История литературы США. Том 3
Т. Н. Денисова.: Литература и публицистика аболиционизма

ЛИТЕРАТУРА И ПУБЛИЦИСТИКА АБОЛИЦИОНИЗМА

Эра, наступившая в США после Войны за независимость, стала временем формирования государства и гражданского общества. В этом процессе вопрос о рабстве и рабовладении оказался одним из основополагающих, затронувших все сферы общественной жизни — социальную, политическую и нравственную. Противостояние рабовладельческого Юга и промышленного Севера неумолимо складывалось, с точки зрения северян, в оппозицию варварства и цивилизации. Во время Гражданской войны Готорн писал о том, что южные солдаты — это темные забитые крестьяне в отличие от северного фермерства¹. Южане же решительно отвергали то представление о цивилизации, которое утверждалось в общественном укладе и мышлении в северных и средних штатах.

В первые же десятилетия существования самостоятельного американского государства в связи с хлопковым бумом положение негров на плантациях ухудшилось, что вызвало вспышку негритянского протеста, вылившегося в восстания. Это, в свою очередь, привело к усилению теоретической защиты рабства: появились труды, подтверждающие его неизбежность и естественность ссылками на Библию, на пример христианской церкви, наставляющей язычников на путь истинный. Одни доказывали, что неграм-рабам, приобщившимся к христианству, живется значительно лучше, чем неграм-варварам, оставшимся в Африке на свободе. Другие уверяли, что невольники, окруженные заботой рачительных хозяев, находятся в более выгодном положении, чем лишенный всякого покровительства рабочий люд в северных штатах. Под все эти мнения подводилась соответствующая теоретическая база. Некоторые исследователи делили расы на высшую, "мужскую", и низшую, "женскую". Господствующей расой известный историк Дж. Бэнкрофт провозгласил англо-саксонскую, негров же он отнес к расе женственной, склонной к самопожертвованию и уже тем самым как бы обрекающей себя на рабство. Распространялись теории, утверждавшие и биологическую неполноценность черных. В то же время усилились антирабовладельческие настроения, появилась обширная пресса, осуждающая рабство и расизм, в полную силу заявили о себе аболиционистские взгляды.

"Оксфордского путеводителя по американской литературе" предполагают, что термин возник в 90-е годы XVIII в., когда Т. Кларксон, У. Уилберфорс и У. Питт младший выступили против работорговли. В 20-е годы XIX в. в США было более 140 аболиционистских обществ, притом, как сообщает "Колумбийская литературная история Соединенных Штатов", более 100 из них находилось на Юге и основная масса граждан еще считала рабство проблемой Юга. В 50-е годы уже существовало 2000 аболиционистских обществ с 200000 членов. Итак, начало массового аболиционистского движения приходится на 20-е годы, пик его — на 50-е, а с отменой рабства в 1865 г. оно естественно трансформировалось, приняв на себя функции реального организатора жизни свободных негров, сыграв, таким образом, огромную роль не только в деле их освобождения, но и в формировании гражданского общества Америки.

В 1834 г. было созвано Американское антирабовладельческое собрание, принявшее развернутую декларацию. В ней отмечалось, что фундаментом, на котором деятели Американской революции решили возвести свободное государство, было провозглашенное ими признание всеобщего равенства. "Все люди созданы равными и наделены творцом неотъемлемыми правами, среди которых право на жизнь, на свободу, на счастье, и в ответ на этот призыв поднялся трехмиллионный народ и предпочел опасную борьбу и возможную смерть жизни в рабстве. И уверенность в том, что правда, справедливость и право на его стороне, сделала народ непобедимым. Пролиты были реки крови для достижения государственной независимости и свободы. Собравшиеся на этот антирабовладельческий съезд отрицают вооруженный насильственный путь преодоления зла, полагаясь исключительно на такие, которые основываются на духовном могуществе Бога"². Так было образовано '"Американское антирабовладельческое общество" с ячейками, действующими в разных регионах северных штатов. После президентской прокламации оно реорганизовалось для дальнейшей практической работы по ликвидации рабства и было возглавлено У. Филлипсом. Его печатный орган "Нэшнел анти-слэйвери стэндард" включился в борьбу, приведшую затем к принятию XIV поправки к Конституции США, по которой неграм были предоставлены гражданские права. "Все лица, родившиеся или натурализовавшиеся в Соединенных Штатах и подчиненные юрисдикции оных, являются гражданами Соединенных Штатов и штата, в котором они проживают. Ни один штат не должен издавать или принимать законы, которые ограничивают привилегии и льготы граждан Соединенных Штатов..."

Первых аболиционистов американское большинство считало просто сумасшедшими. Безумцем называли Дж. К. Адамса, бывшего президента США, широко известного в стране политика, когда он, уже на склоне лет, стал настаивать на том, что Конгресс обязан рассматривать петиции граждан о необходимости отменить рабство, которыми буквально заваливали правительство аболиционистские общества в 30-е годы и которые, как настаивал спикер Джеймс К. Полк, согласно Конституции, можно было выбрасывать не читая. Активных сторонников немедленного освобождения рабов неоднократно избивала толпа, их всегда подстерегали опасности, не говоря уже о постоянном осуждении сограждан. Потому их безусловно можно отнести к героическим личностям. Проповедующие ненасильственные методы борьбы пасторы и просто верующие, частные граждане, многие из которых вообще не общались с неграми, но жалели их как любое живое существо, неутомимо, повседневно, последовательно убеждали своих соотечественников словом и делом на митингах, с церковных кафедр и парламентских трибун, на страницах газет и в многочисленных петициях, обращенных к законодателям. Они организовывали обучение и лечение черных, помогали их бегству из рабовладельческих штатов в свободные, укрывали беглых рабов от преследователей, смело нарушая несправедливые законы, собирали средства на нужды беглецов. Ими была создана так называемая "подземная железная дорога", хорошо налаженный, со многими участниками и "станциями" путь, по которому буквально из рук в руки, из города в город, из одного пункта в другой, с Юга на Север, а затем в свободную Канаду тайно и в обход законов переправлялись негритянские беженцы. Эти люди прилагали максимум усилий ради достижения благородной цели, а иногда и посвящали свою жизнь святому делу аболиционизма.

ИСТМЕН ДЖОНСОН. СТАРЫЙ ДОМ В КЕНТУККИ, ИЛИ ЖИЗНЬ НА ЮГЕ. 1859.

прессу или совершали поездки на Юг. Недаром в самом популярном аболиционистском романе "Хижина дяди Тома" (1852) Г. Бичер-Стоу даже деятельной христианке и демократке с Севера мисс Офелии, попавшей в Чарльстон и соприкоснувшейся с неграми непосредственно, приходится преодолевать внутреннюю чисто физическую неприязнь, хотя она и относится к ним по-христиански, как ко всем людям. Тем не менее, они для нее "другие", "чужие", непонятные. В то же время для бесчеловечной рабовладелицы, южной леди, выросшей на руках у черной няни, негры — привычная и необходимая часть ее окружения. Бичер-Стоу создает парадоксальную ситуацию (на ее основе на другом уровне, уже в XX в., выстраивал свою концепцию Юга У. Фолкнер), типичность которой подтверждают и свидетельства непосредственных наблюдателей. Так, один из англичан, побывавших в США, вспоминает, что, кроме Бостона, нигде на Севере он не видел идущих вместе белого и негра, разве что в роли слуги и господина. Иначе говоря, хотя свободные северные штаты, где рабство было отменено еще в конце XVIII в., занимали по отношению к Югу позицию нравственного превосходства, расовые предрассудки и здесь были достаточно сильны, а за праведным гневом многих северян скрывались порой весьма неблагородные побуждения. Все это говорит о необычайной сложности общественной обстановки в США в десятилетия, предшествовавшие Гражданской войне. В противостоянии, приобретавшем форму борьбы добра и зла, не было и не могло быть однозначности. В действительности конфликт Севера и Юга отмечен тесным переплетением различных мотивов и интересов.

Все нарастающие в 40—60-е годы антирабовладельческие настроения Севера объясняются не только религиозными и моральными факторами, выступавшими на первый план в аболиционизме, но и экономическими, и политическими, о которых в дискуссиях не упоминалось. Среди них не последнюю роль играет идеология, то ощущение внутренней дискомфортное™, которое, очевидно, мучило потомков пуритан, вынужденных мириться с наличием несвободы, рабства на своей земле, в своей стране. Именно эти чувства будировали и подхлестывали аболиционисты, ими же они руководствовались сами.

Аболиционизм, выдвигая на первый план проблемы свободы и независимости личности, заставляя размышлять на эти общефилософские темы, отталкиваясь от конкретно-исторических ситуаций, сыграл роль катализатора в формировании общественного сознания Америки. Именно в этой своей ипостаси он чрезвычайно важен для истории литературы. Тема рабства-свободы была ведущей для американской периодики на протяжении около полувека. В тех или иных отношениях с аболиционизмом находились все выдающиеся мыслители, литераторы, политические деятели. Аболиционизм стимулировал другие общественные движения, прежде всего феминистское, активизировал, насытил реальностью жизнь религиозных общин, наконец, способствовал размежеванию политических партий, вождей и отцов нации, выдвинув в первые ряды своеобразную личность президента Линкольна.

История аболиционизма, начавшегося как гражданский бунт одиночек, развивалась соответственно движению реальных событий, в свою очередь, подготавливая и формируя их. Сформулировав свои цели и задачи как немедленное и полное освобождение рабов и при этом решительно осудив любое насилие, аболиционизм естественным путем сблизился с религиозными общинами. Среди его наиболее активных деятелей — близкий к евангелической церкви Гаррисон, проповедники Паркер и Чаннинг, квакер Уиттьер, священники Лайман Бичер и его сын Генри. Именно аболиционизм активизировал общественную деятельность женщин, пробуждая от природы заложенные в них гуманные чувства и предоставляя для этих чувств широкое поле деятельности. Так пришли в аболиционистское движение Лидия Чайльд, сестры Гримке. Аболиционизм способствовал становлению негритянского сознания и образования словом и делом, выдвинув таких талантливых деятелей негритянского народа, как Фредерик Дуглас. С аболиционизмом непосредственно соприкасается и многое в мировидении и творчестве трансценденталистов, особенно Эмерсона и Торо. Не остался равнодушным к нему ни один писатель-современник. Проникнутые антирабовладельческим духом стихи, очерки, памфлеты создавали люди абсолютно разного творческого диапазона и разных убеждений — от Франклина и Джефферсона в XVIII в. до Лонгфелло, Торо, Уитмена и Мелвилла — в XIX в.

Первой по значению фигурой в аболиционизме совершенно справедливо считается У. Л. Гаррисон, что отмечал и Линкольн. Выступая по поводу отмены рабства, он сказал: "Логика и моральная сила Гаррисона и враждебного рабству народа этой страны, а также армия совершили это"^3.

