АМЕРИКАНСКАЯ ЖУРНАЛИСТИКА И ИЗДАТЕЛЬСКОЕ ДЕЛО
В ряду социальных, экономических, политических факторов, влияющих на развитие литературы, состояние издательского дела в американской культуре следует поставить на одно из первых мест. На американском материале изучением истории и развития книгопечатания, книготорговли, издания газет, журналов занималась плеяда блестящих ученых. Исследования Ф. Л. Мотта1, Х. Леман-Гаупта2, У. Чарвата34, Дж. Теббела5 показали, насколько важно учитывать при построении литературной истории механизмы, регулирующие взаимоотношения автора-издателя-читателя, изменения социального и экономического статуса литературного труда.
Первый печатный станок на территории британских колоний в Америке был установлен в 1638 г. в Кембридже, в Массачусетсе при активном содействии пуританских властей колонии. Станок должен был обслуживать нужды Гарвардского колледжа, основанного в Кембридже в 1636 г., и религиозные, а отчасти и светские нужды поселения. Кембриджу, по первоначальному замыслу, предстояло стать новым центром по распространению идей пуританизма. Из-за цензурных преследований издание пуританской литературы в Европе в 30-е годы XVII в. стало практически невозможным на территории не только самой Британии, но даже и Голландии, поэтому-то священник Ж. Гловер и вез с собой из Голландии в американскую колонию первый печатный станок.
Первым текстом, напечатанным в Америке на английском языке, была так называемая "Клятва свободного человека" ("The Oath of a Freeman", 1638) — документ, который подписывал каждый житель Массачусетса мужского пола старше 20 лет, являющийся домовладельцем не менее шести месяцев, прежде чем стать полноправным гражданином колонии. (Печатных копий этого документа не сохранилось, текст известен в рукописи губернатора Дж. Уинтропа).
" Массачусетская Псалтырь" (1640), на титульном листе которой значилось: "Библия. Ветхий Завет. Псалмы... доподлинно переложенные английскими размерами". Двенадцать уважаемых священнослужителей колонии четыре года переводили "Псалмы Давида" с древнееврейского. Существующие английские переводы псалмов были отвергнуты за недопустимо вольное обращение со священным текстом: парафразы, добавления и иные отступления от оригинала в угоду поэтическим красотам были кощунством в глазах ревнителей исконной чистоты вероучения. Один из переводчиков, Джон Коттон, писал в предисловии, что если в новом переводе "стихам, по мнению некоторых, не будет доставать гладкости и изящества, то надлежит помнить, что Алтарь Бога не нуждается в полировке"; "целью был точный перевод, а не изукрашивание стихов сладостными парафразами... верность оригиналу, а не поэзия"6. Пуританская Псалтырь, несущая верующим в нагой простоте слово божье, получила распространение не только в колониях, но и в Англии.
В 40—50-е годы XVII в. Английская Революция и Гражданская война вознесли пуритан в самой метрополии на вершины власти. В Америке тем временем шел процесс выработки гражданских и церковных основ колониального жизнеустройства, и его-то прежде всего запечатлели ранние печатные тексты.
В 1641 г. в Кембридже составляется и печатается первый свод законов колонии Массачусетс; в 1648 г. осуществлено первое издание знаменитой "Кембриджской Платформы", содержащей основные пункты веры ново-английского конгрегационализма в изложении, главным образом, Джона Коттона. Кроме того, продукция этого единственного в колониях печатного станка в первое десятилетие его работы включала в себя ежегодные "Ново-английские альманахи", а также писанные на латыни сборники работ выпускников Гарвардского колледжа, одиночные проповеди и памфлеты.
Печатного экземпляра первого "Ново-английского альманаха" за 1639 г. составленного "Г-ном Уильямом Пирсом, мореплавателем", не сохранилось. Но известно, что он был подобен "Альманахам" следующих годов издания: все они умещались на одном листке и, помимо ежегодного календаря, где были отмечены воскресения и дни религиозных праздников, содержали необходимые мореплавателям сведения о приливах-отливах, о движении звезд и луны, сообщали время восходов и заходов солнца, с успехом заменяя тем самым часы. В ново-английских альманахах, в отличие от хорошо известных британских и европейских образцов, не было астрологических предсказаний, поскольку пуритане почитали их за предрассудок. Первые составители альманахов называли себя "филоматами" ("любителями математики"), и издатели хорошо платили им за требующую "учености" работу. С течением времени альманахи увеличивались в объеме: скупые данные о движении небесных тел дополнялись их религиозными, мистическими истолкованиями, календари сообщали о датах выборов, сессий суда, печатали практические советы фермерам, домашним хозяйкам, моральные наставления, а позже начали публиковать и стихи. Первым текстом, напечатанным в Филадельфии в 1685 г., был также "Альманах", объемом уже в 20 страниц. Расцвет альманахов пришелся на XVIII в. Библия и альманах были неотъемлемой принадлежностью дома американского колониста.
Постоянным объектом миссионерского пыла английских колонистов были коренные жители континента, индейцы. Заслуживший имя "индейского апостола" Джон Элиот замыслил и осуществил перевод на язык индейцев-массачусетсов основного корпуса священных текстов: "Катехизиса" (1654) и Ветхого и Нового Заветов (1655). Издание этих книг требовало хорошего печатного оборудования и опытного печатника. В результате в Кембридже в 1659 г. появился второй печатный станок, причем все расходы взяла на себя "Компания по распространению Священного писания в Новой Англии", имевшая штаб-квартиру в Лондоне. Работа Элиота произвела колоссальное впечатление на жителей Британии и английских колонистов — гораздо большее, по трезвому замечанию современного исследователя7, чем на индейцев, для которых она и предназначалась.
Ярким документом пуританской печатной культуры является "Ново-английский букварь" (1683). Закон, принятый в 1642 г. в Массачусетсе, обязывал власти следить за тем, чтобы каждый ребенок в колонии был обучен грамоте и умел понять основы религии и законодательства. Пуританская культура, взраставшая на доктрине первородного греха, не делала принципиального различия между детьми и взрослыми, и потому тексты, включенные в "Ново-английский букварь", были лишены всякого оттенка развлекательности. Английские детские сказки начали проникать в Америку только в конце XVIII в. Алфавит многие поколения ново-английских детей заучивали при помощи таких, например, двустиший:
"А" — Адама грехопадение —
"У" — Юность ускользает,
Смерть подстерегает.
Помимо нравоучительных сентенций и стихов, в состав "Букваря" был включен формальный катехизис или в его стандартной английской версии, или составленный Джоном Коттоном ("Духовное млеко для бостонских детей в обеих Англиях... Извлечение из сосцов двух Заветов для вскармливания их душ. Но также может быть полезен всем детям").
