РУССКО-АМЕРИКАНСКИЕ ЛИТЕРАТУРНЫЕ СВЯЗИ
Уже на раннем этапе существования американской литературы важным аспектом ее развития стали обширные литературные связи. Речь идет, конечно, не только о родовых узах, соединяющих ее с богатым наследием литературных-традиций Европы, в первую очередь Англии. Связи-истоки, само собой разумеется, были наиболее сильны именно в начальный период, но как ни молода была американская литература в восемнадцатом столетии, наряду с этими первичными связями со все большей активностью в ней обнаруживали свое действие другие формы взаимосвязей. С особой очевидностью это проявилось в американском Просвещении, не только сложившемся под несомненным идеологическим и эстетическим влиянием европейской, прежде всего французской и английской литературы и философии, но и в свою очередь оказавшем воздействие на развитие европейской мысли. Конец XVIII в. отмечен также зарождением русско-американских литературных связей.
Устойчивый интерес к Америке возник среди русской интеллигенции в 70—80-е годы XVIII в. В журналах появляются переводы сочинений, посвященных описанию земель Северной Америки, печатаются очерки о ее коренных обитателях — индейцах. С историей и культурой этой страны русский читатель начал знакомство через сочинение Жозефа де ля Порта "Всемирный путе-шествователь" и книгу аббата Прево "История о странствиях вообще по всем краям земного круга". Следует упомянуть и "Историю о Америке" англичанина В. Робертсона, которую изучал Радищев1.
Особенно большую роль в знакомстве русской публики с Америкой сыграл Н. И. Новиков. Его журналистская и издательская деятельность является первой главой в истории русской американистики. Демократическая общественная позиция Новикова определила тональность и содержание публикаций в издававшихся им "Московских ведомостях" (1779—1789) и «Прибавлениях к "Московским ведомостям"» (1783—1784). В них освещались американские нравы, гражданские установления и образ правления в молодой заокеанской республике, жизнь индейцев и положение негров — и не только в Северной Америке.
В 80-х годах газета Новикова неоднократно писала о притеснении и истреблении индейцев. Русскому писателю-просветителю был свойствен взгляд на индейца как на "естественного человека". Именно в таком виде он представлен в журнале "Покоящийся трудолюбец", где Новиков печатал "Письма индейца о нравах европейцов". Герой "Писем", подобно Персу в сочинениях Монтескье и Китайцу Голдсмита, судит о европейской цивилизации с точки зрения стороннего наблюдателя, обладающего здравым смыслом и представлением о неотъемлемых правах человека. В его уста автор вложил свои мысли, облеченные в форму парадоксов: "Нигде нельзя сыскать более законов и менее людей, исполняющих оные", "европеец всякой почти день ходит в церковь, и при всем том не бывает набожен", "люди, которые никогда не голодны, едят каждый день, а кто голоден, должен поститься", "богатым дают в подарок тысячи, а убогим полушку"2. Очевидно, что американская тема имеет здесь откровенно условный характер.
О судьбе индейцев писал А. Н. Радищев в "Путешествии из Петербурга в Москву" (1790). Он с горечью говорил о европейцах, которые "опустошили Америку, утучнив нивы ее кровию ее жителей". Обращался к индейской теме и И. А. Крылов. В 1788 г. он написал либретто комической оперы "Американцы", впоследствии переделанное А. И. Клушиным (1800), причем сохранились лишь некоторые стихи Крылова. Герой оперы, действие которой происходит в Южной Америке, Ацем — благородный дикарь, проявивший великодушие к побежденным испанцам. Тема благородного дикаря в произведениях русских писателей-просветителей выступает как форма социальной критики российской действительности.