—1879) родился в Новой Англии в городке Ньюберипорт (Массачусетс). Семья не могла дать ему образование, и с 13 лет он начал работать в типографии учеником печатника, а в 1826 г. основал собственную газету "Фри пресс". В 1828 г. Гаррисон переехал в Бостон, где издавал "Нэшнел филэнтропист", перепечатывая в основном новости из других газет. Особенно ему нравился "Джиниус ов юниверсал эмэнсипейшн", выпускаемый Бенджамином Ланди, квакером из Балтимора. Когда Гаррисон высказал похвалу этому изданию на страницах своей газеты, Ланди предложил ему стать соиздателем, на что начинающий газетчик охотно согласился. Но поскольку взгляды соиздателей расходились весьма ощутимо, ибо уже тогда Гаррисон стоял за немедленную и полную отмену рабства, каждый из них подписывал собственный материал. А между тем журнал терял подписчиков, и Гаррисон вынужден был отправиться в лекционное турне для сбора средств. Тогда в Балтиморе он впервые увидел рабство. Обращаясь за поддержкой к различным общественным деятелям (Чаннингу, Лайману Бичеру и др.), он столкнулся с тем, что никто из них не разделял его уверенности в необходимости немедленного освобождения рабов.

С 1830 г. "Джиниус" стал дешевым ежемесячником, где Гаррисон печатал различные материалы, акцентируя беззаконие рабства. Отношения с властями, придерживающимися прорабовладель-ческих позиций, складывались нелегко. Так, он обвинил некоего купца Тодда в том, что тот привез в Балтимор на продажу рабов. Заклеймен был и капитан парохода из Ньюберипорта, доставившего живой товар из Балтимора в Новый Орлеан. Суд же приговорил Гаррисона за оскорбление этих лиц к штрафу, а так как денег у него не было, ему пришлось отсидеть месяц в тюрьме, пока какой-то купец не прислал сто долларов на издание журнала, из которых и был уплачен штраф. После этого Гаррисон и Ланди разорвали сотрудничество; Гаррисон вернулся в Бостон и основал "Либерейтор", ставший на многие годы главным органом аболиционистов.

На первой странице своего издания Гаррисон декларировал немедленную и полную отмену рабства как свою цель, а на второй — единственно приемлемые для него ненасильственные методы ее достижения. Эту заповедь Гаррисон соблюдал свято, и даже в самые напряженные моменты борьбы, когда уже была пролита кровь, он весьма своеобразно угрожал южанам, отстаивающим рабство любым путем: "Любите Бога и Человека, подобие его, не то Он убьет вас" (3; р. XVIII).

В первом номере "Либерейтора", выходившего в течение 35 лет — с 1 января 1831 г. до 29 декабря 1865 г. — под девизом: "Наша страна в мире, наша страна — это все человечество", перекликавшимся с известными словами Томаса Пейна, было помещено кредо ее издателя, Гаррисона, заверявшего читателей, что он будет тверд и непреклонен в борьбе за торжество справедливости и никогда не отступит ни на шаг от своих позиций. Как редактор и автор "Либерейтора", Гаррисон старался последовательно, целеустремленно формировать в общественном сознании нетерпимость к рабству и потому считал полноту информации о рабстве, рабовладении и борьбе с ними в США одной из главных задач издания, максимально насыщая каждый номер материалами "с мест", содержащими факты о жизни рабов, подробными отчетами и сообщениями о деятельности антирабовладельческих обществ и их акциях, комментированным освещением основных фактов политической жизни, так или иначе связанных с этой проблематикой.

Что касается антирабовладельческой деятельности, то газета, будучи центром аболиционизма, вокруг которого группировались его участники, корреспонденты газеты, печатала информацию "из первых рук". На ее страницах выступали У. Филлипс, Чаннинг, Чайльд, Паркер, сестры Гримке и др. В освещении других направлений общественной мысли Гаррисон нашел рациональный и, очевидно, единственно приемлемый для своего издания путь. Он перепечатывал полностью документы или материалы из других газет, даже если они носили абсолютно враждебный аболиционизму характер, и здесь же помещал свои достаточно полные комментарии к ним. Причем Гаррисон использовал как антирабовладельческие, так и прорабовладельческие материалы, создавая таким образом для своего читателя и полноту информации, и возможность выносить собственное объективное суждение и дискутировать с противником, точно зная его позиции. Газета печатала регулярно письма рабовладельцев, возмущавшихся нарушением их прав. Эти письма комментировал Гаррисон, вступая в диалог с авторами. Так вырабатывался один из основных принципов, которому Гаррисон следует на протяжении всего существования "Либерейтора".

"Либерейтор", становятся восстание Ната Тернера, расправа с Лавджо-ем, которую Гаррисон квалифицировал как "отходную свободе", новые законы, принимаемые Конгрессом, отчеты о заседаниях антирабовладельческих обществ, предвыборные кампании и организация новых партий, а впоследствии— рейд Джона Брауна, ход Гражданской войны и позиция в ней президента и правительства в отношении вопроса о рабстве, вплоть до принятия XIII поправки к Конституции, когда торжественными стихами Гаррисон завершил свой многолетний труд и закрыл газету.

Постоянной была в "Либерейторе" рубрика "Поэзия", стихи печатались из номера в номер. Чаще всего это были немудреные строфы, в которых авторы искренне и горько жаловались на свою рабскую долю или описывали прошлое негров, вывезенных из Африки, из "другой жизни", где у них была другая судьба. Таков, например, стихотворный рассказ об африканском вожде, который был схвачен, сражался и погиб в 1701 г. Стихи могли присылаться непосредственно в "Либерейтор" (как правило, их авторами были дилетанты или мало известные поэты), а могли перепечаты-ваться из других изданий. Часть из них была анонимной. Так, довольно часто появлялись дидактические стихи, за подписью "Justitia"; еще один постоянный автор подписывался J. E. E. В последние годы издания "Либерейтора" в нем постоянно печатались стихи Джейн Эшби из Англии, написанные специально для этой газеты. Во всех стихах оплакивается рабская доля, во всех — широко используется Библия, ее метафорика и мифология. Обычны также параллели и ссылки на античную историю и мифологию, из конструкций наиболее часто используются повтор и рефрен. Но наряду с дилетантскими стихами "Либерейтор" публикует и произведения известных поэтов. Это, прежде всего, поэзия Уиттьера, Клода Маккея, Лонгфелло, М. Олкотт.

Вместе с тем из номера в номер публикуются и весьма прозаические, но полезные для подписчиков сведения: реклама распря-мителя для волос не сходит круглый год; регулярно помещаются объявления о наборе слушателей в женские школы для цветных. Именно эти частности лучше всего говорят о том, что Гаррисон рассчитывал издание не только на образованного передового аболициониста, но и на негритянскую аудиторию, сознание, гражданские и человеческие чувства которой и воспитывала его газета.

Откликался "Либерейтор" и на события в мире, порождаемые сходными условиями и позволяющие пролить дополнительный свет на проблему рабства в США и возможности ее решения. Например, здесь помещались материалы о борьбе за отмену крепостного права в далекой России. 14 мая 1858 г. в большой статье пересказывался указ Александра I об упорядочении отношений крестьян и помещиков в Киевской губернии, на Волыни и Подо-лии, разъяснялось, что крестьянам было дано разрешение уходить на оброк, самостоятельно пользоваться той частью земли, которую они могли обработать и т. д.

Печатающиеся в "Либерейторе" авторы, взгляды которых иногда были прямо противоположными, привносили в газету и свою стилистику. Она была далеко не однородной — от бесстрастного репортажа до пламенной проповеди. Но почти все материалы комментировались издателем, а потому доминировал гар-рисоновский стиль — торжественный, велеречивый, построенный по законам ораторского искусства, где фраза держится на опорных словах и повторах, повторами же создается ритм, нагнетаются эмоции читателей. "Пусть южный угнетатель дрожит, ... пусть дрожат их северные апологеты, пусть дрожат все враги преследуемых черных" (2; р. 1794).

разу не изменил ни своим убеждениям, ни своему делу. Помимо издания "Либерейтора", он основал в 1832 г. Ново-английское антирабовладельческое общество, а в 1843 г. был избран президентом Американского антирабовладельческого общества. Будучи одареннейшим оратором, Гаррисон выступал со страстными речами по всей стране, искал и устанавливал контакты с аналогичными английскими обществами.

Восстание рабов под предводительством Ната Тернера разразилось вскоре после рождения "Либерейтора", и друзья советовали Гаррисону замолчать на время. Но он не согласился, понимая, что именно тогда, когда силен страх перед черными, необходимо призывать к освобождению рабов. Гаррисона обвинили в подстрекательстве, хотя он печатал только объективный рассказ о событиях, опубликовав, в частности, полные списки убитых белых (59 человек) и погибших негров (120 человек). Тем не менее, южный журнал "Интеллидженсер" назвал "Либерейтор" дьявольской газетой, его издание — непростительным грехом, а издателя — умалишенным, желающим добиться новой трагедии. Гаррисон, обвинявший в восстании рабов жестокость хозяев, организовал новый тур лекций, на которые собиралось народа еще больше, чем до восстания.

Влияние Гаррисона стремительно росло, и в августе 1833 г. администрация южных штатов обещала 5000 долларов за его голову. В газетах Юга призывали линчевать аболиционистов или вываливать' их в перьях и дегте. Сам Гаррисон многократно подвергался нападениям в разных городах, а в Бостоне, колыбели американской свободы, он чудом спасся, когда разъяренная толпа тащила его по улицам с веревкой на шее.

Аболиционизм преследовался не только на Юге, где распространение "Либерейтора" через почтовые отделения было запрещено законом. В 1832 г. судья Тэтчер из бостонского муниципального суда предложил сделать аболиционизм уголовно наказуемым. 8 октября 1833 г. в "Бостон ивнинг транскрипт" было помещено обращение, которое начиналось словами: "Бостонцы, проснитесь!" Далее сообщалось, что из английской метрополии, получив большую помощь для своей подрывной деятельности по лишению собственности честных американцев, вернулся "негритянский защитник" Гаррисон. И следовал призыв: "Этот ужасный человек в ваших руках. ' Так не дайте ему возможности избежать вашего праведного гнева, вываляйте его в дегте и перьях, когда он будет выходить из зала купеческого собрания".

Выступления против аболиционистов на Севере продолжались и впоследствии. В 1835—1836 г. губернатор штата Массачусетс Эдвард Эверетт обратился с посланием в законодательные органы, призывая принять закон против аболиционистов. Послание, правда, осталось без ответа, что все-таки свидетельствовало о некотором Повороте общественного мнения.