Характерный для пуритан Массачусетса взгляд на образование как необходимый элемент воспитания христианина и гражданина, несомненно, способствовал развитию печатного дела в колонии, но в определенных рамках, под строгим контролем светских и церковных властей. В 1665 г. Верховный Суд Массачусетса принял специальный закон, дабы препятствовать "беспорядкам и урону, наносимому авторитету власти посредством печатного дела", и запретил устанавливать печатные станки где бы то ни было на территории колонии, кроме Кембриджа, да и там только при наличии лицензии, выданной судом. Только в 1674 г. под давлением многочисленных петиций, власти Массачусетса дали разрешение на открытие типографии в портовом Бостоне, самом большом в то время городе на территории британской Америки.
типографии, были альманах на 1686 г. и отчет о ежегодном собрании квакеров в Филадельфии, содержащий "Хартию свобод, дарованных свободным гражданам и жителям провинции Пенсильвания" и "Послание" Уильяма Пенна. Среди ранних публикаций преобладали религиозные сочинения квакеров. Но в 1688 г. в Филадельфии было осуществлено и очень интересное издание "Эссе и религиозных размышлений" сэра Фрэнсиса Бэкона; эта книга вместе с "Путем паломника" Бэньяна, перепечатанным в Бостонской типографии в 1681 г. всего три года спустя после первого лондонского издания, в XVIII в. принадлежала к числу двенадцати самых читаемых книг в американских колониях.
В квакерской Пенсильвании, в "Городе Братской любви" Филадельфии состоялся в 1692 г. один из первых в истории американских колоний суд над типографом Уильямом Брэдфордом, который был обвинен в печатании анонимных подстрекательских памфлетов, принадлежавших, как справедливо подозревали, перу квакеров-сепаратистов, ведомых Джорджем Кейтом. История этого судебного процесса изложена в памфлете, который У. Брэдфорд напечатал, когда, спустя год, вышел из тюрьмы: "Ново-английский дух преследований перенесен в Пенсильванию, или Мнимый квакер преследует истинного христианина-квакера... (1693). Получив приглашение губернатора, Брэдфорд вскоре переехал в Нью-Йорк, где занял должность "королевского печатника".
Принцип свободы печати был абсолютно чужд XVII в. Знамениты такие строки из письма 1671 г. сэра Уильяма Беркли, губернатора Виргинии, английскому королю: "Благодарение Господу, здесь нет ни бесплатных школ, ни книгопечатания, и я надеюсь, что они не появятся у нас еще тысячу лет; ведь образование повинно в рождении духа непослушания, и ересей, и сект, а книгопечатание — в распространении всего этого, а также клеветы на лучшее из правительств — храни нас Господь от одного и другого" (7; р. 1). Как очевидный антипод добродетельной Виргинии подразумевался, конечно, Массачусетс. Печатный станок на территории Виргинии появился еще в 1682 г., но работать он начал только в 1730 г., после снятия запрета на книгопечатание.
Убеждение, что верховные власти должны полностью контролировать выпуск печатной продукции, объединяло пуритан Массачусетса, квакеров Пенсильвании и королевских губернаторов, тем более, что у последних имелись на этот счет точные инструкции монархов. В королевском циркуляре, который был прислан губернатору Нью-Йорка в 1685 г., говорилось: "И поскольку множество неудобств может возникнуть от свободы книгопечатания на территории нашей провинции Нью-Йорк, Вам надлежит следить за тем, чтобы никто не завел бы печатного станка и не печатал бы ни книги, ни памфлета и ничего другого, не получив от Вас на это специального разрешения и лицензии" (7; р. 2).
Политика английских властей в отношении колоний и метрополии была одинаковой. Распространение книгопечатания на территории самой Англии сдерживалось специальным актом Парламента, который требовал обязательного предварительного лицензирования всех печатных изданий. В 1694 г. этот акт был отменен, но эффективным орудием контроля за печатью оставался закон о распространении клеветы в подстрекательских целях, который действовал в рамках общего права и неоднократно применялся к типографам. В 1695 г. по количеству городов, имевших типографии, американские колонии стояли вровень с метрополией. Кембридж, Бостон, Филадельфия и Нью-Йорк были издательскими центрами на территории колоний, а в самой Англии б XVII в. такими центрами были Лондон, Йорк и два университетских города, Кембридж и Оксфорд.
и времени. Вначале роли типографа и издателя не были разделены, и книготорговли как отдельного вида коммерции не существовало.
Технические и издательские возможности американских типографов были ограничены. Все типографское оборудование, бумага, краска, шрифты ввозились из Англии. Наиболее выгодными для владельцев типографий были заказы на печатание официальных документов, указов, прокламаций. Доходной, почетной и желанной была должность "общественного" или "королевского" печатника, на которого как раз возлагалось исполнение таких заказов и который получал жалование от правительства колонии (его размер определялся нижней палатой Ассамблеи колонии). По оценкам исследователей, без такой системы "правительственного патронажа" печатное дело в колониях на первых порах и не смогло бы выжить. Издание книг стоило очень дорого. Автор, который хотел увидеть свое произведение напечатанным, должен был сам оплачивать типографские издержки. В случае, если возникали осложнения с цензурой, типограф наравне с автором, а чаще вместо анонимного автора нес ответственность за издание перед судом.
Книготорцовцы имели возможность непосредственно ориентироваться на вкусы, достаточно, впрочем, ограниченной читательской аудитории. Первым американским книготорговцем считается Иероним Ашер, который в 1647 г. начал продавать в своей лавке в Бостоне наравне с другими товарами книги. В 80-х годах было уже семнадцать книготорговцев, и вели они дело на иных принципах и с новым размахом. Один только Джон Ашер, сын и наследник упомянутого И. Ашера, ввез из Англии в Бостон в 1682—1685-х годах 3421 книгу, причем на четвертом месте по числу заказанных Ашером в Лондоне томов, после религиозных сочинений, учебников, Библии и Псалтырей, оказались легковесные беллетристические сочинения, "romances", вроде "Монахини в рясе", "Венеры в склепе" и т. д., которые пользовались в Бостоне даже большим спросом, чем книги по навигации8.
Бостонские книготорговцы, следуя уже известной в Лондоне модели, пробуют себя в роли настоящих издателей: они оплачивают печатание некоторых книг в типографии с тем, чтобы потом продавать их в своих магазинах. Одним из первых примеров такой организации дела является издание первой истории английских поселений в Америке, написанной Натаниэлем Морто-ном "Хроника Новой Англии" {New-England Memorial, 1669), на титульном листе которой указано, что книга была отпечатана в Кембридже "для Джона Ашера из Бостона". Совмещение функций книготорговца и издателя получило повсеместное распространение в Америке в XVIII в.
На имя все того же Дж. Ашера было оформлено и первое издательское право в истории американской печати: в 1672 г. он взялся напечатать за свой, а не за государственный счет свод "Общих законов и свобод колонии Массачусетс" и получил от Верховного Суда колонии исключительное право на их издание и продажу.