Война за независимость английских колоний в Северной Америке обострила интерес к этой стране. Увеличилось количество переводов — в основном с французского,— содержавших сведения об истории, законах молодой республики, характере ее демократии. Ход революции широко, хотя и с разных точек зрения, освещался в русской прессе. Неоднородность восприятия американского опыта в русской журналистике определялась политическими позициями писателей и издателей. Официальные "Санкт-Петербургские ведомости" придерживались англофильских позиций, а "Московские ведомости" Новикова описывали борьбу американцев за свободу с очевидным одобрением. В течение десяти лет в них регулярно помещались статьи, посвященные "самоважнейшему приключению" XVIII в., как называл Американскую революцию Новиков. Эти публикации представляют собой изложение подлинных писем, полученных из Лондона, Парижа (часто со ссылкой на Франклина) и Филадельфии, а также включают письма, составленные издателем. На страницах "Московских ведомостей" Вашингтон и Франклин предстают как национальные герои. В опубликованном в «Прибавлениях к "Московским ведомостям"» за 1784 г. переводе "Заметок о Вашингтоне" неизвестного автора говорится, в частности, что он "основал республику, которая, вероятно, будет прибежищем свободы, изгнанной из Европы роскошью и развратом"3. Новиков прямо не восхвалял Американскую революцию, но сам подбор материалов и их содержание ясно свидетельствуют о его проамериканских симпатиях. По верному замечанию Н. Н. Болховитинова, он "заставлял читателя мыслить, сравнивать прочитанное об иностранных событиях с русской действительностью и делать собственные выводы"4.
Победа революции в Америке вдохновила прогрессивно мыслящих людей в России. Ее восславил в своих произведениях революционный демократ А. Н. Радищев. В оде "Вольность" он писал, обращаясь к Америке:
К тебе, душа моя вспаленна,
К тебе, словутая страна,
Стремится, гнетом где согбенна,
Лежала вольность попрана;
Того ж, того ж и мы все жаждем;
Пример твой мету обнажил...
Мечтой стремясь к свободным берегам Америки, Радищев не мог себе представить жизнь (или смерть) вне России: "Но нет, где рок сулил родиться, / Да будет там и дням предел". Автор "Путешествия" противопоставил вольную Америку крепостнической России, где свободное слово было под запретом. В главу "Торжок" он включил небольшой трактат "Краткое повествование о происхождении ценсуры", в котором приводил отрывки из государственных документов нескольких штатов как пример законодательной мудрости. "Американские правительства приняли свободу печатания между первейшими законоположениями, вольность гражданскую утверждающими"5. Он цитирует 14 статью конституции Виргинии, которая гласит: "Свобода печатания есть наивеличайшая защита свободы государственной". Радищев приводит эпизод из жизни американского публициста и политического деятеля Джона Дикинсона лишь для того, чтобы подтвердить свой тезис о вреде цензуры: "Се пример для последования, как мстить должно, когда кто кого обвиняет пред светом, печатным сочинением. Если кто свирепствует против печатныя строки, тот заставляет мыслить, что печатанное истинно, а мстящий таков, как о нем напечатано" (5; с. 134).
рабовладения, сохранившегося и после победы революции. Говоря о необходимости уничтожения рабства в Америке, Радищев резко высказался против невольничества в "Путешествии из Петербурга в Москву" (главы "Хотилов" и "Вышний Волочок"). Порабощение себе подобных он называл "хладнокровным убийством" и с большим сочувствием писал о печальной участи негров, которые "вздирают обильные нивы Америки, трудов их гнушающейся" (5; с. 116).
Антирабовладельческим пафосом проникнут анонимный трактат "Речь негра к своим мучителям", опубликованный в "Новых ежемесячных сочинениях" за 1792 г. В нем высказана "опасная" мысль о том, что рабство несовместимо с христианской моралью. Страстный монолог осужденного на казнь негра исполнен верой в неотъемлемое право человека на свободу: "Высочайшее существо, создав меня человеком, создало меня вольным. Оно даровало мне волю, дабы я ей следовал. Независимость была первый и драгоценнейший его дар. Каким образом лишился я оныя? Белые! вас я о том вопрошаю"6. Ключевое слово здесь — вольность. Оно стоит и в эпиграфе: "Сие лобызаемое мною место есть враг вольности. Внемлите мне". Публицистический тон памфлета напоминает звучание радищевских инвектив. Не исключено, что автором его, скрывшим свое лицо под маской Феофана Карякина, переводчика с французского, был писатель-вольнодумец Федор Каржавин.
В 1804 г. в "Опыте просвещения относительно к России" поэт-просветитель И. П. Пнин сравнивал крепостничество с рабовладением: "Горестно, весьма горестно для россиянина, свое отечество любящего, видеть в нем дела, совершающиеся только в отечестве негров..."7. Эту критическую линию продолжили в XIX в. декабристы.