— была выполнена в 30—40-е годы. Свидетельства современников о Гаррисоне разноречивы. Как писал биограф и страстный поклонник Гаррисона Джон Джей Чэпмен, в решающий в истории период, высветивший истинное лицо политических и общественных деятелей, Гаррисон понял, что рабство есть камень преткновения всей данной эпохи, и это сделало его самым "сильным" человеком в США. Чэпмен не идеализировал своего героя, отмечая, что он не был ни интеллектуалом, ни высокообразованным человеком, но обладал незаурядной волей, которая неуклонно поддерживала его в служении своей миссии.

Джон Хьюм, автор одной из многих книг об аболиционистах, считавший аболиционизм заведомой ошибкой, характеризует их как людей неустрашимых, не ведающих колебаний, бескорыстных. Но он же утверждает, что они не были слишком религиозны, воспринимали афро-американцев как низшую расу, только как жертвы, неспособные постоять за себя, и жалели их скорее инстинктивно. Хьюм отмечал у Гаррисона блестящие ораторские способности, несгибаемую волю и характеризовал его как человека, который не знал полутонов, был резок и прямолинеен⁴. Несколько расходится с ним Джон Копли, посетивший Гаррисона зимой 1832—1833 г. и писавший о нем как о "спокойном, благородном и... красивом человеке — джентльмене в полном смысле слова"^5.

Правомерность борьбы и применения насилия была центральной, фундаментальной для общественного сознания Америки проблемой в дискуссиях тех лет. Они занимали умы трансценден-талистов-философов, государственных деятелей, партийных лидеров. В этих дискуссиях Гаррисон очень последовательно отстаивал свою позицию непротивления злу насилием. Еще будучи редактором "Джиниуса", Гаррисон осудил Д. Уолкера, который призывал своих черных братьев восстать и освободиться. В 1831 г. автор, подписавшийся "Постоянство", которого Гаррисон именует нью-йоркским другом, спрашивал издателей "Либерейтора"-непротивленцев, как, по их мнению, следует оценивать революции и освободительные движения против гнета и насилия. И что делать неграм, которых мы не хотим освободить, мотивируя это их неграмотностью и неподготовленностью к самостоятельному существованию, но и не желаем обучать, ибо образованный раб опасен? Им ведь остается только восстание. Гаррисон поместил в "Либерейторе" и вопрос, и свой ответ: каждый белый должен представить себя в положении черного раба; в антирабовладельческую деятельность должны включиться активно дамы и священнослужители; нужно изменить существующий ныне порядок представительства в Конгрессе по количеству рабов, находящихся во владении белых хозяев; шагом вперед следует считать создание Американского антирабовладельческого общества; необходимо также как можно больше расширять влияние аболиционистской прессы — единственно приемлемого для Гаррисона оружия.

В 1837 г. он произносит знаменитую речь "4 июля в Провиденсе", в которой разоблачает мифологизированную историю страны. Гаррисон утверждает, что отцы-основатели, приняв Конституцию, узаконившую рабство, пеклись лишь о собственной свободе, совершенно пренебрегая свободой других, непричастных к их верованиям и поставленных в иные условия. В это время появляются и другие гаррисоновские материалы, весьма критичные по отношению к американскому государству и церкви. "Краткий катехизис" (1837) представлял собой рассуждение на тему: в Америке возможно все постыдное, "потому что жертвы — черные". Двадцать шесть раз повторяется в статье этот рефрен как ответ на двадцать шесть вопросов-обвинений, что придает публицистической статье вкус художественного текста и убедительность проповеди. Неизменный вывод Гаррисона: немедленное освобождение — это право рабов и долг хозяев. Но при этом постоянным остается и отрицание возможности насильственных методов борьбы. Гаррисон был едва ли не единственным из аболиционистов, кто осудил действия (не убеждения) Джона Брауна. Однако свое радикальное абсолютное неприятие антигуманных законов он сумел выразить весьма убедительно.

действие слова Нагорной проповеди и признает слово, убеждение единственным допустимым способом воздействия. Этим же обусловлены сложные отношения Гаррисона с большинством христианских церквей и сект в США, которые, попустительствуя рабству, по его убеждению, предали заветы христианства. Идеи Гаррисона, во многом близкие идеям Торо, оказали большое влияние на Л. Толстого, видевшего его огромную заслугу в отказе от насильственных действий, в том, что этот принцип был впервые провозглашен им в качестве основы человеческого существования.

В 1838 г. Гаррисон становится секретарем Ново-английского общества непротивления, создает его манифест — "Декларацию чувств", в которой с присущей ему страстностью призывает бороться с рабством только мирными средствами, идти только бескровными путями. В 1844 г. он пишет обращение к друзьям свободы и эмансипации в Соединенных Штатах, требуя отмежеваться от рабовладельцев, вплоть до расторжения союза с рабовладельческими штатами.

В 1854 г., осудив Конституцию за то, что она узаконила рабство, Гаррисон в знак протеста совершает акт ее публичного сожжения. В 1855 г. он называет союз штатов "домом, разделенным изнутри". Уже в 1856 г. аболиционисты отказываются голосовать на президентских выборах за крупного землевладельца и известного путешественника Джона Фримонта, ибо его платформа не содержала требования отмены рабства. Во время Гражданской войны Гаррисон и его "Либерейтор" во всем поддерживали правительство Линкольна, финальный же номер еженедельника венчался исполненными пафоса стихами Гаррисона "Дух свободы" — это было 29 декабря 1865 г.

После закрытия "Либерейтора" Гаррисон фактически отошел от активной общественной борьбы, хотя и продолжал выступать по проблемам женского равноправия и трезвенности. Он совершил несколько путешествий в Европу и умер в Нью-Йорке в 1879 г. Почти через сто лет после смерти Гаррисона было опубликовано пять томов его писем. Они скомпонованы по хронологическому принципу, и по их заглавиям можно восстановить эволюцию убеждений автора: т. I — "Я буду услышан" (1822-1835); т. II — "Дом, разделенный изнутри" (1836-1840); т. III — "Никакого союза с рабовладельцами" (1841—1849); т. IV — "От разъединения до начала войны" (1850-1860); T. V. — "Пусть угнетенные станут свободными" (1861—1867).

Аболиционизм не был единым общественным движением с одним неизменным лидером. В конце 30-х годов в нем усилились антигаррисоновские настроения, очевидно, по многим причинам. Часть аболиционистов не разделяла безграничного доверия Гаррисона к ненасильственным методам борьбы. Другая часть — и очень значительная, состоящая из верующих различных конфессий, — была возмущена яростными нападками на церковь, ее служителей и на лицемерную христианскую мораль, которая на деле не порицала активно грех рабства, что позволил себе Гаррисон в конце 1836 г. Еще больше недовольных было "узкой специализацией" деятельности Гаррисона, его сосредоточенностью на освобождении негров и полным безразличием ко все другим видам угнетения. Многие считали, что если бы он объединил аболиционизм с движением за улучшение условий труда и жизни наемных рабочих Севера, за уничтожение угнетения во всех его видах и формах, то количество его сторонников увеличилось бы значительно. Не все участники движения разделяли и настроенность Гаррисона, готового отгородиться от рабовладельцев любой ценой, пойдя в том числе и на разрыв государства и призывая к сецессии северных штатов. Вместе с тем встречали сопротивление и его реальные шаги, направленные на объединение сил, требовавших изменения существующих порядков. Настойчивое требование Гаррисона и его сторонников допустить женщин к участию в аболиционистском движении привело в 1840 г. к расколу Американского антирабовладельческого общества.

"Канзас-Небраска", когда в обществе нарастает готовность к решительным мерам в борьбе с рабством. Даже преподобный Теодор Паркер, лучший друг Гаррисона, осудил непротивленчество как большое зло. Порывает с ним в это время и Фредерик Дуглас.

Вообще к концу 30-х годов упорное отстаивание непротивленческой позиции, а также призыв к сецессии вызывают среди аболиционистов растущее недовольство Гаррисоном. В 1839 г. образуется Массачусетское антирабовладельческое общество, которое не разделяло пацифистских взглядов Гаррисона, во главе с У. Филлипсом, одним из самых талантливых и активных сподвижников Гаррисона. Общество создает собственный печатный орган "Эмэнсипейтор", редактором которого становится У. Филлипс, а с 1840 г. начинает выходить еще и "Нэшнел антислэйвери стэн-дард", основанный и финансируемый Марией У. Чэпмен. "Либерейтор" и "Стэндард" вели диалог. Но на собрании Американского антирабовладельческого общества, проходившем в Нью-Йорке в том же 1839 г., Гаррисон вновь оказывается центральной фигурой, вокруг которой объединяются активные аболиционисты. На состоявшемся в июне 1840 г. в Лондоне всемирном антирабовладельческом съезде американский аболиционизм бьш представлен довольно широко и, конечно же, в нем участвовал Гаррисон.

Таким образом, аболиционизм разделился на две ветви. Третьей его ветвью следует считать движение политическое, во главе которого стоял Линкольн, чья публицистика, речи и послания также исполнены антирабовладельческого пафоса, и что еще важнее — чья политика, поддерживаемая и радикальным, и философским крылом аболиционизма, была направлена на ликвидацию рабства и увенчалась ею.

Но борьба за равноправие негров с окончанием войны, с уходом Гаррисона и принятием поправки к Конституции не закончилась. Ее возглавил Уэнделл Филлипс (Wendell Phillips, 1811— 1884), сын бостонского мэра и талантливого юриста, по рождению принадлежавший к избранному кругу бостонских "браминов", человек выдающихся способностей, которого после окончания Гарварда ожидала блестящая карьера адвоката. Женившись на страстной аболиционистке Энн Грин, он сам стал активным деятелем движения за немедленное освобождение рабов. Его речи, темпераментные и аргументированные, постоянно звучали на собраниях и митингах, публиковались в аболиционистских изданиях, в частности в "Либерейторе", где с 1837 г. Филлипс был главным помощником Гаррисона.

Свою первую речь Филлипс произнес, возмущенный расправой с Лавджоем, проповедником, убитым толпой за распространение антирабовладельческих материалов. Речи Филлипса отличаются чрезвычайной простотой и доступностью изложения, краткостью фраз и ритмичностью. Задавая риторические вопросы, он постоянно приглашает к соучастию, размышлению, употребляя такие обороты, как "я предполагаю", "помнится" и т. д. Филлипс не произносит проповедь, но ведет изысканно благородный рассказ об избранном предмете, опираясь на точные даты и характеристики времени, лаконичные и выразительные. Избрав предметом одной из своих наиболее ярких речей Ф. Д. Туссена-Лувертюра, который поднял восстание рабов на Гаити, он ставит своего героя выше Кромвеля и Наполеона, характеризуя его одновременно как "гения и святого". Собственно, здесь уже ясно прозвучало расхождение в тактике между Филлипсом и Гаррисо-ном, что со временем и сделало Филлипса лидером аболиционистов, разошедшихся с редактором "Либерейтора".

