Она стала образцом для конституций других штатов и для конституции США.
Интересна полемика Джона Адамса с Дэниэлом Леонардом, одним из лоялистов, опубликовавшим в "Массачусетс газетт энд постбой" под псевдонимом "Massachusettensis" серию писем, в которых он выступил в защиту непопулярных актов британского Парламента. Публикации "Жителя Массачусетса" заставили Адамса взяться за перо. В статьях, помещенных в "Бостон газетт" под псевдонимом "Novanglus", он вступил в полемику с Леонардом, защищая действия патриотов и отражая нападки Леонарда на свободу прессы.
Перу Адамса принадлежат многочисленные письма, дневники, которые содержат портреты политических деятелей, оценки их взглядов, описание наиболее примечательных событий тех дней. В обширной переписке отразились его взгляды по самым разнообразным проблемам, таким, как тактика революционной борьбы, темп осуществления реформ, юридические вопросы, связанные с отделением от метрополии. В письме Джеймсу Уоррену мы находим такие строки: "Единственная альтернатива независимости — рабство. Цель англичан, как и прежде,— закабаление народа. Но наша решимость оставаться свободными должна быть неизменной. Они пытались подчинить нас силой, но, слава Богу, не преуспели в этом. Однако их хитрость может оказаться более опасной, чем их оружие. Поэтому ради полного отделения мы не должны идти ни на какие уступки. Пусть судьбу нашу решит меч" 10.
Эпистолярный стиль Адамса оживляют блестки метафор, сравнений, библейские аллюзии и символика. "Свобода, подобно младенцу, в муках рождается на свет. Думаю, вскоре вся Америка будет приветствовать это прекрасное дитя, которое появится здесь, и никакие фараоны не смогут этому помешать" (10; р. 294). Письма Джона Адамса — своеобразная хроника американской жизни. Они свидетельствуют об изменении общественных настроений, высвечивают роль самого Адамса в подготовке революции11.
Одним из его единомышленников в борьбе против закона о гербовом сборе был Дэниэл Дюлени (1722—1797). Юрист из Мэриленда, получивший блестящее образование в Англии и имевший там практику, он после возвращения в Америку примкнул к патриотам и выступил в 1765 г. с трактатом "Соображения о законности налогообложения британских колоний". Памфлет выдержал пять изданий за три месяца и получил широкую известность. В нем не было полемического блеска, свойственного публицистике Дикинсона, страстности полемики Отиса, красноречия Джона Адамса, но все же его воздействие на общественное мнение было заметным. Трактат стал, по меткому выражению Уильяма Питта, "учебником американского права".
характер нового британского законодательства по отношению к Америке. Его доказательства неконституционности закона о гербовом сборе сходны с приводимыми Дикинсоном и Сэмюэлем Адамсом — "нет налогообложения без представительства". Дюлени спорил с теми, кто считал, что члены британского Парламента по сути дела представляют американских колонистов и таким образом взимание налогов без согласия последних вполне законно. Он приводил простой, но* убедительный аргумент: ни один член Парламента не почувствует на себе, когда интересы колонистов будут ущемляться, поэтому нельзя говорить о том, что они "фактически представляют" население американских колоний. Подобное утверждение он называл уловкой, цель которой — "запугать слабых и поймать ь искусно расставленные сети легковерных" (9; р. 611). Подчинение колоний метрополии, полагал Дюлени, может сочетаться с определенным уровнем свободы, поэтому полное отделение от метрополии не казалось ему обязательным. Впрочем, он отрицал "абсолютное рабство и вассальную зависимость", тень которых надвигалась на Америку.
Сухим языком юридического трактата Дюлени ведет спор с противниками, строго придерживаясь буквы закона. Ему были чужды изящество литературного стиля Джефферсона, юмор Франклина, эмоциональный накал публицистики Отиса и Патрика Генри. Его трактаты выдержаны в традиции английской юридической литературы, ассоциировавшейся с именами Блэкстоуна и Коука, чьи труды были широко известны в Америке. Подобный стиль, практически лишенный литературных достоинств, помогал автору обнажить хитрости юридической терминологии лоялистов, которые маскировали попытки оправдать "законность" новых посягательств на свободу поселенцев. Выводы Дюлени безупречны. Они рассчитаны на то, чтобы воздействовать "на разум американцев, а не на их чувства. "Колонисты,— пишет Дюлени,— могут быть угнетаемы тысячью различных способов, и это не вызовет ни сочувствия, ни тревоги избирателей-англичан. Более того, законы, пагубные для колоний, могут стать популярными в Англии, поскольку англичане будут надеяться на то, что меры, которые для колонистов вредны, обеспечат жителям Великобритании лучшую жизнь" (9; р. 615).