не получал никакой платы за свою рукопись, и весь доход принадлежал издателю. Только к середине XVIII в. появился обычай в качестве компенсации предоставлять автору бесплатно несколько экземпляров отпечатанной книги.
Бостон до середины XVIII в. значительно превосходил другие американские города по уровню развития книготорговли и издательского дела. По воспоминаниям Б. Франклина, даже в 20-х годах XVIII в. "ни в одной из колоний к югу от Бостона не было приличной книжной лавки.,В Нью-Йорке и в Филадельфии печатники, по сути дела, торговали писчебумажными товарами, продавали только бумагу и проч., альманахи, баллады, да кое-какие немудреные учебники. Любители чтения были вынуждены выписывать книги из Англии..."9.
И все-таки американские типографы отчасти обеспечивали американских "любителей чтения", прежде всего сочинениями религиозными, политическими и альманахами, которые составляли три четверти всех публикаций. Бостон, если судить только по количеству изданий, был вторым по значению после Лондона издательским центром на территории Британской империи. Всего к началу XVIII в. в американских колониях было осуществлено около 1000 публикаций.
При этом надо отдавать себе отчет в том, что корпус текстов, напечатанных в американских колониях в XVII в., не может дать адекватного представления о литературе региона в силу многих причин. С одной стороны, колонии были включены в культурное пространство Британской империи, и американские авторы часто прибегали к услугам лондонских издателей. Здесь играли роль и незначительные технические возможности американских типографов, и цензурные ограничения, и соображения престижности. Популярный катехизис Джона Коттона "Духовное млеко для бостонских детей..." первым изданием вышел в Лондоне в 1646 г., хотя не существовало видимых препятствий для того, чтобы напечатать это в высшей степени "полезное" творение известного теолога Новой Англии сначала у себя в Кембридже. Но издание в Лондоне означало несравненно более широкий круг читателей — и утонченных ценителей, и критиков. Члены семьи Мэзеров, которые свои теологические труды печатали в Массачусетсе, должны рассматриваться, по мнению исследователей, скорее как исключение из правила (7; р. 15). Практически все произведения писателей Юга XVII в. были опубликованы в Лондоне. Большие поселения в этом районе плантаторской экономики росли не очень быстро, и здесь не было особой потребности в развитии печатного дела.
С другой стороны, само характерное для колониальной культуры XVII в. соотношение устного-письменного-печатного слова сдерживало развитие издательской активности в области собственно "изящной словесности". По оценкам современных историков, большинство населения колоний: одна пятая белого мужского населения, половина женщин и почти все черные американцы — было неграмотно, и колониальная культура опиралась в значительной мере на устные формы передачи информации (7; р. 460), Устное слово господствовало в церковной и государственной жизни. При том, что издавалась только небольшая часть речей и проповедей, их доля среди ранних американских печатных текстов очень велика.
"литературы", изящной словесности наиболее естественным способом бытования оставалась письменная, а не печатная форма, что было связано с определенным социальным статусом литературы и категории авторства. В колониях была воспринята британская аристократическая традиция функционирования литературы, несмотря на то, что структура общества была иной10.
В рамках этой традиции литература рассматривалась как принадлежность образованности, побочный продукт ученых штудий, которым благородные джентльмены (дамы) предаются на досуге. Подразумевалось, что авторы-патриции никогда не пишут ради денег, не подписывают сочинения собственным именем и редко снисходят до того, чтобы их напечатать. Их рукописи имеют хождение в узком кругу друзей и равных.
в южных колониях, юристами, врачами или проповедниками в средних. Их теологические труды, проповеди, речи были адресованы широкой публике; написанные "в часы досуга" дневники, стихи, поэмы, диалоги в соответствии с культурными нормами эпохи оседали в семейных, церковных архивах, библиотеках колледжей. Как известно, не предназначались для публикации ни "Дневник" Дж. Уинтропа, ни "Дневник" С. Сьюолла, ни поэтические произведения и "Дневник" Эдварда Тэйлора. Если бы У. Брэдфорд успел при жизни закончить свою "Историю поселения в Плимуте", возможно, он бы и сделал попытку ее опубликовать, но, без сомнения, анонимно, подобно тому, как напечатал в 1622 г. в Лондоне свой "Отчет, или Дневник об основании и развитии первых английских поселений в Плимуте, Новая Англия".
На британской почве образ "литератора-патриция" имел дополнение в образе "нищего поэта": аристократия реализовывала свою роль творца литературы и через покровительство литературно одаренным выходцам из низших сословий. "Нищий поэт" был исторически обусловленным культурным символом литератора-профессионала, так или иначе зарабатывающего на жизнь своим пером. Такому литератору не возбранялось при случае отдать свои сочинения в печать и извлечь доход от их продажи "вульгарной публике", но все же главным источником средств к существованию и единственным источником литературной репутации для него являлся богатый и влиятельный патрон. Патрон мог взять поэта к себе на службу в качестве секретаря (учителя, библиотекаря) или выхлопотать для него доходную должность на государственной или церковной службе. "В благодарность" поэт посвящал все свои произведения патрону.
В американских колониях везде, за исключением Юга, отсутствовал влиятельный класс наследственной аристократии. Распространение в колониях получила поэтому система не индивидуального, а коллективного покровительства автору в форме издания книг по подписке, известной и в Англии с 1617 г. В XVII— XVIII веках имена подписчиков как подлинных "патронов" автора было принято помещать на обложке книги. Практически все немногочисленные литературные произведения американских авторов, опубликованные в Америке до 1800 г., были изданы по подписке.
поздняя история издания первого поэтического сборника Филис Уитли: после того, как в Бостоне в 1772 г. объявления о предстоящей публикации книги не собрали достаточного количества подписчиков, поэтесса отправилась в Лондон, где ее книга увидела свет, благодаря влиятельной графине Хантингтон.
К началу XVIII ь. в американских колониях существовали менее благоприятные условия для становления литературной профессии, чем в Англии. Социальный статус литературного труда был предельно низок. Образ "нищего поэта" бытовал в колониальной культуре в том предельно упрощенном и сниженном виде, когда он исчерпывался формулой, воспроизведенной в "Автобиографии" Франклина: "Стихоплетов обычно ждет нищенская доля",— такой довод использовал отец Бенджамина, отваживая сына от "стихотворства" (9; с. 336). Путь Франклина к успеху вобрал в себя архетипический набор социальных ролей, в которых мог выступать в XVIII в. американец из низших слоев, решивший полагаться в жизни прежде всего на свое "умение писать": ученик печатника — анонимный автор заметок в газете — владелец типографии — книгоиздатель — почтмейстер — издатель и редактор газеты/журнала. Исключительные дарования Франклина позволили ему незаурядным образом продолжить карьеру, которую на ранних этапах он делил со многими другими американцами.
Становление литературной професеии в американских колониях было самым непосредственным образом связано с развитием печатного дела и становлением периодической печати.