радикальное крыло аболиционистов и, восхищаясь героизмом Джона Брауна, в первые годы войны обвинял Линкольна в медлительности и неопределенности политики. В 1863 г. его речи, статьи и письма вышли отдельной книгой. После отмены рабства Филлипс, встав во главе Американского аболиционистского общества, вел борьбу за предоставление неграм политических прав. Со временем он сблизился и с рабочим движением Америки.

Еще одной влиятельной фигурой аболиционизма был Теодор Паркер (Theodore Parker, 1810—1860). Он родился в семье уважаемых, но не наживших богатства пуритан. С детства отличаясь большими способностями, он после окончания школы успешно сдал экзамены в Гарвардский университет, однако, не имея достаточно средств, смог закончить только богословское отделение и получил приход в одной из церквей бостонского пригорода. С официальной религией отношения Паркера, истинно верующего человека, складывались сложно. Став убежденным трансценденталистом, он подвергся остракизму со стороны официальной унитарианской церкви. Его религиозные взгляды изложены в работе "Систематизация интуитивной религии", изданной в 1839 г. под псевдонимом Леви Блоджет.

В 40-е годы Паркер, находясь под сильным впечатлением от работы Чаннинга "О рабстве" и будучи убежденным противником человеческого неравенства, сближается с аболиционизмом, читает лекции, пишет статьи, памфлеты, выступает на митингах, укрывает беглых рабов. В 1843—1844 г. он совершает поездку в Европу и, вернувшись, все еще находит бостонские церковные кафедры закрытыми для себя. Лишь с открытием Нового конгрега-ционалистского общества в Бостоне он получает место пастора, используя амвон не только для религиозных проповедей, но и для выступлений по самым актуальным проблемам, комментирует, например, закон о беглых рабах и его последствия. Страстную речь произносит Паркер, узнав о подвиге и судьбе Джона Брауна.

В 1859 г. Паркер, заболев туберкулезом, вынужден был отойти от гражданской деятельности и уехать на лечение в Италию, где и скончался. Собрание его сочинений в 15 томах вышло в Америке в 1903 г.

Близок к аболиционизму был еще один представитель бостонского духовенства Уильям Эллери Чаннинг (William Ellery Chan-ning, 1780—1842), предшественник трансцендентализма и один из основателей американского унитарианства (см. о нем подробнее в гл. " Трансценденталисты" во 2-м томе наст. изд.). Он родился в городке Ньюпорт, в 1794—1798 гг. учился в Гарварде, затем жил в Ричмонде, служа домашним учителем в уважаемой семье, с 1802 г. был священником в Бостоне. В 1816 г. Чаннинг произнес проповедь "О войне", результатом которой стала организация Массачусетского мирного общества. Во время пребывания в Англии в 1821—1823 гг. Чаннинг познакомился с Вордсвортом и Кольриджем и преисполнился глубокого уважения к их учению и творчеству. В середине 30-х годов он вынужден был уехать из Бостона на юг для поправки здоровья и, попав в Вест-Индию, непосредственно столкнулся с рабством. Результатом стал страстный памфлет "О рабстве" (1835), который сделал непримиримыми врагами рабства десятки лучших умов Америки. Но аболиционистом Чаннинг не был, ибо не разделял убеждения в необходимости немедленного освобождения негров. Рабство же ненавидел как институт, несовместимый с человеческой сутью, и оставался его врагом до конца своих дней. Помимо собственно теологических сочинений Чаннинг был автором книг о Мильтоне, Наполеоне, и в истории литературы остался также как один из страстных поборников самобытности литературы США, а в истории общественного сознания Америки — как мыслитель, оказавший на него глубокое влияние.

часто совмещаясь и перекрещиваясь, с борьбой за женское равноправие. Среди сотрудников "Джиниуса" была Элизабет Чендлер (Elizabeth Chandler), сестра преподобного Чендлера, которая анонимно передавала материалы из Филадельфии. Она вела в журнале женский отдел и написала "Воззвание к женщинам Соединенных Штатов". Когда начал выходить "Либерейтор", Э. Чендлер стала сотрудничать с Гаррисо-ном, там печатались ее статьи и поэма. В 27 лет она умерла от горячки, и Гаррисон поместил в своем издании некролог.

Лидия Мария Чайльд (Lydia Maria Child, 1802—1880) приобрела литературную славу как автор "ромэнсов" — исторических романов в романтическом стиле: "Хобомок. Повесть давнего времени" (The Hobomok. A Tale of Early Times, 1824), "Мятежники, или Бостон перед Революцией" (The Rebels, or Boston before the Revolution, 1825), где в качестве положительных героев выступают индейцы. Известна была Лидия Чайльд также как издательница первого в стране юношеского журнала, просуществовавшего с 1826 по 1834 г., и автор "Книги для матери" (1831). Л. М. Чайльд была близка к трансценденталистам, участвовала в зарождающемся феминистском движении. Знакомство с Гаррисоном способствовало ее вхождению в аболиционизм. В 1833 г. она написала книгу "В защиту тех американцев, которых именуют африканцами", после чего от нее отвернулось респектабельное бостонское общество и ей пришлось прекратить издание детского журнала. С тех пор Л. М. Чайльд стала активной аболиционистской. Она публиковала книги, написанные талантливыми негритянскими авторами, в 1841—1842 г. издавала аболиционистский "Нэшнел антислэйвери стэндард", писала публицистические, философские, художественные антирабовладельческие произведения, самое знаменитое из которых написано в защиту Джона Брауна. О том, насколько авторитетной и значимой для освобождения рабов была деятельность Л. М. Чайльд, свидетельствует тот факт, что вскоре после ее смерти ее письма были изданы с предисловием Уиттьера и послесловием Филлипса.

В 1837 г. в Бостоне открыла школу для черных Пруденс Крэн-делл (Prudence Crandall), за что сограждане подали на нее в суд. И хотя известные адвокаты доказывали умственную полноценность негров, а, следовательно, возможность и необходимость их обучения, жители подожгли дом Крэнделл. Отчёт о судебном процессе по этому делу печатал "Либерейтор".

Сестры Гримке, Сара (Sarah Grimke, 1793—1874) и Ангелина (Angelina Grimke, 1805—1879) — уникальное явление в аболиционистском движении Америки. Они родились и выросли в семье известных чарльстонских рабовладельцев, получили блестящее образование и стали врагами рабства из религиозных соображений. В 1833 г. более активная Ангелина установила связи с аболиционистами, написала письмо Гаррисону, а затем трактат "Призыв к христианкам Юга" (1836), который был напечатан в органе Американского антирабовладельческого общества. Его экземпляры сжигали на Юге. Сара и Ангелина Гримке были единственными женщинами, которых в октябре 1836 г. пригласили на Собрание семидесяти, где давались наставления начинающим пропагандистам аболиционизма. Одним из наставников был Теодор Уэлд, впоследствии ставший мужем Ангелины. Вместе они совершили лекционное турне. Обе сестры участвовали в подготовке Конвента американских женщин против рабства, который состоялся в марте 1837 г., после чего они стали признанными аболиционистками. В мае 1837 г. сестры Гримке прибыли в Бостон, принимали активное участие в антирабовладельческом движении и в борьбе женщин за равноправие. Ангелина блестяще выступала в огромных аудиториях Бостона и Филадельфии. Позже сестры помогали Уэлду в сочинении известного трактата "Американское рабство как оно есть" (1839). В своих "Письмах о равенстве полов и условиях жизни женщин" (1838), Сара Гримке доказывала вред рабства и призывала женщин читать о рабстве, размышлять о рабстве, молиться и действовать против рабства. Она утверждала, что участие женщин в антирабовладельческом движении будет весьма результативным, ибо, по ее убеждению, женщины — лучшая часть человечества, недаром ведь, воскресши, Христос прежде всего явился женщине. Автор и призывает женщин выступить против рабства, которое должно быть атаковано со всей силой правды и мощью духа (2; р. 1833). В 50-е годы сестры учительствовали в школе, возглавляемой Уэлдом. Только во время войны Ангелина по просьбе Гаррисона согласилась снова выступить с антирабовладельческими речами.

Аболиционистское движение вызывало к себе разноречивое отношение, встречая и широкую поддержку, и резкое сопротивление. Даже среди тех, кто безоговорочно осуждал рабовладение, далеко не все становились сторонниками аболиционизма. Показательна в этом отношении позиция Г. Бичер-Стоу, которая не принадлежала к аболиционистам, хотя и была противницей рабства и своим творчеством внесла огромный вклад в борьбу с ним. Из ее письма к Гаррисону очевидно, что писательницу отпугивал его радикализм и воинственность, что ей внушали страх возможный размах движения, а также непредсказуемые последствия освобождения черных невольников: "Я постоянно читаю вашу газету и многим в ней восхищаюсь. Мне нравится ее свободолюбие, правдивость и независимость. В то же время я отношусь с опасением и тревогой ко многому, что в ней публикуется. Если бы она распространялась только среди интеллигентов, уравновешенных умов, способных различать добро и зло, я бы так не опасалась... Я боюсь того, что вы заберете у бедного дяди Тома его Библию и ничего не дадите ему взамен"^6.

"Канзас-Небраска", Бичер-Стоу сама написана возмущенное письмо — "Обращение к женщинам свободных штатов" — для "Индепендент". Закон о беглых рабах заставил написать протестующее письмо и Ангелину Гримке, которая к тому времени отошла от активной аболиционистской борьбы.

В предвыборной кампании 1860 г. и во время Гражданской войны Гаррисон и его сторонники активно поддерживали Линкольна, считая, что он выступает за освобождение рабов. Но Линкольн не сразу решился на отмену рабства. В декабре 1861 г. он обратился к Конгрессу с воззванием, предлагая купить территории и предоставить их для заселения рабам, освобожденным по конфискационному акту. Такую позицию поддержали далеко не все аболиционисты. Большинство женщин-аболиционисток оказалось радикальнее Гаррисона: они не могли одобрить войну, которую вело правительство и на знаменах которой не было написано главного лозунга — об отмене рабства. Среди множества петиций, направленных по этому поводу в Конгресс и президенту США, многие были подписаны женщинами. Одна из них принадлежала перу Ангелины Гримке-Уэлд. Женская лига в 1863 г. собрала 400 000 подписей под резолюцией в защиту равноправия негров и женщин, что, безусловно, способствовало принятию закона об отмене рабства.

Как известно, аболиционисты видели в неграх, как правило, прежде всего объект своей деятельности и не отводили им сколько-нибудь заметной самостоятельной роли в своем движении. Собираясь на свой первый конгресс, активистки Женского антирабовладельческого общества приглашали участвовать в освободительном движении и негритянок.