Человек умеренных взглядов, Дюлени в 1774 г. отошел от революционно настроенных лидеров освободительного движения и даже не был избран делегатом на I Континентальный конгресс.
Наибольшую активность в подготовке революции проявили представители Массачусетса и Виргинии. Среди публицистов и ораторов из Виргинии одной из самых ярких фигур был Патрик Генри (Patrick Henry, 1736—1799), которого современники окрестили "американским Демосфеном". Член Виргинского корреспондентского комитета, делегат I и II Континентальных конгрессов, командир народной милиции, он и после революции продолжал активную политическую деятельность, был губернатором (1784—1786), членом законодательной ассамблеи штата.
Патрик Генри впервые обратил на себя внимание во время судебного процесса по делу Парсонса, в котором он выступал адвокатом (1763). Молодой юрист уже тогда говорил об основных правах человека, гневно обличал тиранию. Наиболее ярко его дарование развернулось во время борьбы против закона о гербовом сборе.
Современники Патрика Генри писали о настроениях мрачной безнадежности и уныния, охвативших широкие слои американского общества после принятия этого закона. Их выразил, в частности, Отис, сказавший в 1764 г.: "Наш долг — подчиниться". Американцы по сути дела оказались в полной власти правительственных чиновников, ибо любые гражданские и юридические операции признавались недействительными, если человек отказывался приобретать марки гербового сбора. С присущим ему политическим чутьем Джон Адаме заметил, что если эти правила будут приняты, конец Америки неминуем. В этот сложный исторический момент предлагались различные пути выхода из кризиса: одни призывали отказаться от роскоши и бойкотировать правительственные постановления, другие — смириться и восстанавливать справедливость с помощью петиций, в рамках существующих законов. Патрик Генри предложил третий путь. Сформировавшийся в суровых условиях границы, он обладал мужеством, независимостью суждений, предприимчивостью. Он пошел против течения, предложив нетрадиционный метод борьбы — активное неповиновение властям. Резолюции, предложенные им виргинской ассамблее и содержавшие призыв к сопротивлению, были приняты большинством голосов. Это решение знаменовало собой начало активной борьбы с метрополией.
Воздействие публицистики на жизнь общества проявилось особенно сильно накануне Американской революции. Свидетельство тому — публичные речи Патрика Генри, Джеймса Отиса, Сэмюэля Адамса. Кампания неповиновения, начатая ими в 1765 г. в Виргинии и Массачусетсе, грозила перерасти в вооруженное восстание. Тогда в марте 1766 г. король подписал закон об отмене акта о гербовом сборе. Выступления Генри изменили сознание масс, вовлекли их в борьбу, объединили усилия тысяч людей, живших в различных частях страны. В 1768 г. Джон Дикинсон произнес свои знаменитые слова: "Вместе мы выстоим, поодиночке — погибнем". Патрик Генри усилил эту тему в речи на I Континентальном конгрессе. "В результате'давления Парламента,— сказал он,— наше правительство распалось... Мы перешли в естественное состояние... Разницы между жителями Виргинии, Пенсильвании, Нью-Йорка и Новой Англии больше не существует. Я не виргинец, я — американец".
Яркая публицистичность, ораторское мастерство, революционный пафос отличали публичные выступления Патрика Генри. В его речах чувствуется влияние проповедей Джорджа Уайтфилда и Сэмюэля Дэйвиса. Характерный для пуританской риторики религиозный пафос, библейская символика, обилие риторических вопросов — все эти черты придавали публицистике Генри большую выразительность. Его слова звучали, как боевой призыв трубы, вселяли уверенность в робких, опрокидывая аргументы тех, кто цеплялся за "ускользающий призрак надежды". "Неужели мы прибегнем к мольбам и униженным просьбам? <...> Давайте не будем себя обманывать... Мы сделали все, чтобы предотвратить надвигающуюся бурю.. Война неизбежна, так пусть она начнется!". На II Виргинском конвенте, состоявшемся в Ричмонде в 1775 г., он произнес исторические слова: "Неужели жизнь настолько драгоценна и мир столь сладок, чтобы покупать их ценой хаоса и рабства? Я не знаю, какой путь изберете вы, но я выбираю свободу или смерть!"