Газеты, появившиеся в Европе в середине XVII в., были новым способом организованного распространения новостей. Традиционно эту роль выполняли еженедельные, "вестовые письма" с описанием местных новостей, которые рассылали своим постоянным клиентам, обычно купцам, профессиональные авторы, в роли которых часто выступали служащие почтовых ведомств. Такие письма с самого раннего периода циркулировали и в американских колониях. Животрепещущим новостям, вроде поимки и казни преступников или громких скандалов, посвящались так называемые "newsballads". Франклин упоминает в "Автобиографии" сочиненные им в ранней молодости баллады о гибели в море капитана судна с двумя дочерьми и об аресте пирата Черная Борода (9; с. 336). Они принадлежали как раз к категории "news-ballads". Читательский спрос зависел в данном случае от степени сенсационности новости, избранной предметом стихотворения. Такие баллады наводняли Европу в XVI—XVII веках и были весьма распространены в колониях.
В число немногих ранних перепечаток английских текстов в типографии Кембриджа попало несколько типичных сенсационных "отчетвв о подлинных событиях": история великих лондонских чумы и пожара, поведанная Т. Винсентом (1668), "Подлинное и точное описание... извержения вулкана Этны, как оно представлено в письме из Неаполя, писанном к Его Величеству графом Уинчисли, очевидцем этого ужасного зрелища..." (1669). Такие "отчеты" тоже входили в разряд новостей, фактически неотделимых от понятия "недавней истории".
"newssheets"). В Англии первая такая листовка была отпечатана в 1621 г. В колониях это произошло в Бостоне в 1689 г.: власти отпечатали листовку "Нынешнее состояние дел в Новой Англии", дабы предотвратить распространение "ложных слухов", касающихся пребывания в Лондоне Инкриса Мэзера, хлопотавшего о восстановлении отмененной короной первоначальной хартии Массачусетса.
Газеты были качественно новой формой обработки и распространения новостей: последние отныне стали излагаться только прозой, они делились на рубрики, подавались из номера в номер в непрерывной последовательности и получали определенное истолкование. Газета, в отличие от "баллад" и сенсационных отчетов, не воспринималась как вид "литературной дешевки". Наметился некий водораздел между "новостями" и литературой, хотя в начальный период границы между зарождавшейся журналистикой, публицистикой и литературой оставалибь зыбкими и легко проницаемыми.
В Лондоне первая регулярная газета, "Лондон газетт", начала выходить в 1665 г. На публикацию газет распространялся тот же закон предварительного лицензирования, который действовал для других печатных изданий. На основании этого закона в Бостоне в 1690 г. была запрещена публикация "Общественных событий, заграничных и домашних" Бенджамина Харриса, замысленных как первый номер ежемесячной газеты. В результате первая американская газета начала выходить в Бостоне только в 1704 г. Печатником, издателем, составителем и распространителем "Бостон ньюслеттер" был Джон Кэмпбелл, бывший бостонский почтмейстер и книготорговец. Две трети объема этой первой еженедельной газеты, напечатанной с двух сторон на одном листе плохой бумаги, составляли новости английской политической и придворной жизни, почерпнутые из лондонских газет. Корабли доставляли английские газеты в Бостон с большим опозданием, и в 1718 г. Кэмпбелл педантично перепечатывал новости уже годичной давности, что читателей "Бостон ньюслеттер", впрочем, не смущало. Местные новости ограничивались лаконичными сообщениями о смертях, проповедях, штормах, пиратах, пожарах, нападениях индейцев. Газета стоила очень дорого, подписка на нее считалась роскошью.
В 1719 г. в Бостоне начали выходить сразу две новые газеты: малопримечательная официальная "Бостон газетт" и "Нью-Инглэнд курант", которую издавал и редактировал старший брат Бенджамина Франклина, Джеймс. Очевидным образцом для газеты Джеймса Франклина служил литературный журнал Аддисона "Зритель" (1711 — 1714). "Нью-Инглэнд курант", как говорилось в уведомлении, предназначался исключительно "для увеселения и развлечения читателей". Новостей в этой газете, напечатанной, как и обе ее бостонские предшественницы, с двух сторон одного листа, было сравнительно мало. Важнейшим был раздел "Разнообразные размышления", где помещались написанные в форме "писем к редактору" под псевдонимами нравоописательные очерки бостонских остроумцев. Их провозглашенной целью было выставить "на обозрение пороки и глупости людей всех рангов и сословий". В статьях "Куранта" задевали губернатора и членов магистрата, высмеивали напыщенных выпускников Гарвардского колледжа и священников-лицемеров. Первый же номер газеты содержал азартный выпад против политики магистрата, вводившего, по разумному настоянию Коттона Мэзера, прививки против оспы. Последовал оживленный обмен статьями и памфлетами между сторонниками и противниками вакцинации, из которого практичный Джеймс Франклин умел извлечь выгоду, печатая в своей 'типографии сочинения всех авторов, независимо от их взглядов. Более неприятные последствия имела издевательская по тону заметка редактора, помещенная в "Куранте" в 1722 г. В ней сообщалось, что "правительство снаряжает корабль для преследования пиратов, который и отплывет когда-нибудь в этом месяце, если будут подходящие погода и ветер". За прозрачные намеки на неэффективность правительственных мер и оскорбление властей редактора привлекли к суду и на месяц посадили в тюрьму. Эпизодами разгоревшейся после этого войны между газетой и властями колонии были: официальный запрет Джеймсу Франклину печатать что бы то ни было без предварительного одобрения Секретаря колонии, ответный хитроумный ход с возведением юного Бенджамина в ранг редактора газеты, новый арест Джеймса и, наконец, его переезд в Род-Айленд, где он начал издавать уже малоинтересную газету11.
Издание газеты в английских колониях с самого начала было делом прибыльным. В роли издателя и редактора газеты обычно выступали предприимчивые печатники и книготорговцы, которые стремились получить еще и должность почтмейстера: она давала неоспоримые преимущества перед конкурентами, позволяя раньше других узнавать все новости и использовать для распространения газеты. королевскую почту. Литературные способности вовсе не считались обязательными для редактора газеты: он орудовал чаще ножницами и клеем, чем пером.
"писем редактору", отрывков из книг, памфлетов, проповедей, прокламаций и, как правило, стихотворений, количество которых увеличивалось, если не хватало других материалов для заполнения газетных страниц.
В 1729 г. в Филадельфии было три типографии, и владельцы двух из них, Эндрю Брэдфорд и Сэмюэль Кеймер, уже издавали свои газеты, а третий, недавно окончательно обосновавшийся в Филадельфии Бенджамин Франклин, рассчитывал в скором времени вступить с ними в соперничество. Надежды Франклина на успех покоились на трезвой оценке ситуации в газетном деле: если "Америкен Мер кури" Эндрю Брэдфорда, которую Франклин пренебрежительно и не совсем справедливо именовал "жалкой безделкой", приносила доход, то "хорошая газета и подавно не останется без поддержки" (9; с 403). "Пенсильвания газетт", которую Франклин начал выпускать в 1730 г., выделялась превосходными статьями и заметками, написанными редактором, хотя состав отдела новостей и качество печати и здесь оставляли желать лучшего.