"в изображении американских негров, что свидетельствует о неоднозначности восприятия русскими просветителями общественных явлений американской жизни. Так, в карамзинском "Вестнике Европы" за 1802 г. негр Северной Америки был представлен как работник, живущий без всяких забот. Описание его "счастливой жизни" в "Письме из Балтиморы" было настолько далеко от действительности, что кажется пронизанным иронией. Негры, пишет автор, "говорят обо всем, кроме бедности, им неизвестной"; по праздникам можно видеть "веселые толпы Арабок, опрысканных духами, одетых еще богатее, чем госпожи их,— в дорогих перстнях, серьгах, ожерельях, кружевах"8. Писатель, нарисовавший столь благостную картину, исходил, очевидно, из отрицания "естественного права" человека на свободу. "Правда, что рабство их нимало не ужасно для такого человека, который родясь в зависимости, не знает никаких мечтательных действий воображения, умозрительной Философии и тонкой Метафизики". Появление подобного "письма" на страницах журнала тем более странно, что через несколько номеров в статье "Общество в Америке" представлена иная точка зрения. Анонимный автор отмечал, что "дух торговли есть главный характер Америки", где "все стараются приобретать. Богатство с бедностью и рабством являются в разительной противности"9.
Америка привлекала русских писателей и журналистов как понятие географическое и социальное. Они осмысляли исторический опыт — со всеми его достоинствами и недостатками — как свидетельство движения человечества по пути прогресса. Американская тема в творчестве русских писателей открывала большие возможности для проведения аналогий с российской действительностью и позволяла с достаточной откровенностью высказать крамольные мысли о социальном неблагополучии в собственной стране.
Постепенно русские писатели открывали для себя культуру и литературу Америки. Особое место в истории русско-американских литературных связей занимает Франклин, один из самых ярких представителей американского Просвещения. Его деятельность по развитию науки и распространению знания, проповедь религиозных и гражданских свобод, защита прав индейцев и негров привлекли к нему симпатии демократически мыслящих людей России. Идеи Франклина оказались созвучными взглядам русских писателей-просветителей. В нем увидели единомышленника, человека, критиковавшего общественные институты с точки зрения "естественного права", мыслителя, нетерпимого к любым формам рабства, верившего в способность человеческого разума победить социальное зло, предрассудки и невежество.
В конце XVIII в. Франклин был широко известен в России как общественный деятель, публицист и ученый, который за свои научные открытия был избран первым американским членом Петербургской Академии Наук (1789). Первые упоминания о нем относятся к 1752 г. "Санкт-Петербургские ведомости" от 12 июня сообщали о том, что "в Филадельфии, в Северной Америке господин Вениамин Франклин столь далеко отважился, что хочет вытягивать из атмосферы тот страшный огонь, который часто целые земли погубляет". В том же году о Франклине писал Ломоносов в оде "О пользе стекла". Для популяризации идей великого американца, его общественной деятельности и философских взглядов особенно много сделал Новиков. На страницах "Московских ведомостей" он знакомил читателей с жизнью Франклина, печатал отрывки из его произведений. В «Прибавлениях к "Московским ведомостям"» за 1784 г. (№ 65—69) был опубликован перевод — правда, без ссылки на автора — франклиновских "Заметок относительно дикарей Северной Америки", получивших новое название ("Всеобщее описание американских нравов"). Примечательно, что перевод появился в том же году, когда трактат впервые увидел свет в Лондоне. Новиков высоко отзывался о вкладе Франклина в науку и дело свободы в Америке: "Франклин в некоторых веках почитаем будет божеством. Электричество преображает всю физику; селения Английские преображают всю политику. Франклин был главою при обеих сих важных переменах и тем самым заслужил себе у потомства два лучшие места"10— как ученого и борца за свободу — оценивал американского просветителя и Радищев. В "Путешествии из Петербурга в Москву" он приводит начертанные на бюсте Франклина работы Гудона слова Тюрго, которые в его переводе звучат так: "Се, исторгнувший гром с небеси и скиптр из руки царей", и называет их "наилестнейшей надписью"11.