В замечательной по силе речи многократно повторяются риторические вопросы, создающие чувство нарастающего напряжения. Способствует этому и использование коротких, энергичных фраз: "Война уже началась. Следующий порыв ветра донесет до нашего слуха бряцание оружия. Наши братья — на поле брани. Так почему мы должны стоять в стороне?" Речи Патрика Генри были подлинными образцами ораторского искусства: они поднимали на борьбу, вселяли в сердца американцев гордость за свою страну. Иногда они обретали черты проповеди, не лишенной некоторой патетики, поэтической приподнятости. "Окиньте взором нашу огромную страну,— говорил он на сессии Виргинской законодательной ассамблеи в 1783 г.,— посмотрите, какой здесь прекрасный климат, какие плодородные земли и разнообразные ландшафты. Их пересекают мощные судоходные реки. Они текут с Востока на Запад и, словно перст Господень, указывают нам, куда держать путь, где искать богатство"12— в новом аспекте — франклиновская тема "пути к изобилию": проповедь упорного труда, освоения новых земель, приумножения богатства.
"приютом умелых, трудолюбивых, удачливых и счастливых, убежищем для несчастных". "Живущие сейчас ясно увидят этот благословенный край вреди самых могущественных стран... Старый Свет уже не вмещает всех жителей... Они стоят на цыпочках на том берегу океана, и в их взглядах, обращенных к нам,— грусть и надежда. Они видят здесь страну, обладающую огромными природными богатствами и политической свободой, каких нет нигде в мире... Они видят землю, на которой обосновалась Свобода,— та свобода, которую считали легендарной богиней, существующей лишь в воображении поэтов. Здесь же они видят ее в жизни" (12; р. 195).
Блестящее ораторское искусство Патрика Генри, его умение убеждать, смелость в поиске радикальных путей к свободе — все это определило его место в истории как одного из самых ярких деятелей Американской революции. Спустя много лет Джефферсон высоко отзывался о личности Генри: "Следует признать, что он был нашим лидером во время революционных событий в Виргинии. Ему мы обязаны гораздо больше, чем кому-либо другому. Он намного опередил всех нас"13.
Наиболее значительной фигурой среди писателей консервативного направления был Джозеф Гэллоуэй. Богатый торговец из Филадельфии, юрист и политик, спикер законодательной ассамблеи Пенсильвании, он обрел известность благодаря так называемому "плану союза", который внес на рассмотрение I Континентального конгресса в 1774 г. Проект предусматривал сохранение Америки в составе империи в качестве доминиона. План Гэллоуэя был отклонен: против него высказались шесть из одиннадцати делегаций. Потерпев поражение, автор проекта сделал решительный выбор. Он присоединился к армии генерала Хау, которая оккупировала Филадельфию, где он короткое время занимал должность шефа полиции. После победы повстанцев Гэллоуэй был выслан в Англию, где и скончался в 1803 г.
Согласно "плану союза", предложенному Гэллоуэем, президент и генерал-губернатор должны были назначаться королем и американским советом, эквивалентом английской Палаты общин. бытия кануна революции он оценивал как "безрассудное стремление встать на путь бунта и восстания".14
"Разве поздно очнуться от нашего сумасшествия и последовать голосу разума и долга? Отнюдь нет. Давно пора изменить наши оценки и отступить от опасной черты. Я призываю всех, кто любит порядок и уважает правительство, пока не поздно воспротивиться незаконным постановлениям конгресса. Пора покончить с безнравственной тиранией, которую он установил. Нужно распустить подчиняющиеся ему комитеты — эти инструменты подавления священных законов страны и ваших бесценных прав" (8; р. 378). "Сыны Свободы", возмущенные памфлетом Гэллоуэя, учинили разгром в типографии, где он печатался, и уничтожили все оставшиеся там материалы. По признанию автора трактата, ему угрожала опасность от сторонников Адамса, которые хотели его повесить.
На трактат Гэллоуэя Джон Дикинсон откликнулся "Обращением к автору памфлета", в котором критиковал недемократическую направленность сочинения. Гэллоуэй не остался в долгу. В "Ответе на обращение", написанном с целью "разоблачить тщеславие и невежество автора", он провозглашал недемократические принципы основой нормального функционирования общества. Но главный удар по идеям, заложенным в памфлете, нанесла победа революции.
Автор "проекта союза", однако, не сдавался. Действия оппонентов он назвал ложью, обманом, попытками ввергнуть страну в состояние анархии. Национально-освободительное движение американцев Гэллоуэй воспринимал как бунт слепой толпы, разгул черни. "Эти унитарианцы-республиканцы,— утверждал он,— люди обанкротившиеся, увязшие в долгах британским торговцам". К "поджигателям" он относил Джона Адамса, Ричарда Ли, Джорджа Вашингтона, Томаса Линча. В его глазах, республиканизм был опасной болезнью, вирусом которой заражены фермеры, мелкие торговцы и ремесленники. Власть может оказаться в руках неимущих, должников, сторонников бумажных денег — в этом он усматривал зло радикализма. Права собственников для него были важнее, чем права человека.