Для многих негров борьба за свободу становилась вопросом жизни и смерти. Добившись личной свободы и безопасности, они отдавали все силы освобождению своих томящихся в неволе собратьев. Эпоха выдвинула ряд выдающихся негритянских деятелей — блестящих ораторов и проповедников, организаторов, общественных деятелей. Одни из них, подобно знаменитой Гарриет Табмен, участвовали в организации "подземной железной дороги", помогая беглым рабам перебраться на Север. Другие, как Фредерик Дуглас, Фрэнсис Эллен Уоткинс Харпер, или Странствующая Истина, выступали с речами на митингах и собраниях, выпускали памфлеты и книги, не только отстаивая идеи свободы и равенства, в которых было отказано миллионам чернокожих американцев, но и доказывая необыкновенную талантливость и жизнестойкость своего народа, его еще не раскрытый потенциал.

Одним из первых следует назвать Дэвида Уолкера (David Walker, 1785—1830). Он был сыном раба и свободной негритянки. В 1827 г. он стал корреспондентом "Фридомс джорнэл", а в 1829 г. написал призыв-обращение к своим порабощенным братьям, преамбула которого начиналась констатацией того факта, что негры — наиболее угнетенная часть американского народа, чьи бедствия и страдания могли бы описать только историки древности, Иосиф Флавий или Плутарх. Обращаясь к рабам, Уолкер стремится описать источники несчастий своего народа, утверждая, что человек может принадлежать лишь Богу, а не другому человеку. В заключение Уолкер призывал братьев восстать и освободиться от рабства. "Обращение" пользовалось широкой популярностью и трижды издавалось, причем, в последний раз — уже после смерти автора.

"Обращения", наступила при неясных обстоятельствах, притом, что в Джорджии за мертвого Уолкера было обещано 1000, а за живого — 10 000 долларов.

Знаменательна позиция автора "Обращения", порывающая с умеренностью, характерной для антирабовладельческого движения 20—40-х годов. Отказываясь от апелляции к нравственному и религиозному чувству благочестивого белого человека, он призывает афро-американцев подняться на борьбу за свою свободу, объединив свои силы. Подобная позиция, отмеченная бескомпромиссностью в неприятии рабства и радикализмом мер, предлагаемых Уолкером для уничтожения этого социального зла, была неслыханным делом для того времени. Неудивительно, что его осудил умеренный Ланди в "Джиниусе", а "Либерейтор", не одобряя насильственных методов, за которые выступал Уолкер, обвинил белых в том, что они доводят рабов до жажды насилия.

Видным оратором, также придерживавшимся радикальных позиций в отношении методов борьбы с рабством, был Генри Хайленд Гарнет (Henry Highland Garnet, 1815-1882). Как и Ф. Дуглас, он родился в рабстве. В 9 лет он бежал на Север и обосновался в Нью-Йорке, учился в Институте Онейда, потом принял сан священника, однако это не прибавило умеренности его взглядам. В 1843 г. на Негритянском национальном конгрессе в Буффало он обратился к своим собратьям с призывом к борьбе, утверждая, что грешно не использовать силу в деле освобождения от рабства. Этой позиции не разделяли тогда ни Гаррисон и его приверженцы, ни сам Фредерик Дуглас, в 50-е годы разорвавший отношения с Гаррисоном именно в связи с расхождениями во взглядах на проблему насилия. Гарнет же ездил с аболиционистскими лекциями в Германию, Англию, на Ямайку, во время войны собирал негритянские отряды. Выступления Гарнета и других афро-американцев публиковались в аболиционистской печати, а также в негритянских изданиях. Первое из них — "Фридомс джорнэл" — было основано в 1827 г., всего же до войны их было 17.

Самая крупная, по-настоящему масштабная фигура афро-американского общественного деятеля накануне и в период Гражданской войны — это, безусловно, Фредерик Дуглас (Frederick Douglass, 1818—1895). В 1839 г. двадцатилетний Дуглас, бежавший к тому времени из рабства, впервые услышал Гаррисона, отправился за ним в Нантакет и сам выступил на митинге. С тех пор он стал активным членом аболиционистского движения и с 1841 г., обладая блестящими ораторскими способностями, выступал с публичными лекциями, призывая покончить с рабством.

Одна из самых ярких речей Дугласа — "Чем является 4 июля для раба?" (1852) — представляла собой анализ состояния раба и рабства в независимой Америке. Дуглас расценивает День Независимости как первый и великий факт национальной истории страны, но считает его чужим для рабов. Декларация независимости часто привлекалась как противниками, так и защитниками рабства для доказательства правоты своей позиции. Дуглас предлагает взглянуть на этот день с точки зрения раба. "Обращаемся ли мы к декларациям прошлого или к заверениям сегодняшнего дня, поведение нации кажется мне одинаково ужасным и возмутительным. Америка лицемерна по отношению к своему прошлому, лицемерна по отношению к настоящему и торжественно присягает на лицемерие в будущем. Стоя рядом с Богом, с распятым и кровоточащим рабом, я во имя поруганной человечности, во имя скованной свободы, во имя Конституции и Библии, находящихся в небрежении и сегодня попираемых, осмелюсь поставить под сомнение и заклеймить со всей резкостью, на какую я способен, все, что служит увековечиванию рабства, — величайшего греха и позора Америки" (2; р. 1711).

организации лейтмотива путем повторов, введения своего рода рефрена для нагнетания эмоционального впечатления или обозначения смыслового ударения, для создания яркого ритмического рисунка), позволяющих выдержать возвышенную патетическую тональность, хотя словарь оратора и остается максимально простым, строгим и общедоступным.

Осудив рабство как величайших грех Америки, определив узаконенную в стране работорговлю как постыдное его проявление, Дуглас возлагает большую долю ответственности за сложившееся положение на церковь и приходит к выводу, что существование рабства делает ущербным американский республиканизм, превращает гуманность в притворство, а христианство — в ложь.

Борьбе с ненавистным рабством Дуглас отдает весь свой талант писателя и публициста. Он выпускает автобиографические книги, ставшие достойным памятником неукротимому стремлению афро-американцев к свободе; приступает к изданию собственной газеты, где поддерживает аболиционистское и феминистское движения, идеи и деятельность Джона Брауна. Однако постепенно Дуглас расходится с Гаррисоном, и не только потому, что его больше не устраивает непротивленческая позиция идеолога аболиционизма, но также и в силу того, что не разделяет его идеи о возможной сецессии, которая означала бы увековечивание южного рабства.

Дуглас приветствовал Гражданскую войну, в которой увидел надежду на осуществление вековых чаяний негритянского народа. Он выступал со страстными речами в войсках, склоняя негров к помощи северянам, помогая организовывать негритянские полки, в необходимости создания которых он убеждал президента Линкольна.

Далеко не все имена аболиционистов сохранились в истории. Только в 60—70-е годы XX в., когда вышло множество исследований, в том числе посвященных историческим событиям столетней давности, имевшим место в отдельных штатах и регионах, были открыты и обнародованы многие новые или забытые имена. Так, в книге Дж. С. Бассетта "Очерки и памфлеты о борьбе с рабством" отдельная статья посвящена лидерам борьбы в Северной Каролине. Среди ее героев — житель Северной Каролины Х. Р. Хелпер, белый, происходивший из семьи рабовладельцев, владевшей негритянской семьей из четырех человек. Его первая книга "Золотая земля" не была издана, так как там описывались преимущества свободного труда. Вторая книга "Неизбежный кризис Юга", исследовавшая рабство с экономической стороны, выходила с большим трудом: когда после многих мытарств Хелпер нашел издателя, тот опубликовал ее под своим именем. В своей следующей книге Хелпер осуждал негров, соглашавшихся на исход из Соединенных Штатов. В Балтиморе он организовал республиканскую ассоциацию, за что был побит толпой.

"Нью-Йорк тайме" Д. Б. Гудлоу. Только в 1898 г. увидела свет книга "Американское рабство и неотложный долг рабовладельцев" священника Э. У. Карузерса, который утверждал, что негры, не будучи освобожденными, не могут воспринять христианство. Аналогичные находки были сделаны и в других штатах, значительно расширив представление об аболиционистском движении как о явлении, в чью орбиту были вовлечены не только фанатически преданные ему единицы, но и просто честные мыслящие люди.

"Тяжелые процессы на моем пути. Рабство и борьба с ним. 1800—1860" — так назвал Дж. Э. Скотт изданный им в 1974 г. дневник Фанни Кэмбл, южной леди, пишущей о рабстве, с которым она столкнулась, став хозяйкой плантации.

В 1966 г. вышла книга М. С. Сернет "Топор аболиционизма", в которой описывается история создания нью-йоркским аболиционистом Бирией Грином учебного заведения — Института Онейда в Уайтсборо, где обучались совместно белые и черные. По его замыслу, институт должен был стать моделью и образцом будущих десегрегированных школ, церквей и колледжей. Грин писал очерки, читал проповеди, а в 1860 г. издал книгу "Проповеди и другие тексты с кратким биографическим приложением". Вокруг института со временем разразился скандал, был устроен судебный процесс, на котором организатора института и само учреждение обвинили в аморализме. Но опыт такого заведения, тем не менее, остался достоянием истории, напоминающей и о благородных начинаниях идеалистов, и о том, насколько общественный климат и в свободных штатах был отравлен расовыми предрассудками.

Еще большим опасностям подвергали свою жизнь те, кто, подобно аболиционисту Джону Фи, отваживался бросить вызов расизму на Юге. Он читал проповеди, направленные против рабства, за что подвергся преследованиям со стороны Г. Клея и его единомышленников-южан. Фи построил в округе Мэдисон дом, назвав его "Бирия", и школу, которую использовал также как место антирабовладельческих проповедей. Фи мечтал создать колледж, в котором бы учились юноши любого цвета кожи и материального достатка.

Главным средством аболиционистской пропаганды служила периодика. Собственно выступления в прессе против рабовладения имели в США давнюю историю. Материалы, осуждающие рабство, печатались в разных изданиях со времени образования независимого государства. Еще 26 мая 1797 г. "Тайм пис", издателем которой со временем стал Френо, печатает статью-манифест "Рабство — проклятие Америки", в которой высказывается уверенность в том, что американская республика не может развиваться, не освободившись от рабства.