Новиков и Радищев, как справедливо заметил А. Н. Николю-кин, выступили единомышленниками Франклина, "используя его наследие в борьбе с российским самодержавием" (7; с. 87—88). Само имя Франклина было для них символом Просвещения и свободолюбия, в то время как в официальной печати американский мыслитель назывался не иначе как "злодеем рода человеческого", а императрица Екатерина II именовала его "начинщиком" всяких революционных идей. Среди великих американцев называл имя Франклина и Н. М. Карамзин. Несмотря на значительные расхождения с Радищевым и Новиковым в политических взглядах, Карамзин был согласен с ними в общей оценке Франклина, хотя его суждения и были более сдержанными. В "Письмах русского путешественника" он излагает точку зрения лейпцигского философа Платнера, согласно которой Франклин — герой, пекущийся о правах человечества. "Я вам поставлю в пример Франклина, не как ученого, но как политика,— цитирует он лекцию Платнера.— <...> С каким рвением видим его, текущего к своей великой цели, которая есть благо человечества!"12. Поскольку Путешественник оставляет эти слова без комментариев, можно считать, что мысль эта близка автору "Писем". В заметке о французском переводе "Автобиографии" Франклина Карамзин прямо писал о нем как о человеке, который "смирил гордость Британцев, даровал вольность почти всей Америке и великими открытиями обогатил науку"13.
Интересна история переводов франклиновских сочинений на русский язык в XVIII в. Первым произведением американской литературы, опубликованным в России, считается перевод трактата Франклина "Путь к изобилию", который вышел в Петербурге в 1784 г. под названием "Учение добродушного Рихарда" (заметим попутно, что в этом же году появился перевод его "Заметок относительно дикарей Северной Америки"). В следующие два десятилетия было сделано несколько переводов "Пути к изобилию", главным образом с французского ("Как благополучно век прожить? Наука доброго человека Рихарда" (1791), "Дорога к щастию, или наука добродушного Рихарда" (1803)), а также с немецкого ("Убогий Яков, у которого всего довольно. Из светского философа Энгеля" (1798), где имя переводчика было принято за имя автора. Первую биографию Франклина в России написал поэт Андрей Тургенев. Он опубликовал ее в 1799 г. вместе со сделанным им переводом выдержек из "Автобиографии". Они составили первый на русском языке сборник произведений Франклина, озаглавленный "Отрывок из записок Франклиновых". В него вошел также перевод франклиновой "Эпитафии" (ранее, в 1794 г. ее перевел с французского Ф. Каржавин). Брат Андрея Тургенева Александр Иванович Тургенев, друг Карамзина и будущий наставник Пушкина, в бытность свою студентом Геттингенского университета читал "Путь к изобилию" и выписывал афоризмы бедного Ричарда в дневник14. Братьев Тургеневых, как и многих русских писателей, привлекали в Бенджамине Франклине идеи самообразования, глубинный демократизм, приверженность свободе.
"Представитель юного просвещения России,— отмечал он в очерке о Фонвизине через несколько десятилетий,— был собеседником с представителем юной Америки. В лице их два новые мира сошлись в виду старого, как высокие предвещания, что есть еще много грядущего в судьбе человеческого рода"15.
Контакты между русскими и американскими писателями и общественными деятелями завязывались и на территории Нового Света. Одним из первых русских писателей, побывавших в США, был Федор Васильевич Каржавин, филолог и переводчик, человек необыкновенной судьбы, принявший участие в Американской революции. Как явствует из его дневника, он доставлял повстанцам с острова Мартиника пушки и порох16. Каржавин находился в Америке с 1777 по 1787 год (с перерывом в три с половиной года). Позже в одной из книг он сообщал о себе в третьем лице следующее: "Один из наших соотчичей, человек любопытный и знающий, пускается в 1776 году по Океану Атлантическому, и направляя путь свой на Юго-запад, выходит на берег Вест-Индии по тридцати пяти дневном переходе, оттуда продолжает путь до матерой Америки, и возвращается в отечество свое... объездивши как водою, так и сухим путем разные страны, лежащие вдоль восточного берега сего пространного материка. Сей Россиянин есть первой из нашего народа человек, который двенадцатилетнее жительство имел в тех отдаленных странах, и должен был видеть их примечательными глазами, в чем много способствовали ему не-щастия его"17. Каржавину довелось побывать в Нью-Йорке, Филадельфии, Бостоне, несколько лет он жил в Уильямсбурге, столице Виргинии. Среди его знакомых были Дж. Мэдисон, юрист Дж. Уайз, чья подпись стоит под Декларацией независимости, а также профессор колледжа Уильяма и Мэри, близкий друг и единомышленник Джефферсона Карло Беллини. Последнему Каржавин посвятил одну из своих научных книг. В посвящении он упоминал о "близкой связи", существовавшей между "сторонниками истинной веры"18. Смысл этих туманных слов становится яснее, если учесть, что Каржавин был близок к кружку американских масонов в Уильямсбурге, среди которых был и Беллини19—1781 годах, кандидатуру Каржавина для отправки в Россию со специальной дипломатической миссией, однако плану этому не суждено было осуществиться.