Накануне I Континентального конгресса Гэллоуэй написал, но не опубликовал, памфлет "Аргументы двух сторон в споре между Великобританией и ее колониями", некоторые идеи которого использовал в речи на конгрессе. Другой вариант речи существует в виде памфлета, опубликованного в Лондоне в 1780 г. под заглавием "Исторические и политические соображения по поводу начала и хода Американской революции". В нем утверждалась необходимость представительства американцев в британском Парламенте, что явилось бы "наиболее совершенным союзом Америки и метрополии".
"План союза" был кабинетным творением, попыткой ограничить растущее самосознание американцев колониальным — по сути своей — законодательством. Придерживаться среднего курса во времена кризиса — значит обречь себя на неудачу. Такова была судьба Гэллоуэя, который последовательно отстаивал принцип "лояльности" в обстановке революционного подъема и переоценки ценностей. Он признавал непререкаемую власть британского Парламента в то время, когда против колониальной зависимости восстали широкие слои населения.
памфлеты, проповеди являются необходимой частью сложной мозаики американской литературы накануне революции. По публицистической силе они значительно уступали речам и памфлетам Томаса Джефферсона, Сэмюэля Адамса, Джона Дикинсона, Джона Адамса, Патрика Генри, Томаса Пейна, но некоторые оттенки их палитры позже были использованы таким тонким художником, как Эдгар По. Их склонность к пародированию и бурлеску, резкие нападки на республиканский оптимизм оказались созвучными его мировоззрению и эстетике.
Лучшие образцы революционной публицистики и ораторского искусства вошли в золотой фонд литературы США как отражение американского сознания и той битвы идей, которая развернулась в политической, общественной и религиозной жизни страны в последней трети XVIII века.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Davidson, Philip. Propaganda and the American Revolution (1763—1783). Chapel Hill, 1941, p. 206.
2 Elliott, Emory. The Puritan Roots of American Whig Rhetoric // Puritan Influences in American Literature. Ed. by E. Elliott. Illinois Studies in Language and Literature. Vol. 65. Urbana. 1979, p. 124.
—1789. The Revolutionary Years. Ed. by Everett Emerson. Madison, 1977, p. 26.
4 Dickinson J. Letters from a Farmer in Pennsylvania to the Inhabitants of the British Colonies. Philadelphia, 1774, p. 135.
5 Jacobson. David. John Dickinson and the Revolution in Pennsylvania, 1764-1776. Berkeley, 1965, p. 49.
6 Цит. по: Tyler, M. C. The Literary History of the American Revolution, 1763-1783. In 2 vols. New York, London, 1897, v. 1, p. 240.
7 Adams, Samuel. Selections from his Writings. Ed. by E. Lawson. N. Y., 1946, p. 80.
9 Pamphlets of the American Revolution, 1750—1776. Ed. by B. Bailyn. In 2 vols. Cambridge, Mass., 1965, v. 1, p. 428.
10 The Spirit of "Seventy-Six". Ed. by H. S. Commager. In 2 vols. N. Y., Indianapolis, v. 1, 1958, p. 294.
"Что, по-вашему, я мог чувствовать, когда видел, как наш фермер Ди-кинсон признал, что был неправ в своих предсказаниях, признал правоту моих взглядов в том отношении, что нужно создавать правительство, конституцию, заключать союзы с зарубежными странами, открывать порты и т. д. Он признал, что защитой колоний пренебрегали из-за обманчивых надежд и неоправдавшихся ожиданий. Уверяю Вас, я от этого не испытал удовлетворения. Мрачную картину убийств и разрушений, которую мы видим сейчас во всех уголках страны, я тысячу раз предсказывал и притом в самых решительных выражениях. Это слишком серьезно, чтобы чувствовать себя польщенным". (Цит. по: The Spirit of "Seventy-Six", v. 1., p. 296).
12 Henry, William Wirt. Patrick Henry. Life, Correspondence and Speeches. In 3 vols. N. Y., 1969, v. 2, p. 193. "
14 Boyd, Julian. Anglo-American Union. Joseph Galloway's Plans to Preserve the British Empire, 1774-1788. Philadelphia, 1941, pp. 45—46.
Э. Ф. Осипова