и линчевания негров. Возникновение аболиционистского движения привело к появлению соответствующего направления в американской прессе. К числу ведущих антирабовладельческих изданий принадлежали, наряду с "Либерейтором", газеты, издававшиеся Фредериком Дугласом, а также его ежегодник "Колокол свободы"; "Эмэнсипейтор" — орган Американского антирабовладельческого общества, выходивший под редакцией М. Чэпмен и Л. Чайльд, вашингтонская "Нэшнел эра", где в 1851—1852 гг. на протяжении 10 месяцев печаталась "Хижина дяди Тома"; нью-йоркская "Ивнинг пост", главным редактором которой с 1829 по 1878 г. был У. К. Брайант, убежденный противник рабства (той же линии придерживался заменявший его на время отсутствия У. Леггетт). Много антирабовладельческих материалов печаталось и в других изданиях. Специально для "Индепендент" после принятия закона "Канзас-Небраска" написала "Обращение к женщинам свободных штатов" Гарриет Бичер-Стоу.

Близкими по духу к аболиционизму были газеты, издававшиеся Х. Грили: дешевая "Морнинг пост" и нью-йоркская "Трибюн". А. Невинс, составивший своеобразную антологию американской прессы от эпохи Вашингтона до времени Кулиджа, характеризовал X. Грили и "Трибюн" как лидеров нации. Один из редакторов после лекционного турне, совершенного в 50-е годы, писал, что "Трибюн" по популярности на Западе занимает второе место после Библии. Для целого поколения, при котором борьба с рабством достигла апогея, эта газета играла ведущую роль среди органов печати, формирующих мнение в Соединенных Штатах⁷. Одним из ее зачинателей был Ч. А. Дана, поборник общественных реформ, участник колонии Брук-фарм. В газете печатались Карлейль, Эмерсон, Диккенс.

Выражая умонастроение передовых кругов американского общества, возмущенных политикой властей, вставших на путь прямого попустительства рабовладельческому Югу, "Трибюн" резко осудила принятие закона о беглых рабах. Прибегая к язвительной иронии, автор газетной заметки от 17 мая 1850 г. утверждал, что этот закон "скорее сделает сотни аболиционистов, чем поймает одного раба" (4; р. 185). В том же горько-ироническом ключе комментировались в газете сообщения о прогремевшем на всю Америку деле беглого раба Энтони Бернса. 24 мая 1854 г. он был схвачен в Нью-Йорке, и, поскольку народ требовал его освобождения, правительству пришлось собрать большой отряд, снабдив его артиллерией, дабы препроводить единственного (!) беглеца на Юг. Эпизод обошелся правительству в 40 000 долларов. Заметка завершалась совсем не ироническим выводом — такие эпизоды приближают гражданскую войну.

Занимая однозначно антирабовладельческую позицию, издатель "Трибюн" стремился освещать в ней факты и события, так или иначе связанные с проблемой рабства. Особого внимания удостаивались случаи, редкие в 50-е годы, когда удавалось обнаружить единомышленников на Юге. 26 января 1860 г. в газете с радостью сообщалось, что некто Х. Р. Хелпер, белый бедняк из Северной Каролины, написал в 1857 г. книгу "Неизбежный кризис Юга и как его встретить", содержащую призыв к немедленной отмене рабства. Выпущенная накануне Гражданской войны, книга к зиме 1859 г. стала бестселлером, что явилось важным свидетельством состояния общественного мнения.

"Трибюн" были опубликованы обращения Грили и ответы Линкольна, представлявшие своеобразный диалог народа с президентом, немало способствовавший появлению 22 сентября 1862 г. предварительной прокламации об освобождении рабов. Грили назвал этот момент поворотным в истории нации и человечества.

Неоднократно печатали материалы на тему рабства выходивший с 1850 г. журнал "Харперс мэгезин" и нью-йоркская газета "Ивнинг пост", где возмущенную статью, рассказывающую об эпизоде физического нападения на Самнера в палате представителей опубликовал У. К. Брайант. Та же "Ивнинг пост", которая дала совершенно безоговорочно положительную оценку восстанию Джона Брауна, пыталась соответствующим образом сформировать общественное мнение еще до того, как последний был казнен, и таким образом повлиять на решение суда.

Во время Гражданской войны большинство северян определяло ее цели как отмену рабства. В периодике это находило свое выражение в нарастании активности и радикализма участников аболиционистского движения. "Время пришло" — так называлось воззвание священника Генри У. Бичера, брата писательницы, опубликованное в "Индепендент" 14 августа 1862 г. "Путь к завершению войны — уничтожение рабства. Путь к обеспечению мира — уничтожение рабства". Воззвание заканчивалось призывом: "Люди Америки! Патриоты! Христиане! Вы должны очистить родную землю от несоответствия с ее собственными жизненными принципами и дать ей будущее, излеченное от рабства, освященное бессмертной красотой свободы. Разве это не стоит всех сокровищ и страданий? Это должно быть совершено" (7; р. 267).

Борьба за отмену рабства нашла широкую поддержку в Англии, где скрывались многие беглые рабы, выступая, как и аболиционисты, с лекциями для сбора средств, а некоторые из англичан принимали участие в аболиционистском движении. Среди английских аболиционистов, оказавшихся в Соединенных Штатах в период борьбы с рабством, был корреспондент "Зрителя" Эдвард Дайси, противник рабства. Он выпустил книгу "Шесть месяцев в федеральных штатах", воссоздающую обстановку в США во время войны, рисующую портреты политических и военных деятелей, среди которых особый интерес представляет портрет Линкольна.

Огромную роль в формировании общественного мнения играли выступления против рабства авторитетных в США мыслителей, литераторов и поэтов. И здесь в первую очередь следует назвать трансценденталистов (см. гл. "Трансценденталисты", "Р. У. Эмерсон", "Г. Д. Торо" во 2-м т. наст. изд.). Как известно, их отношение к аболиционизму было сложным. Будучи противником всякого насилия, Эмерсон, тем не менее, долгое время считал публицистическую активность аболиционистов демагогией. В

ДЖОН КВИНСИ АДАМС УОРД. ПАМЯТНИК ГЕНРИ УОРДУ БИЧЕРУ

Нью-Йорк.

... ло на присутствовавшего на нем Торо огромное впечатление. Филлипс, согласно собственной тогдашней аболиционистской программе, призывал к пассивному сопротивлению властям, поддерживающим рабовладельцев. Торо обратился к Гаррисону с довольно странной просьбой: прислать столь же талантливого, как Филлипс, оратора, но с противоположными убеждениями, с тем, чтобы конкордцы могли самостоятельно выбрать истинный путь ("Либерейтор", 28 марта 1845 г.). Почти к тому же времени относится запись в дневнике Торо (май 1845 г.): "Нам нужна эмансипация мысли и воображения... Именно она освободит миллионы рабов" ¹⁰

Но усиление позиций рабовладельцев и уступки стремившегося умилостивить их правительства постепенно приводили Торо к другим выводам, стимулировали его понимание гражданственности. В 1848 г. он произносит речь "Права и обязанности личности по отношению к правительству", которая в 1849 г. была опубликована в трансценденталистском журнале "Эстетик пейперс" под заглавием "Неповиновение гражданскому правительству", а в посмертно изданном сборнике "Янки в Канаде" и другие антирабовладельческие эссе Торо" (1865) — уже под названием "Гражданское неповиновение". Торо призывает каждого гражданина, не ожидая, пока сложится некое большинство, выразить свое неприятие рабства вполне определенным путем: не платить налоги поддерживающему его государству.

может опираться только на развитую личность, способную к выбору и ответственности. "Есть тысячи людей, — говорит он, — по убеждению противников рабства и войны, которые решительно ничего не делают, чтобы положить этому конец. Они ждут очень сочувственно, чтобы другие устранили зло и чтоб им больше не пришлось огорчаться из-за него. Самое большое, на что они готовы для правого дела, — это ничего не стоящее голосование... В действиях человеческих масс не много силы. Когда большинство проголосует наконец за отмену рабства, то потому, что оно безразлично к рабству, или потому, что останется очень мало рабства, подлежащего отмене. Тогда единственным рабом будет оно само. Приблизить уничтожение рабства может только тот голосующий, который утверждает этим свою собственную свободу"^11.

Призывая сограждан "Немедленно отказать в какой бы то ни было поддержке правительству штата Массачусетс, а не ждать для зашиты правого дела, чтобы составилось большинство в один голос", Торо тогда же произносит фразу, которая вместе с его именем осталась в истории Америки: "единственный дом в рабовладельческом штате, где свободный человек может жить с честью" — это тюрьма (И; с. 344, 345).

Стилистика этой речи весьма типична для Торо: очень личностная, логичная, убедительная, простая по словарю и синтаксису, содержащая бытовую и разговорную интонацию, органически включающая в себя и книжные, и библейские, и исторические аллюзии и лишь изредка украшенная риторическими приемами.

Акцент на борьбе с рабовладением усиливается в выступлениях Торо после 1850 г. Согласно своим убеждениям, он не только не подчиняется закону о беглых рабах — Торо и его семья прячут беглых рабов и помогают им уйти в Канаду, — но и публично излагает свою точку зрения на законы штата Массачусетс и свое отношение к властям, тратящим деньги налогоплательщиков на содержание судов и войск для поимки беглых рабов как собственности виргинских плантаторов.

"Рабство в Массачусетсе" — речь, произнесенная Торо 4 июля 1854 г. на митинге аболиционистов в одном из небольших городков Массачусетса (в Конкорде выступить с ней не удалось) и напечатанная в "Либерейторе", спровоцирована реальным фактом, вызвавшим длительную и бурную реакцию жителей штата. На его территории был пойман раб Энтони Берне, который, несмотря на активный протест бостонцев и усилия аболиционистов, властями штата был возвращен хозяевам. Мысль о том, что все это совершается потомками тех, кто чуть более полувека тому назад сражался за независимость Америки, проходит рефреном через всю речь, становится основанием, на котором возводится осуждение сегодняшнего Массачусетса. Это и язвительная инвектива властям, и обвинение каждому вольному или невольному участнику позорных событий, порочащих американское государство и его граждан, заставляя усомниться в его независимости и их преданности свободе; каждому, в том числе и аболиционистам, занимающимся пропагандой и исправно выполняющим все требования правительства, идущего по сути на поводу у рабовладельческого Юга. В этой речи, обращенной к жителям маленького городка, нет патетики, нет книжности, нет притчевости. Зато есть личная убежденность оратора-автора и доступность в изложении очевидной для него истины, для доказательства которой Торо использует почти гротескные в данном случае житейские примеры, не стесняясь в выражениях, эпитетах, определениях. "Раба поймали именно они, то есть солдаты, и лучшее, что можно о них сказать, — что это дураки, приметные по ярким мундирам" (11; с. 360). Еще более резкую, откровенно вызывающую форму изложения предлагает Торо в пассаже о рабстве: "О рабстве в Америке говорилось много, но я думаю, что мы даже не понимаем еще, что такое рабство. Если б я всерьез предложил конгрессу перемолоть человечество на колбасы, не сомневаюсь, что большинство его членов улыбнулись бы на это, а если бы кто-либо отнесся к моему предложению серьезно, то счел бы, что я предлагаю нечто гораздо худшее, чем конгресс когда-нибудь осуществлял. Но если кто-то из них скажет мне, что превратить человека в колбасу хуже — и даже гораздо хуже, — чем сделать его рабом, чем ввести закон о беглых рабах, я назову его глупцом, умственно неполноценным человеком, который видит различия там, где их нет. Первое предложение столь же разумно, что и второе" (11; с. 361). И дальше идет уничижительная характеристика закона о беглых рабах в настолько сниженных выражениях, вообще Торо не свойственных, что они выдают крайнюю степень его возмущения. "Такой закон не подымается до уровня головы или разума; ему место только в грязи. Он родился и вырос в прахе и грязи, и каждый свободно идущий человек, который не обходит подобно милосердным индусам даже ядовитых гадов, непременно на него наступит и будет таким образом попирать его ногами, а с ним вместе и автора его Уэбстера — навозного жука вместе с его навозным катышем" (11; с. 361).