О своих республиканских симпатиях Каржавин, вероятно, не писал открыто, не желая прослыть "политически неблагонадежным". Однако упоминания об Америке, ее вольнолюбивом народе, героических вождях можно найти в самых неожиданных местах: составленных им учебниках французского языка, разговорниках, в переводах и комментариях к ним. Он словно прячет от цензуры свои радикальные воззрения и проамериканские симпатии. В словах Каржавина о безнравственности рабства в Америке звучат радищевские интонации. В примечании к одному из переводов Каржавин писал о том, что доведенные до отчаяния черные невольники не пытались спасти себя после укусов змей: "... разве какой-нибудь Арап, который будучи не ужален, но угрызен змием, не скажет о том никому, дабы чрез то скорее ему умереть и тем самым освободиться от несносных побоев тиранствующего над ним белого человека, который его без всякого права купил вместо скота для обогащения своего потовыми его трудами"20. По справедливому замечанию И. М. Полонской, Каржавин "умело насыщает переводы и учебники примечаниями и философскими отступлениями, в которых выражает свои просветительские взгляды21.
Каржавин смог опубликовать лишь малую часть своих американских впечатлений22. Но то, что ему все же удалось сказать — прямо или косвенно,— следует воспринимать как продолжение традиции в изображении Америки, которую заложил Н. И. Новиков.
В американской литературе XVIII в. Россия воспринималась как неведомая азиатская страна или как символ деспотического образа правления. Именно в таком двойном смысле она упоминается в первом эссе Филипа Френо из серии, опубликованной за подписью "Паломник". Герой Френо, бродячий философ, в чьем сердце жив вольнолюбивый дух его далекого предка Вильгельма Телля, во время своих тридцатилетних странствий по всему миру посетил Москву, где прожил полгода. Путешественник Френо, подобно героям Голдсмита и Монтескье, знакомится с обычаями и образом жизни народов мира. Он наблюдает последствия деспотической власти и, преисполнившись отчаяния, бежит в Северную Америку. Эти "новые и процветающие республики" стали его второй родиной. Россия же упоминается в эссе Френо среди стран, где люди "навсегда отказались от самых необходимых естественных прав, отдали власть в руки одного или нескольких людей... что сделало их жертвами тщеславия, алчности и угнетения"23.
Тема России в американской литературе XVIII в. разработана гораздо меньше, чем американская тема в литературе русской. Среди немногочисленных примеров американской россики конца XVIII — начала XIX века можно назвать пьесу Уильяма Данлэпа "Петр Великий, или Русская мать" (1814), которая представляет собой перевод и обработку немецкого оригинала Джозефа Бабо ("Стрельцы", 1790). В 1782 г. появились "Письма американского фермера" С. Дж. де Кревкера. Письмо одиннадцатое написано от имени некоего русского дворянина Ивана Алексеевича, который посетил пенсильванского ботаника Бартрама. Кревкер использует пример России для того, чтобы сказать: несвободный труд малоэффективен, кроме того, он унижает человека. "Наши земли распределены столь неравномерно и у нас так мало фермеров, владеющих той землею, которую они возделывают, что они не могут заниматься хозяйством с тем же рвением, как вы. ибо вы получили землю, так сказать, от Хозяина Природы, свободно и беспрепятственно"24. Сопоставление России и Америки носит здесь ярко выраженный публицистический характер. Через несколько лет эта тема — тема контраста свободного труда американских фермеров и рабского труда российских крепостных — прозвучит в знаменитой книге Радищева "Путешествие из Петербурга в Москву". Таким образом, существовала определенная перекличка идей, для которой, как писал Каржавин, "не помеха разделяющий нас океан".