В финансовом отношении предприятие Франклина оказалось настолько успешным, что позволило ему в 1731 г. создать товарищество и послать одного из своих подмастерьев с печатным станком в Южную Каролину. Томас Уайтмарш вскоре стал преуспевающим издателем и редактором первой газеты в этой колонии — "Саут Каролина газетт"; он создал своей газете литературную репутацию, перепечатывая из номера в номер эссе из аддисонов-ского "Зрителя", отрывки из произведений Свифта, Поупа и помещая время от времени в газете собственные достаточно беспомощные творения, написанные в подражание франклиновской манере. Одной из лучших, с литературной точки зрения, газет этого периода была "Вирджиния газетт", которую издавал в Уильямсбурге с 1736 г. Уильям Парке, привлекший к участию в газете образованных авторов из числа студентов и преподавателей Колледжа Уильяма и Мэри.
В первой половине XVIII в. любой автор мог получить доступ на газетную страницу за известную плату — практика, которой молодой Франклин посвятил вдохновенную "Апологию печатника" (1731), где отстаивал право представителей этой профессии служить всем авторам, независимо от их взглядов, лишь бы они платили за услугу. Едва ли не единственной колониальной газетой раннего периода, где проводилась твердая редакционная линия, была "Нью-Йорк уикли джорнэл" (1734—1735). Издателем этой газеты был малообразованный немецкий иммигрант-типограф Дж. П. Зенгер, который фактически предоставил "Нью-Йорк уикли джорнэл" в распоряжение находившейся в оппозиции к королевскому губернатору Уильяму Косби группы влиятельных политиков во главе с бывшим Верховным Судьей Нью-Йорка Льюисом Моррисом. Редактором газеты Зенгера и автором редакционных статей, бичующих и высмеивающих губернатора и его присных, был известный адвокат Джеймс Александер; другие члены группы выступали в газете под псевдонимами как авторы язвительных "писем к редактору", неизменным предметом которых было попрание законности и свободы губернатором Косби. Даже объявления, помещаемые в газете, содержали выпады против властей. Параллельно в газете публиковались отрывки из произведений английских вигов-публицистов, чаще всего из "Писем Катона" Дж. Тренчарда и Т. Гордона, в которых обосновывались принципы свободы слова и печати, неотъемлемые от права народа контролировать своих правителей.
"Нью-Йорк уикли джорнэл" открыто служила орудием групповой пропаганды. Но образ газеты как коллективного детища редактора и авторов в то время был нов и непривычен для сознания. Согласно существующему закону, к суду по обвинению в распространении клеветнических подстрекательских измышлений привлекли издателя Зенгера. Суд над Зенгером группе Морриса удалось выиграть и обратить в свою пользу: защищать Зенгера пригласили знаменитого адвоката Эндрю Гамильтона из Филадельфии, который построил свою аргументацию на тезисе: "правда не может быть клеветой", обратил силу своего красноречия против Косби, завоевал поддержку суда присяжных и добился освобождения Зенгера. Этот судебный процесс имел колоссальный резонанс не только в колониях, но и в метрополии и традиционно рассматривается как важный шаг на пути к созданию свободной прессы (11, pp. 22—31).
газеты этого периода.
Журналы в первой половине XVIII в. и в Англии, и в колониях отличались от газет не столько по содержанию, сколько по объему: "Газеты печатали много литературных материалов, а журналы публиковали много новостей"12. Слово "magazine", которое стояло в названии большинства тогдашних журналов, метафорически емко определяло характер этих ежемесячных, как правило, периодических изданий. Журнал предполагал быть "хранилищем" причудливой смеси публикаций, обнимающих собой поэзию, музыку, биографические сочинения, историю, физику, географию, мораль, критику, философию, математику, сельское хозяйство, архитектуру, химию, романы, рассказы, "romances", переводы, новости, свадьбы и смерти, метеорологические наблюдения и т. д.
— "Лондон мэгезин", "Джентльмен мэгезин"; колониальные издатели надеялись снискать такие же "успех и одобрение у читателей всех рангов и сословий", какими пользовались журналы в Англии. Но издание объемистых журналов в колониях оказалось совершенно неприбыльным. Средняя продолжительность "жизни" американского журнала в XVIII в. равнялась всего четырнадцати с половиной месяцам. Но идея журнала не теряла привлекательности для американских издателей, в силу, вероятно, ее особой культурной престижности. Редактирование журнала воспринималось как прерогатива образованного человека; роли издателя и редактора в этом случае были обычно разделены. Редактировать журналы в американских колониях в первое время чаще других приглашали адвокатов, что соответствовало и политической, по преимуществу, ориентации ранних журналов.
Первые два журнала начали выходить почти одновременно в 1741 г. в Филадельфии. И в "Америкен джорнэл, или Ежемесячном обзоре политического состояния Британских колоний", который издавал Эндрю Брэдфорд и редактировал Джон Уэбб, и во "Всеобщем журнале и хронике событий Британских поселений в Америке" Б. Франклина от одной трети до половины всего объема было отдано политическим и государственным документам: отчетам о заседаниях британского Парламента и Ассамблей средних колоний, сочинениям на политические и религиозные темы, перепечатанным в основном из английских изданий. Даже в журнале Франклина разделы с многообещающими названиями: "Поэтические отрывки", "Извлечения из новых книг, памфлетов, опубликованных в колониях", "Статьи из американских газет",— содержали очень мало оригинальных произведений американских писателей. Журнал Брэдфорда просуществовал три месяца, журнал Франклина — шесть.
"Америкен джорнэл энд хисторикэл кро-никл", редактируемый адвокатом Иеремией Гридли и походивший на своих филадельфийских предшественников как названием, так и содержанием, оказался жизнеспособным и продолжал выходить до 1746 г. Нью-Йорк, третий издательский центр английских колоний, в 1752—1755 годах стал местом публикации четырех следующих быстро исчезнувших и не оставивших заметного следа журналов.
Безликое единообразие первых колониальных журналов было порождено массовыми заимствованиями из престижных лондонских изданий, в которых видели совершенно законный способ заполнения журнального пространства. Новым было само появление в колониях изданий, обращенных уже не к локальной, а к общеамериканской аудитории: исполненное в тот период волнующей новизны название "Американский журнал" носили сразу несколько изданий.