представляется уже более политизированной, чем отстаивавшаяся им в 1845 г. Наконец, завершающими в развитии аболиционистской позиции Торо стали речи (три статьи) по поводу восстания Джона Брауна. Первая из них "Речь в защиту Джона Брауна" была произнесена в Конкорде 30 октября 1859 г., когда Брауна бросили в тюрьму, и повторена в Бостоне и Вустере. В печать она попала только через год. Эта речь представляет собой высокий образец ораторского искусства, ее структура глубоко продумана, эффектна, впечатляюща. Торо старается сделать все возможное, чтобы заставить своих слушателей активно выступить в защиту не жизни, но чести Джона Брауна, бесконечно уважаемого автором героя, христианина, человека. Он начинает с краткого изложения жизненного пути Брауна в контексте' американской истории, сопоставляя его поведение с деяниями известных героев прошлого. Только Браун, по его убеждению, был еще тверже и отличается более высокими нравственными принципами, чем те защитники республики, которые превратились в легенду. "Он стал врагом рабства не после лекции аболиционистов. Итен Аллен и Старк, с которыми он в некоторых отношениях сходен, были бойцами, исполнявшими гораздо менее ответственные задания. Они геройски боролись с врагами своей страны, а он решился на противоборство со своей страной, когда она пошла по ложному пути". Оратор дает развернутую характеристику своего героя, подчеркивая, что Браун — человек идей и принципов, которого отличают здравый смысл, прямота и искренность. Поэтому для него совершенно неприемлемой кажется оценка, данная Брауну многими "передовыми" общественными деятелями, прежде всего, борцами с рабством и прессой: "Ли-берейтор", отстаивавший идею непротивления злу насилием, назвал его действия "дикими и совершенно безумными". "Деятели республиканской партии даже и не подозревают, — говорит Торо, — что его "неудачное" выступление заставит столь многих людей проголосовать против рабства".

Затем следует картина современного общества, породившего Джона Брауна, — картина образная, но с очень незамысловатой композицией, демократическим сюжетом и общедоступной символикой. "Невольнический корабль плывет своим курсом, битком набитый умирающими; посреди океана на борт доставляются новые жертвы. Немногочисленный экипаж рабовладельцев держит в трюме четыре миллиона рабов. Политики же утверждают, что единственный путь, которым можно достичь освобождения, — это "спокойное распространение чувства гуманности", "без какой-либо ломки". Как будто гуманные чувства когда-либо расходились с, гуманными делами. Как будто можно разбрызгать эти чувства из лейки, как воду, и таким образом прибить пыль. Но что я слышу? Кажется, что-то упало за борт? Это тела умерших, которые достигли наконец освобождения. Так мы распространяем гуманность, а вместе с ней и гуманные чувства".

Смысл этой исполненной горечи и ядовитого сарказма картины в том, чтобы показать, что действия Джона Брауна есть неизбежное порождение американского общества, предающего идеалы свободы и гуманности. За осуждением общества, поправшего законы человечности, следует резкая инвектива по адресу правительства: "... Когда правительство бросает войска на защиту несправедливости — как это делается у нас — с тем, чтобы поддержать рабство и убить освободителей рабов, оно разоблачает себя как грубую силу или, хуже того, силу дьявольскую". В такой ситуации Торо признает единственно приемлемой позицию капитана Брауна — силой вырвать рабов из рук рабовладельцев. На смену гражданскому неповиновению пришло убеждение в необходимости вооруженной борьбы. Высказав это принципиально важное решение, Торо уже в отличном от сдержанного по тону описания в начале статьи патетическом регистре возвращается к личности Джона Брауна, сравнивая его с распятым Христом. В финале он приводит слова из последней речи Брауна, которым, как заключительному аккорду, суждено еще долго звучать в ушах слушателей, не давая уснуть их разуму и совести. Прощальные слова героя безыскусны и значительны: "Я жалею несчастных рабов, за которых некому заступиться. Вот почему я здесь, а не для того, чтобы утолить свою злобу или жажду мести. Мною двигало сочувствие к несчастным и униженным, которые ничем не хуже вас и столь же дороги Господу... Можно сказать, что со мной уже покончено. Но остается уладить еще один вопрос, негритянский вопрос, я имею в виду. Он еще только поставлен"^12.

Вторая речь Торо о Джоне Брауне произнесена им в Бостоне, на траурном митинге, третья прочитана 4 июля 1860 г. Итог размышлениям о Брауне, очевидно, занимавшим Торо все время, пока длился процесс, подводится в дневнике, где ему посвящена запись 5 декабря 1859 г.: "Он заслужил бессмертие... Его дух более высок, чем тот, что вел в бой наших предков, ибо эта революция совершается ради защиты другого — угнетенного народа"^13.

Поэт и критик Джеймс Рассел Лоуэлл также служил делу освобождения рабов, печатаясь в "Нэшнел антислэйвери стэндард", "Пенсильвания фримен" и других изданиях. Этому, вероятно, немало способствовала его женитьба на поэтессе-аболиционистке Марии Уайт. В 1969 г. в Нью-Йорке вышел двухтомник, в котором собраны выступления Лоуэлла против рабства. Лоуэлл принадлежал к респектабельному ново-английскому семейству и потому такие революционные материалы полным именем не подписывал — его антирабовладельческая публицистика выходила за подписью "JRL". Конечно, аболиционистская деятельность не была для него вполне органичной; своим призванием он считал поэзию и высокую литературу. Тем не менее, среди его разнородных публицистических выступлений есть и короткие фрагментарные заметки на жгучие темы, и обстоятельные статьи, опирающиеся на общие рассуждения. К последним относятся "Предрассудки цвета". Речь в статье идет не о рабовладельческих, а о свободных штатах, где неравенство граждан определяется не конституцией и законом, но общественным мнением, воспитанным на расовых предрассудках. Лоуэлл опровергает эти предрассудки, опираясь на факты. Такие люди, как бывший раб Фредерик Дуглас, по его убеждению, способны составить честь любой расы, количество деградирующих пропорционально среди белых и черных, и даже при столь чудовищных условиях, в которых находятся американские негры, можно утверждать, что ни одна раса никогда не прогрессировала столь быстро, войдя в контакт с более развитой цивилизацией. Более того, Лоуэлл предсказывает возможность обогащения американской культуры благодаря присутствию в стране негров, замечая: "мы никогда не сомневались, что негритянская раса привнесет новый элемент в нашу цивилизацию"¹⁴.

"Нэшнел антислэйве-ри стэндард", направлен против рабовладельцев, против тех, кто подводит под рабство какую-либо теоретическую базу, кто, ссылаясь на Библию, ведет родословную негров от Хама, доказывая, что рабство извечно и благословенно. К ним примыкают его выступления против Уэбстера, против клерикалов, против некоего Сэмюэля Мерсера — янки, который пытался установить рабство в Либерии и убеждал аборигенов, что рабы в США якобы счастливы.

В этих и других статьях Лоуэлл доказывает, что божья благодать равномерно распространяется на всех людей, в том числе и на негров, что отмена рабства, за которую борется аболиционизм, — это лишь шаг к более совершенной организации общества, ибо рабство пагубно и для угнетенных, и для угнетателей. "Таким образом, необходимость немедленной эмансипации с каждым днем возрастает, и с каждым днем возрастает возможность бунта. Дальнейшее распространение рабства ведет нас как нацию к деградации" (14; р. 200). Аболиционизм рассматривается им как одна из ведущих политических сил современности, определяющих лицо и будущее страны. В решающий момент политической борьбы Лоуэлл призывает фрисойлеров поддержать аболиционистов, утверждая, что они опираются на чистую нравственную идею. В дальнейших выступлениях Лоуэлл с удовлетворением констатирует изменение общественного мнения, когда идея ликвидации рабства постепенно становится доминирующей.

К прекрасным образцам аболиционистской публистики можно отнести некоторые речи и прокламации Линкольна. Они афористичны, просты, выразительны, лишены орнаментики. Лучшим образцом американской классической прозы по праву считается Геттисбергская речь президента (1863), заканчивающаяся бессмертными словами: "правительство из народа, волей народа, для народа".

Наследие аболиционизма' в литературе и духовной культуре США пережило несколько этапов. Как уже говорилось, во время активной деятельности аболиционистов отношение к ним было неоднозначным. Сумасшедшие, узколобые фанатики, с одной стороны, бесстрашные герои — с другой, — таков был диапазон их оценок. Нельзя при этом не учитывать и полного их неприятия на Юге, где лучшие умы, как и на Севере, прекрасно понимали, что указом нельзя изменить психологию общества, что предстоит огромная многолетняя кропотливая работа. Тем не менее, непримиримость по отношению к рабству стала органичной для большинства американских писателей. Но после Гражданской войны, итогом которой стала ликвидация рабства, акценты перемещались из области политического действия в сферу сознания. Достижениние реального равенства рас, демократизация общества оказались процессом, растянутым во времени, сопряженным с новыми взрывами социального протеста.

Публицистика аболиционистов осталась достоянием прошлого, полноценных художественных произведений, тесно связанных с их движением, оказалось немного. Собственно, в историю американской литературы вошли отдельные стихи, "Хижина дяди Тома", где-то на ее периферии сохранился "Белый раб" Р. Хилдрета. Гораздо большей популярностью пользовались в тот период автобиографии рабов, на основе которых со временем сложился жанр негритянской повести и романа. Только благодаря героическим усилиям энтузиастов эти издания удалось собрать и сделать достоянием истории.

ранее не известных. В то же время активный процесс осмысления опыта американской периодики, характерный для первых десятилетий XX в., также способствовал некоторому оживлению публикаций аболиционистских материалов.

Вторую волну интереса к аболиционизму вместе с новой попыткой осмыслить его в контексте истории нации и государства можно наблюдать в 60—70-е годы XX в., юбилейные для США десятилетия. Можно с уверенностью утверждать, что будучи многогранно представленным и изученным, в том числе и в его значении для творчества американских мыслителей и художников, аболиционизм получил объективно позитивную оценку.