Устами русского путешественника Кревкер высказал удивительное, в каком-то смысле даже пророческое суждение: "Русские в чем-то похожи на вас. Мы тоже новый народ, новый в отношении знаний, искусства и разного рода усовершенствований. Кто может сказать, какими революциями чреваты Россия и Америка. Очевидно, мы связаны между собою более тесными узами, чем нам иной раз представляется". Хотя Россия и ее литература оставались в Америке еще мало исследованной областью, признание Кревкера свидетельствовало об интересе американских авторов к этой далекой стране и судьбам ее народа.
Подтверждение тому мы находим в поэме Джоэла Барлоу "Видение Колумба" (1787), где автор говорит о возможности более широких связей между Америкой и Россией25 наполеоновской армии зимой 1812 г. Свои впечатления о бесчеловечном характере захватнической войны он отразил в стихотворении "Совет ворону в России" (1812), которому суждено было стать его последним произведением (поэт скончался в небольшой деревеньке возле Кракова, через которую проходили французские войска). В этом коротком стихотворении звучит вера писателя в то, что деспотизму Наполеона сможет положить конец только массовое народное сопротивление, подобное тому, с которым Наполеон встретился в России.
История русско-американских литературных связей XVIII в. являет собой пример взаимодействия социальных, философских, эстетических идей, воплощенных в произведениях американских и русских просветителей Франклина и Джефферсона, Радищева, Новикова, Каржавина. Тот факт, что русская американистика XVIII в. гбраздо богаче, чем американская россика этого же периода, объясняется огромным интересом писателей-просветителей России к Американской революции и демократическим преобразованиям в США. При этом четко прослеживается эволюция американской темы в русской литературе. Если поначалу Америка воспринималась как неизведанный, экзотический материк, где обитают индейцы, естественные люди, мало затронутые цивилизацией, являющие пример нравственной жизни в согласии с природой, то в 70—90-е годы это страна свободы, родина демократических институтов, чей пример, по выражению Радищева, "мету обнажил". При этом существование рабства воспринимается как порок, уродующий черты молодой республики. Американская тематика служила материалом для социальных обобщений, адресованных своей, русской аудитории.
Освоение русской культуры в Америке шло гораздо медленнее, чем обратный процесс. Состоялось лишь первое знакомство, а немногочисленные контакты — личные или опосредованные — принесли осознание общности основных проблем, занимавших писателей-просветителей.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Культурные связи между Россией и Америкой'привлекли внимание советских исследователей уже в 40-е годы XX в. (Старцев А. И. Америка и русское общество. М., 1942). С тех пор создан целый ряд работ, в которых изучены исторические, научные, литературные связи между двумя странами, существовавшие в XVIII в. Назовем среди них фундаментальные труды Н. Н. Болховитинова "Россия и война США за независимость, 1775—1783" (М., 1976) и "Становление русско-американских отношений, 1775—1815" (М., 1966) и книгу А. Н. Николюкина "Литературные связи России и США" (М., 1981).
— 163.
3 Прибавление к "Московским ведомостям". 1784, № 47, с. 372. Годом ранее в "Московских ведомостях" (№ 70) появилась заметка о Вашингтоне (скорее всего переводная, судя по написанию имени "Вас-гингтон") в разделе "Примечания о некоторых славных людях нынешнего столетия". В ней выражено сочувствие Новикова американским "переменам" (слово это в передовой публицистике тех лет означало "революция"): "... когда народ и его предводители ведомы суть тем же духом и воспламеняемы теми же страстями, то первое волнение соделывает совершенную перемену: в таком случае целая нация составляет одну глыбу, которая подавляет все своею тяжестию и величиною, которым ничто сопротивустать не может" (с. 557).
4 Болховитинов Н. Н. Становление русско-американских отношений, 1775—1815. М., 1966, с. 113. Американский материал использовался Новиковым не только для того, чтобы приветствовать революционные преобразования в Новом Свете. Предлагая русскому читателю ознакомиться с учением квакеров, содержащим элементы гражданского неповиновения (в нескольких номерах «Прибавлений к "Московским ведомостям"» за 1784 г. и в статье "О квакерах" в журнале "Покоящийся трудолюбец" за 1785 г.), Новиков влиял на общественное сознание: квакеры "чиновным и начальникам ни телодвижением ни титулованием почтения не свидетельствуют, ни в чем не клянутся и в обидах пс просят" {Покоящийся трудолюбец. 17S5, Ч. III, с. 124).