Среди них выделялся необычно высоким уровнем литературного отдела "Америкен мэгезин энд мансли кроникл" (1757— 1758), который издавал в Филадельфии Уильям Брэдфорд и редактировал Уильям Смит, ректор Пенсильванского колледжа, привлекший к сотрудничеству в журнале талантливых университетских поэтов: Фрэнсиса Хопкинсона, Томаса Годфри, Джеймса Стерлинга, Джозефа Шиппена. Общеамериканская перспектива нового журнала была явно обозначена уже в "Предисловии" редактора: франко-индейская война, говорилось в нем, вызвала в Европе рост интереса к Америке и побудила "некоторых лондонских книготорговцев" обратиться с предложением об издании журнала к "некоторым жителям Филадельфии, обладающим способностями и досугом для этого занятия" (12; р. 80). Редактор обещал публиковать в журнале "обширную корреспонденцию образованных людей" из всех частей Америки и уделять равное внималие делам всех колоний.
Подпись "Общество джентльменов", которую У. Смит ставил под своими статьями редактора, не желая афишировать свое участие в журнале; культивируемый и в других журналах образ автора как образованного джентльмена, предающегося на досуге сочинительству; господство псевдонимов,— все это было данью устоявшейся аристократической литературной традиции. Но сам феномен газеты/журнала принадлежал качественно новой, вырабатываемой в XVIII в. демократической модели функционирования литературы.
Создатель и редактор одного из самых интересных американских журналов XVIII в., "Юнайтед Стейтс мэгезин", Х. Г. Брэкендридж в предисловии к первому журнальному номеру 1779 г. удачно сформулировал общеродовую цель таких изданий. Они должны дать простор "для проявления всех сил человеческого гения", в том числе и в литературе, и одновременно направить его на просвещение публики: "Честный земледелец, читая это издание, станет быстро совершенствоваться fiq всех областях знания. Пройдет немного времени, и он сможет рассудить повздоривших соседей. Он будет достоин места в магистрате, не уронит себя в должности шерифа округа. Роль законодателя будет ему по плечу. Куда бы ни вознесло его расположение сограждан, он везде с честью выполнит свой долг"13"честным фермером" свидетельствовало о глубинных сдвигах в литературной идеологии.
Эпоха Просвещения была торжеством светского, публичного, печатного слова, что знаменовало собой момент слома письменной традиции изящной словесности и установление новых взаимоотношений с ораторской традицией. В XVIII в. вышла за пределы церкви, секуляризовалась идея поучения человека "истинам и добру"; задача просвещения и гражданского воспитания "честного фермера" стимулировала быстрое развитие прессы и видоизменила облик литературы14.
Драма литературного текста, исторгнутого из "интимности" и "невидности" письменного состояния и поставленного перед лицом "публики", обыгрывалась в культуре XVIII в. во множестве разнообразных форм. К их числу принадлежала и универсальная формула романа XVIII в.; публикуемый текст выдавался за текст приватного характера (дневник, письмо), который не предназначался для чужих глаз, но был найден и обнародован издателем ради поучения и наставления публики. "Письма к редактору", заполнявшие ранние газеты и журналы, были еще одной формой, запечатлевшей момент перехода словесности из состояния письменного и приватного к печатному и публичному.
В роли адресата и патрона прессы и вообще печатной литературы выступала уже не аристократия, а широкая публика (10; pp. 29—35). Становление демократической модели функционирования литературы влекло за собой перестройку всей системы издательского дела и создавало условия для появления класса профессиональных литераторов, живущих на доходы от издания своих произведений. В Америке этот процесс охватывает собой всю вторую половину XVIII в. и первые десятилетия XIX в.
В 1763 г. все английские колонии в Америке имели свои типографии. В конце 1765 г. во всех колониях, кроме Делавэра и Нью-Джерси, выходили еженедельные газеты, общим числом двадцать три. Устная культура не потеряла своего значения, но пальму первенства начала уступать культуре печатной. В годы борьбы за независимость памфлет и газета встали вровень с речью и проповедью по степени популярности и влияния.
Парламента некоторые американские газеты прекратили или приостановили свои публикации, другие начали выходить как безымянные листки, что позволяло не платить нового налога. Номера "Бостон газетт" и "Мэриленд газетт" несли отныне на первой полосе эмблему черепа и скрещенных костей. Несколько издателей демонстрировали открытое неповиновение и продолжали выпускать газеты не на гербовой бумаге. Заместитель губернатора Нью-Йорка К. Колден в письме 1765 г. сообщал секретарю Конвею в Англии, что колониальные газеты брызжут ненавистью, "подстрекая народ к неповиновению законам и бунту"15. Задача защиты "американских интересов", как бы их ни понимали, отодвинула в тень прежний образ американской газеты как политически нейтрального издания полуинформативного, полуразвлекательного характера. Газета становилась, прежде всего, средством пропаганды.
Число американских издателей, которые хранили верность старому принципу издательского нейтралитета, стремительно уменьшалось. Издатели газеты "Бостон ивнинг пост" братья Томас и Джон Флит твердо придерживались правила печатать как критиков, так и апологетов Британии,— в результате они стали мишенью ненависти с обеих сторон и, потеряв подписчиков, были вынуждены закрыть газету. Все меньше выходило лоялист-ских газет: цензура толпы пришла на смену правительственной цензуре, и редакторы-л оялисты жили под постоянной угрозой погромов и поджогов (15; р. 66).
Закон в колониях в этот период неохотно защищал даже верховных королевских чиновников, если, и не от угрозы физической расправы, то от оскорблений прессы. Тон в бостонской прессе задавали ультрапатриотические "Бостон газетт", издаваемая Бенджамином Идисом и Джоном Гилом и бывшая фактически органом радикальной партии Сэмюэля Адамса, а также с 1771 г. газета "Массачусетс спай" Исайи Томаса, одного из самых блестящих американских издателей и журналистов XVIII в. Эти газеты в официальных посланиях в Лондон именовались не иначе, как "рассадниками крамолы". И не без оснований: здесь в статьях, подписанных римскими псевдонимами или не подписанных вообще, ругали королевских губернаторов, называя их предателями и узурпаторами, и даже доходили до прямых оскорблений царствующего монарха. Возможность для наказания мятежных издателей представилась в 1775 г., когда английские войска заняли Бостон. Джон Гил, один из редакторов "Бостон газетт", был арестован. И. Томас же заблаговременно вывез свое типографское оборудование в Уорчестер, где с 1775 г. и издавал "Массачусетс спай".
Во время борьбы за независимость американские газеты еще не утратили качества литературности. Полемика велась с соблюдением литературных условностей, тем паче, что они обеспечивали авторам безопасную анонимность. "Письма к редактору", подписанные вымышленными именами, оставались общепринятой формой для выражения в газете политических взглядов. Только доминировал здесь уже стиль не нравоописательного очерка, а политического памфлета, ценился не вымысел, а интерпретация фактов. Газеты продолжали печатать актуальные по звучанию отрывки из произведений английских, французских публицистов и писателей, местные новости, стихи.