В 80—90-е годы XX в. вместе с трансформацией американской культурологической модели (множественность культур вместо "плавильного котла") меняется и ракурс исследований аболиционизма. Открываются возможности для новых подходов к изучению и оценке национального сознания и наследия прошлого и, в первую очередь, всего, что связано со сложными взаимоотношениями рас. Аболиционистская литература оказывается тем реальным "телом", которое сформировалось на основе белой протестантской культуры Америки с ощутимой примесью негритянской крови и плоти. Каково здесь реальное соотношение, реальное взаимодействие этого "белого" и "черного" и каково отношение этих специфических взаимопроникновений к эстетическим ценностям современности — вот, собственно, круг проблем, к которому подходят исследователи в настоящее время¹⁵.

Америку, где тот писал статьи в нью-йоркской "Трибюн" о влиянии крепостного права на все общественное устройство России. То, что крепостное право в России и рабство негров в США были ликвидированы почти одновременно, — очевидно, случайность истории. Тем не менее, взаимная заинтересованность общественного сознания этих двух стран закономерно усиливалась фактом существования схожих социальных условий и проблем. В этом смысле показательной можно считать весьма неординарную интерпретацию феномена Пушкина в одной из первых биографических статей о русском поэте, появившихся в США. В 1847 г. в "Нэшнел эра" (Вашингтон, 1847, № 6) была напечатана статья Дж. Уиттьера, который, подчеркивая, что прадед русского поэта был негром, писал: "Мы сослались на этого замечательного человека, чтобы показать полную нелепость и несправедливость общего предубеждения против цветного населения в Америке"¹⁶. Не менее любопытно и восприятие в США творчества Тургенева. "Записки охотника" вышли почти одновременно с "Хижиной дяди Тома" — в 1852 г. Осенью 1854 г. в двух журналах появились отрывки из некоторых тургеневских рассказов ("Хорь и Калиныч", "Два помещика", "Бурмистр" и др.), английский перевод которых предваряла статья "Фотографии русской жизни", перепечатанная из "Фрэзере мэге-зин" (Лондон). Ее автор оценивал "Записки охотника" как русскую "Хижину дяди Тома", но "без ее крови и порока". В 1856 г. в "Норт америкен ревью" печаталась статья известной славистки Т. Робинсон (Тальфи) под говорящим названием "Рабство в России".

"Современнике" в своем переводе фрагменты "Записок Джона Теннера", Пушкин в сопровождавших публикацию заметках указал на рабство как на одно из коренных противоречий американской демократии. В 1835 г. журнал "Библиотека для чтения" (1835, т. II, отд. 2) опубликовал изложение книги Г. Бомона "Мария, или Рабство в Соединенных Штатах" с комментариями редактора журнала. В 50—60-е годы XIX в. различные материалы о США печатались в "Современнике". Так, бесплатным приложением к первому номеру "Современника" за 1858 г. был перевод "Хижины дяди Тома" Г. Бичер-Стоу (переводов этого романа на русский язык было множество¹⁷). Популярность этой книги в России была столь высока, что Н. А. Некрасов признавался: "Как скоро это было объявлено, подписка поднялась. Надо заметить, что это пришлось очень кстати: вопрос этот у нас теперь в самом ходу относительно наших домашних негров"¹⁸"Русскому вестнику" и в "Сыне Отечества".

В декабрьском номере "Современника" за 1860 г. с обзорной статьей "Американские поэты и романисты" выступил М. Л. Михайлов. Он отмечал, что стихи Лонгфелло о рабстве "проникнуты горячим чувством негодования и полны горьких укоризн... стране, которая до сих пор не может смыть с себя черного пятна невольничества". Перевод этих стихов под названием "Стихи о неграх", сделанный самим Михайловым, вышел в мартовской книжке журнала за 1861 г. Там же была напечатана статья В. А. Обручева "Невольничество в Северной Америке". Очевидно, эти публикации в той самой книжке "Современника", в которой печатался царский указ от 19 февраля 1861 г. об отмене крепостного права в России, были не случайны.

Редакция "Современника" использовала любую возможность, чтобы акцентировать внимание просвещенного читателя крепостнической России на проблеме рабства. Полемизируя с работой П. Лаврова "Очерки вопросов практической философии", вышедшей в Санкт-Петербурге в 1860 г., Н. Г. Чернышевский в статье "Антропологический принцип в философии" подчеркивал, что не пуританское наследие — главный тормоз развития демократии в Америке. "Если уж говорить об общественном деспотизме в Соединенных Штатах, то следовало бы указать не на эту ничтожную черту отживающей старины, а на другое явление, которым производятся теперь такие сильные смуты в Соединенных Штатах, в той части их, которая сохранила невольничество. Общественное мнение, находясь под владычеством плантаторов, не допускает ни одного слова, похожего на аболиционизм; люди, говорящие против невольничества, подвергаются грабежу, изгнанию и уголовным наказаниям"¹⁹"ничтожной чертой отживающей старины", Чернышевский показал себя недостаточно дальнозорким аналитиком. Но в отношении определения первостепенных, фундаментальных общественных задач, требующих незамедлительного решения, он шел в ногу с передовыми мыслителями Европы и Америки и, конечно же, с аболиционистами. Это отразилось на его характеристике политической ситуации в США. "... Разница между Неаполем и Швейцариею не так велика, как разница между северною и южною половинами Соединенных Штатов. Северные (свободные) штаты только в последнее время стали сознавать, что до сих пор сохраняли над Союзом преобладание аристократы южных (невольничьих) штатов, и коренной смысл нынешней борьбы между аболиционистами и плантаторами заключается в том, что демократия, господствующая в северных штатах, хочет вырвать политическую власть над Союзом из рук аристократов" (19; с. 228).

"Современника", рецензируя переведенные с английского "Политико-экономические письма к президенту Американских Соединенных Штатов" Г. К. Кэре. Почти полностью цитируя рецензируемые письма, он подчеркивает упреки их автора в адрес президента, сохраняющего рабство, разъясняя русскому читателю, гражданину крепостнической России, механизм губительного действия рабства.

Через несколько десятилетий Л. Н. Толстой в беседе с английским переводчиком его произведений Эйлмером Модом говорил о связи литературы с общественной жизнью: "Великая литература рождается тогда, когда пробуждается высокое нравственное чувство". Такое чувство в Соединенных Штатах, по мнению Толстого, рождала борьба за освобождение негров. Среди великих писателей эпохи он называет Г. Бичер-Стоу, Торо, Эмерсона, Лоуэлла, Уиттьера, Лонгфелло, Гаррисона, Паркера²⁰. Через год (1901) в предисловии к переводу романа фон Поленца "Крестьянин" Толстой называет. Эмерсона, Торо, Уиттьера "великой плеядой"²¹, а в 1906 г. относит этих авторов кдчшим тсателям Америки.

"Я почувствовал, — пишет Толстой 21 июня 1900 г., — что если бы мне пришлось обратиться к американскому народу, то я постарался бы выразить ему мою благодарность за ту большую помощь, которую я получил от его писателей, процветающих в пятидесятых годах. Я бы упомянул Гаррисона, Паркера, Баллу и Торо, не как самых великих, но как тех, которые, я думаю, особенно повлияли на меня"²². Особенно высоко Толстой оценил работу Торо "О гражданском неповиновении", которую горячо рекомендовал своим ближним, переводчикам и широкому кругу читателей.

Интерес к аболиционистам в эту эпоху проявляет не только Толстой. Появляются статьи и монографические работы о наиболее выдающихся американских аболиционистах, написанные Н. Стороженко, И. Горбуновым-Посадовым, Г. Симоненко²³.

Аболиционистское движение действительно определило важный этап в развитии американского общества и его социальной истории и несомненно сыграло очень значительную роль в отмене рабства, которая открыла дальнейший путь Америке как демократической стране. В то же время аболиционизм был феноменом общественного сознания, повлиявшим на формировании американской культуры, образ мышления, самоощущение и самоосмысление американцев. Явившись активной реакцией американского общества на факт угнететия личности, лишения ее свободы и данных ей природой прав, антирабовладельческое движение оказало заметное воздействие на литературу США 30—60-х годов. Введя в литературу новый пласт реальности, аболиционизм способствовал становлению в ней реалистического начала, освоению реалистических принципов, утверждение которых стало делом следующего писательского поколения.

2 The Heath Anthology of American Literature. Lexington, Mass., 1990, p. 1190.

3 Documents of Upheaval Selections from W. L. Garrison's Liberator. 1831 — 1865. N. Y., 1966, p. XVII.

& L., 1965 (1905).

5 Цит. по: Chapman J. J. William Lloyd Garrison. N. Y., 1974, p. 57.

7 American Press Opinion. Washington to Coolidge. A Documentary Record of Editorial Leadership and Criticism. 1785-1927. Ed. by A. Nevins. Kenni-cat Press, Port Washington, N. Y., v. I, 1969 (1926), p. 211.

9 Emerson R. W., Complete Works, v. 6, p. 41.

10 Thoreau H. D. The Writings. 20 vols. Boston, N. Y., 1906, v. VII, pp. 362-363.

13 Торо Т. Д. Дневники 1837-1859. // Сделать прекрасным наш день, с. 225.

14 The Anti-Slavery Papers of J. R. Lowell. N. Y., 1969, v. I, p. 22.

15 Bentley, Nancy. White Slaves: the Mulatto Hero in Antibellum Fiction. // American Literature, v. 65, 1993 Sept.; Burham M. Loopholes of Resistances. Harriet Jacobs' Slave Narrative and the Critique of Agency in Fou-gault. // Arizona Quarterly, v. 49, 1993, № 2, Summer.

17 Либман В. А. Американская литература в русских переводах и критике. Библиография 1776-1975. М., 1977.

18 Некрасов Н. А. Поли. собр. соч. в 12-ти тт. М., 1948-1953, т. 10, с. 375.

19 Чернышевский Н. Г. Антропологический принцип в философии. // Поли. собр. соч. в 15-ти тт. М., 1950, т. VII, с. 228.

ЛИТЕРАТУРА И ДВИЖЕНИЕ ПРОТИВ РАБСТВА 345

22 Толстой Л. Н. Поли. собр. соч., т. 72, с. 397. Подробнее об этом см. Гудзий Н. К. Лев Толстой и Торо. // Русско-европейские литературные связи. М. — Л., 1966; Осипова Э. Ф. Г. Д. Торо. Очерк творчества. ЛГУ, 1985; Николюкин А. Н. Взаимосвязи литератур России и США. М., 1987.

—П., 1862; Горбунов-Посадов И. И. Освободители рабов. М., 1910.