5 Радищев А. Н. Сочинения. М., 1988, с. 146. Источник, по которому Радищев знакомился с текстами конституций шести американских штатов и Декларацией независимости, приводит А. И. Старцев в книге «Радищев в годы "Путешествия"» (М., 1960, с. 116). То был сборник 1778 г. (на французском языке).
6 Новые ежемесячные чтения. 1792, ч. 71, с. 47.
8 Вестник Европы. 1802, № 3, с. 89.
9 Вестник Европы. 1802, № 24, с. 315.
10 Московские ведомости. 1783, № 10, с. 557.
11 Слова эти приведены в книге Рейналя "Философская и политическая история учреждений и торговли европейцев в обеих Индиях", в томе, посвященном Американской революции. При переводе Радищев заменил слово "тиран" на слово "царь".
13 Московский журнал. 1791, ч. 4, с. 355.
14 Архив бр. Тургеневых. Вып. 2. СПб., 1911, с. 195.
15 Вяземский П. А. Полное собр. соч. в 12-тт. СПб., 1880, т. 5, с. 91.
16 Архив Ф. В. Каржавина в Государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в С. -Петербурге. Фонд 1000, оп. III, № 483, л. 100.
18 Karjavine Ph. Description du Pou vu аи microscope. A Carouge. 1789. Как убедительно доказала И. М. Полонская, книга в действительности была напечатана не в Каруже (Франция), а в Санкт-Петербурге {Полонская И. М. Издательская деятельность Ф. В. Каржавина. // Проблемы рукописной и печатной книги (1788—1793). М., 1976).
19 Dvoichenko-Markova E. A Russian Traveller to Eighteenth-Century America. // Proceedings of American Philosophical Society. 1953, v. 97, No. 4, p. 353. О близости Каржавина американским масонам упоминал и М. П. Алексеев. Е. Двойченко-Маркова высказала предположение о том, что перед своим американским путешествием Каржавин был посвящен в "истинную веру" князем Д. Голицыным: российский дипломат, посол во Франции был активным участником масонской ложи, которую позже возглавил Франклин. С князем Голицыным Каржавин был хорошо знаком, он жил в его доме в 1760—1765 годах, во время обучения в Сорбонне. Известны связи Каржавина и с масонами в России (В. И. Баженовым, Н. И. Новиковым). На протяжении многих лет он собирал редкие книги и рукописи "масонско-мистического характера на разных языках" (См.: Светлое Л. Б. Писатель-вольнодумец Ф. В. Каржавин. // Изв. АН СССР. Сер. яз. и лит. 1964, т. XXIII, вып. 6, с. 526—527). Если учесть, что в среде русских масонов были широко распространены проамериканские настроения, а идеи нравственного совершенствования и достижения социальной справедливости были символом веры участников тайных лож в Москве и Санкт-Петербурге (об этом см.: Богомолов В. Н. И. Новиков и его время. М., 1916), то становится понятен интерес Каржавина к русскому и американскому масонству.
20 Описание хода купеческих и других караванов в степной Аравии. Перев. с энглишского яз. и примеч. Ф. В. Каржавина. СПб., 1790, с. 133-134.
21 Полонская И. М. Издательская деятельность Ф. В. Каржавина, с. 175.
часть американских материалов в «Прибавлениях к "Московским ведомостям"» за 1784 г. является переводными. С некоторой долей вероятности перу Каржавина может принадлежать лишь одна статья "Натуральная история черепах, писанная в Америке самовидцем" / об этом см.: Герчук Ю. Я. Этнографические наблюдения русского путешественника Ф. В. Каржавина в Америке. // Сов. этнография. 1972, № 1, с. 151.
23 Freneau Ph. The Prose of Philip Freneau. New Brunswick, 1955, p. 197.
24 Брэдфорд У. История поселения в Плимуте; Франклин Б. Автобиография; Кревекер, Сент Джон де. Письма американского фермера. М., 1987, с. 676.
25 Экземпляр своей книги с дарственной надписью Барлоу подарил русскому послу в Англии С. Р. Воронцову (Об этом см.: Николюкин А. Н. Указ. соч, с. 120).
Э. Ф. Осипова