одна треть населения колоний была настроена в пользу антибританского восстания, одна треть была против него и одна треть оставалась индифферентной. Но в американских газетах преимущественное право голоса получили авторы-патриоты. Газеты, открывшие секреты пропаганды, не просто выражали взгляды своих подписчиков, а активно и целенаправленно формировали общественное мнение.
В годы войны газеты стали главным средством распространения новостей с театра военных действий. К концу Войны за независимость престиж газеты в американском обществе был как никогда высок, ее вклад в дело революции был общепризнанным, и по популярности она превзошла памфлеты и проповеди. Но отлаженной системы сбора и передачи информации не существовало, и редакторы газет довольствовались случайными частными письмами наряду с официальными донесениями как источниками новостей.
Несмотря на малую дифференцированность в XVIII в. исходной матрицы: газета/журнал — в годы Американской революции типовое различие этих изданий проявилось достаточно отчетливо. Прежде всего, журналу претила откровенная политическая злободневность газеты. Престиж журнала был культурного свойства. В природе журнальной эклектики была заложена необходимость отклика на разнообразные интересы аудитории.
В журнале, который издавал в течение шести месяцев в 1774 г. ярый патриот Исайя Томас, бесспорно, заметное место занимали политические статьи, речи, проповеди; и раздел новостей, и поэтический раздел имели бросающуюся в глаза патриотическую окраску. Но не менее яркой и узнаваемой чертой журнала был раздел "Справочник любви", где регулярно публиковались в форме ответов редактора на вопросы несчастных влюбленных забавные советы и наставления. В каждом номере печатались и два-три довольно длинных рассказа, написанных в модных тогда аллегорической, сентиментальной манере или в стиле восточных сказок.
"Пенсильвания мэгезин" (1775—1776) Роберт Эйткен уведомлял читателей в первом номере, что журнал "не предполагает участвовать в религиозной и политической полемике" и будет касаться этих предметов только как тем "для философских размышлений". После того, как на роль редактора журнала был приглашен Томас Пейн, тираж журнала вырос до 1500 экз. (успех по тем временам немалый), а на его страницах стали появляться написанные самим Пейном и другими авторами политические статьи, заметки, исполненные патриотического пыла стихотворения и среди них знаменитые "Дерево Свободы" Пейна и "К Вашингтону" Филис Уитли. В постоянном разделе журнала "Ежемесячные сообщения" помещались отчеты о ходе военных действий, письма Вашингтона и других политических деятелей, отчеты о заседаниях Континентального Конгресса. Но преобладали в журнале все-таки материалы неполитического характера. Неожиданно большое внимание уделялось проблемам брака, чему, возможно, причиной был неудачный опыт самого Пейна. В рубрике "Старый холостяк" была опубликована впервые известная статья Пейна "Письмо о женском поле" (август 1775). Авторами серий "Старый холостяк", по-видимому, весьма популярных, были Дж. Уизерспун (некоторые из журнальных материалов он включил впоследствие в свои "Письма о браке") и Ф. Хопкинсон, а также другие, ныне практически неизвестные литераторы.
как редактор, обязанный писать определенное количество оригинальных материалов для каждого номера, получал небольшую сумму в размере 50 фунтов стерлингов в год. Престиж литературного труда, как и в начале XVIII в., был невысок. Тот же Пейн даже не помышлял о том, чтобы использовать свое участие в "Пенсильвания мэгезин" как средство создания литературной репутации: большинство его статей и даже стихотворений подписано псевдонимом, чаще других инициалами "А. Б.".
Американская революция несколько изменила отношение общества к потенциальному литератору, поскольку само понятие "американская литература" оказалось нагружено патриотическим смыслом. В 1782—1783 годах началась активная борьба американских авторов за свои права. В 1783 г. Дж. Барлоу направил президенту Континентального Конгресса письмо, побуждающее Конгресс рассмотреть вопрос об авторском праве и рекомендовать законодательным собраниям штатов принять соответствующие законы (согласно "статьям Конфедерации", такие вопросы находились в ведении штатов). Аргументация Барлоу была неотразима: "Так как у нас мало джентльменов, состояние которых позволяет им провести всю жизнь в ученых занятиях или же своим покровительством побудить к этому других, в этой стране больше, чем в любой иной, необходимо законом охранять права авторов... автор не может идти на риск и платить за издание, когда он знает, что обязательно найдется бессовестный печатник, который тут же воспользуется плодами его трудов и выпустит гадкое, дешевое издание, чтобы перебить у автора покупателей и лишить его законной собственности" (10; р. 5).
Барлоу в духе времени сделал уместный акцент на демократическом происхождении американских авторов. Но и в Англии аристократическая система функционирования уже не воспринималась как самодостаточная: аналогичный "Закон о поощрении учености", обеспечивающий защиту авторских прав, в Англии был принят в 1710 г. В 1783 г. Коннектикут первым из американских штатов принял "Закон о поощрении литературы и таланта". Одним из самых яростных агитаторов за принятие федерального закона об авторском праве в Америке был Ной Уэбстер, и по вполне понятной причине: он был автором первого американского орфографического словаря, "Синего словника" (1783), который разошелся в стране в огромном количестве пиратских изданий.
В 1787 г. пункт об охране интеллектуальной собственности был включен в ст. 1 американской Конституции, где говорилось, что Конгресс уполномочен "поощрять развитие наук и полезных искусств, посредством обеспечения, на ограниченное время, авторам и изобретателям исключительного права на их сочинения и открытия соответственно". А в мае 1790 г. на сессии Конгресса был принят и "Закон о поощрении учености, предоставляющий право на копии карт, хартий и книг их авторам или владельцам на означенный период времени". Максимальным сроком действия авторского права по американскому, как и по английскому закону, были четырнадцать лет. Но если английский закон защищал права авторов независимо от места проживания, то американский закон, в соответствии с новым духом патриотизма, распространялся только на американцев.
Но ни новый закоп об авторском праве, ни даже сама Американская революция не принесли, да и не могли принести мгновенных изменений в положение американского литератора. Какие бы громкие призывы к созданию "американской литературы" ни раздавались, и в послереволюционный период продолжали действовать закономерности, связывавшие упоенную идеалом национальной независимости культуру с культурой колониальной.
оставались бесспорными фаворитами американских издателей, чему способствовал и принятый закон об авторском праве: книга американского автора отныне обходилась издателю в США иногда вполовину дороже, чем книга иностранная. Общее число издаваемых в США книг значительно увеличилось, изменилось и соотношение между разными группами книжной продукции. Художественных произведений теперь выпускалось намного больше, чем политических трактатов, и немногим меньше, чем трудов по теологии, которым принадлежало безусловное первенство в колониальный период. Но если в 1789— 1800 годах вышло 350 романов европейских писателей, то американских романов было опубликовано всего тридцать семь. Даже в 1830 г. на долю американских авторов приходилось всего 30% от числа изданных в США книг. Структура издательского дела в США в этот период была еще недостаточно развита, чтобы обеспечить поддержку американскому автору, который в большинстве случаев был вынужден сам выступать в роли издателя.
Роман, как полагают исследователи, был единственным литературным жанром, который мог бы претендовать на коммерческий успех в Америке до 1825 г. (10; р. 28). Но новому жанру не хватало респектабельности в глазах ревнителей патриархальной чистоты американских нравов. У поэзии, напротив, был высокий культурный статус, стихи заполняли газеты и журналы, но потенциальных покупателей поэтических книг было совсем немного, а редакторы газет и журналов все еще не имели обыкновения платить своим авторам. К тому же большинство американских авторов не было готово пока отказаться от привычной позы располагающих неограниченным досугом образованных джентльменов. Газетные и журнальные публикации оставались в основном анонимными, да и многие редакторы продолжали скрываться под псевдонимами.
Газеты и журналы после революции сохраняли эклектическую природу, в них по-прежнему царила, хотя и в разных пропорциях, причудливая смесь новостей, политики и литературы. Но среди редакторов/издателей газет и журналов росло число известных поэтов, публицистов, что можно отнести к первым признакам начала формирования в Америке слоя профессиональных литераторов. Почти год редактором одного из самых преуспевающих журналов Филадельфии "Коламбиэн мэгезин", в подзаголовке которого сообщалось, что в нем содержится "обзор современных истории, литературы, манер и характеров", был известный поэт Фрэнсис Хопкинсон. Примечательной чертой этого журнала был отдел прозы, в котором каждый месяц публиковалось два-три рассказа, прозаических отрывка или фрагмента нравоучительных романов. Ряд журналов в 1799—1810-х годах в Филадельфии и Нью-Йорке редактировал Ч. Брокден Браун, рано отказавшийся от карьеры юриста в пользу ненадежного и сомнительного существования автора романов /редактора/издателя. В истории американской журналистики самое почетное место принадлежит изданиям, которые редактировал блестящий эссеист Джозеф Денни: "The Port Folio" (1801—1827) и "Нью-Хемпшир джорнэл, ор Фармерз уикли мьюзиум" (1796—1799). Литератором в широком смысле слова был и Ной Уэбстер. Его раннее детище, "Америкен мэгезин" (1787—1788), журнал с яркой политической направленностью и исключительным вниманием к проблемам образования, украшали поэтический отдел, представленный именами Трамбулла, Т. Дуайта, Барлоу, и интересные исторические публикации ("Общая история" капитана Джона Смита, "Заметки о Виргинии" Джефферсона).
Темперамент некоторых американских литераторов требовал более непосредственного участия в послереволюционной политической борьбе. Ф. Френо был редактором республиканской "Нэш-нел газетт" (1790—1793), негласным покровителем которой был Джефферсон. Ной Уэбстер нашел в конце концов большее удовлетворение в издании в Нью-Йорке ежедневной газеты, чем ежемесячного журнала. Он стал родоначальником первой постоянной редакторской колонки в американской газете, помещая изо дня в день в своей "Американской Минерве, покровительнице мира, коммерции и гуманитарных наук" (1793-4797) политические комментарии редактора на одном и том же месте. А вот Дж. Денни отклонил в 1799 г. предложение стать редактором влиятельной "Газетт оф Юнайтед Стейтс".
Наметилось и встречное движение: у Бенджамина Франклина нашлись последователи в лице Мэтью Кэри и Исайи Томаса, которые из печатников постепенно превратились в настоящих литераторов. Они были редакторами журналов, принадлежавших к числу лучших в Америке: филадельфийский "Америкен мьюзиум" (1787—1792), издававшийся Мэтью Кэри, заслужил самый лестный отзыв Вашингтона, заметившего, что этот журнал "не только прекрасно подходит для распространения политических, сельскохозяйственных, философских и других ценных сведений, но и ведется неизменно со вкусом, вниманием и достоинством" (12; р. 101). Бостонский журнал Исайи Томаса "Массачусетс мэгезин" (1789—1796) числил среди своих постоянных авторов-эссеистов Джозефа Денни, Джудит Мюррей, публиковал много рассказов, но не в ущерб сильному политическому отделу, где печатались все отчеты о заседаниях массачусетского законодательного собрания и национального Конгресса, и отделу новостей, носившему характерное название "Газета".
—1808 годы привычно называют "темным веком" в истории американской газеты. Газеты в это время, действительно, были ареной безудержного сведения политических счетов. Вожди Американской революции, ставшие во главе нового государства, оценили потенциал прессы в формировании общественного мнения и прибегли к этому уже испытанному оружию в послереволюционной политической борьбе. Газеты перестали быть частным делом предприимчивых печатников, а превратились в органы политических партий и группировок. Но в этом процессе была и своя положительная сторона. Редактор газеты стал лицом очень важным и влиятельным. Изменение социального статуса журналистики благоприятно повлияло на процесс становления литературной профессии в США.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Mott F. L. A History of American Magazines, 1741—1850. N. Y., 1930; Mott F. L. American Journalism. A History: 1690—1960. N. Y., 1982.
2 Lehmann-Haupt H. The Book in America. A History of the Making and Selling of Books in the United States. N. Y., 1951 (2nd ed.).
3 Charvat W. Literary Publishing in America, 1790—1850. Philadelphia, 1959; The Profession of Authorship in America, 1800—1870. The Papers of William Charvat. Ed. by M. J. Braccolli. Ohio, 1968.
5 Tebbel J. History of Book Publishing in the United States. N. Y., 1972, w. 1, 2; Tebbel j. The Media in America. N. Y., 1976.
6 The Heath Anthology of American Literature. Lexington (Mass.), 1990, v. 1, pp. 299-300.
7 Tebbel J. A History of Book Publishing.., p. 33.
10 Charvat W. The Profession of Authorship in America, pp. 7—10.
11 Подробнее см.: Tebbel J. The Compact History of the American Newspaper. N. Y., 1969, pp. 17-22.
—1850. N. Y., 1930, p. 54.
13 Цит. по: Newlin CM. Introduction // Brackenridge H. H. Modern Chivalry. N. Y., 1968, p. XIII.
"печатной литературы" в XX в., использовал в качестве ее главного культурного символа "проклятого Гутенберга", изобретателя книгопечатания: печатный станок породил могущественную прессу, названную еще Наполеоном "шестой державой мира"; уничтожил в литературе "тон манускриптов", "облизал своим медным языком всех писателей, и они обездушились "в печати", "потеряли лицо, характер" {Розанов В. В. Уединенное. М., 1990, с. 144, 24). Но характерно, что истинный момент слома письменной традиции словесности пришелся все-таки не на время изобретения печатного станка, 1456 г., а на эпоху Просвещения, XVIII в.
15 Levi N. The Emergence of the Free Press, p. 64.