ЛИТЕРАТУРА "МЕСТНОГО КОЛОРИТА"
Явление "местного колорита" в литературе США с конца Гражданской войны и примерно до начала XX в. — устоявшееся в американской и зарубежной критике понятие, относящееся к важному для последующего развития литературы эстетическому феномену. Оно ассоциируется с целым рядом авторов, которые не были объединены совместными манифестами или программами, хотя некоторые из них и высказывались по отдельным вопросам, связанным с осмыслением "местного колорита", и осознавали себя частью этой традиции, но отличались широкими расхождениями в литературных вкусах, образцах для подражания и эстетике. И по сей день в критике нет единого мнения по поводу трактовки этого явления. Одни утверждают, что сам термин "местный колорит" бессмыслен, и распределяют авторов, традиционно относимых к нему, по разным другим направлениям и школам. Другие, вслед за Х. Гарлендом, который отнес к "местному колориту" практически любую живую и интересную литературу, передающую верно ощущение определенного места и периода, подчеркнув тем самым несводимость термина лишь к исследованию живописного окружения и атмосферы1, трактуют это понятие предельно широко.
Как любое художественное явление, литература "местного колорита", конечно же, возникла не на пустом месте: ее формированию и развитию способствовал целый ряд явлений и в европейской, и в американской традиции, как и некоторые выходящие за рамки литературы обстоятельства. Поначалу термин "местный колорит" использовался лишь применительно к живописи в значении колорита, являющегося естественным для каждого предмета или части картины, независимо от общей колористической гаммы распределения света и тени. Однако затем он был перенесен и на литературное творчество, и, как это часто случается, при этом, изменилось и расширилось его значение, превратившись в изображение в живых деталях характерных черт определенного периода или страны (например, манер, костюма, окружения, и т. д.) для создания эффекта подлинности. В Америке последних десятилетий XIX в. большой популярностью пользовался и живописный пейзаж, отличавшийся детальным и колоритным воссозданием предмета, связанный с традицией Франсуа Милле (1814-1875) и голландской школы живописи, что несомненно повлияло, как и в других видах искусства, на развитие "местного колорита" и в литературе.
"местного колорита" уже так широко распространилось в американской литературе, что игнорировать его было нельзя, а сам термин использовался в таких разных порой противоречивых значениях, что определить его истинный смысл было очень сложно, один из теоретиков и практиков "местного колорита", южный писатель Дж. Л. Аллен, попытался вновь свести его значение к первоначальному, связанному с живописью понятию колорита в буквальном смысле. Аллен сравнивал писателя с художником, изображающим прежде всего красочное окружение и атмосферу; человеческая жизнь, характеры, сюжет, мотивации поведения как бы отодвигаются при этом на задний план, вплоть до восприятия человеческой жизни как части природы. Центром в подобной эстетике, по мнению Аллена, становилось изображение всего, чем "окрашивается, освещается или затемняется человеческая жизнь в определенном месте"2. Аллен намеренно использовал в своем определении терминологию живописи — "светотень", "колорит", предлагая трактовать их в буквальном смысле и в литературе.
Наряду с этим в понятие "местного колорита" применительно к литературе и, в частности, к американской литературе интересующего нас периода был привнесен еще один элемент. Это — осознаваемый авторами и критиками поиск нового, необычного, странного и доселе не виданного, которое авторы находили в удаленных, почти не связанных с внешним миром, выпавших из времени уголках своей страны.
Современные определения явления "местного колорита", или областничества3, характерным образом все больше концентрируются на том, что главным в нем была интерпретация типично американского "топоса", ландшафта, а не открытие неких универсальных истин и общих законов, по которым развивается человечество. Понятие "топоса" здесь должно трактоваться предельно широко, в его связи с характерами и сюжетом. При этом любые средства, с помощью которых авторы достигали своей цели — изображения и выражения особого духа и колорита того региона, к которому обращались, независимо от того, были ли они романтическими или реалистическими, натуралистическими, импрессионистическими или символистскими в своей основе, — вряд ли могут выступать в качестве основного критерия оценки наследия писателей "местного колорита". Акцент на "топосе" в этом смысле важен и потому, что зачастую происходило переосмысление этой категории по сравнению с предшествующим периодом "Американского Ренессанса", когда в творчестве романтиков реальные, вещные детали наполнялись нередко усложненной символикой и аллегоризмом, вплоть до создания целиком условной атмосферы. В произведениях писателей "местного колорита" "топос" часто становился самоценным, а символика и аллегоризм, за немногими исключениями, заметно обеднялись.
"местного колорита" с французским "la couleur locale", нашедшим выражение в творчестве различных авторов первой половины XIX в. (Т. Готье, П. Мериме, Ж. де Нерваль). Впрочем, наполнение этого понятия менялось в зависимости от общей эстетики и художественного языка, варьируясь от романтического культа Востока — ориентализма и экзотизма (в Америке подобный путь изберет несколько позднее Лафкадио Херн) - через руссоистскую идею противопоставления природы и цивилизации с культом естественного природного начала вплоть до позитивистских, почти документальных методов французского натурализма. В определенной мере, сходную эволюцию можно проследить и в американской литературе "местного колорита". Причем, вступая на эту стезю несколько позже, чем европейская литература, она не могла не принимать во внимание тот опыт, который уже состоялся.
Однако, естественно, были и свои особенности, тем более существенные, что в Америке эта школа сыграла более важную роль, чем в Европе. Разнообразие климатических и географических условий США неизменно привлекало внимание восторженных путешественников и в более ранний период и создало знаменитую литературу путешествий, как бы предшествовавшую возникновению "местного колорита". Интерес к ней проявился с новой силой в последней трети XIX в., когда страна столкнулась с проблемой массового переселения и иммиграции, что нашло выражение в творчестве так называемых писателей-натуралистов 80—90-х годов XIX в. Пионеры Запада, а затем и жители новых регионов также внесли важный вклад в становление и развитие областнической литературы, открыв новые, доселе неизвестные уголки родной страны.
Еще в 1845 г. южанин У. Г. Симмс писал о необходимости обращения американских авторов к родной земле и природе, из которой, по его мнению, и нужно черпать материал и вдохновение для своих произведений: "Американские писатели <...> думают согласно европейским моделям, находят стимул творчества в европейских книгах, формируют себя согласно европейским вкусам и ищут, в основном, похвалы европейской критики. Это денационализирует американскую мысль и заключает национальное сердце в плен, отдавая его на милость иностранца... Сердце должно быть выплавлено так, чтобы оно пристально вглядывалось в наши леса, потоки, непроходимые чащи, глубокие болота, огромные, неизмеримые горы, наши полноводные и бурные реки"4. По прошествии нескольких десятилетий этот пафос создания подлинно национальной литературы, независимой от европейских влияний, а на Западе Америки и от Восточного, ново-английского культурного диктата, в большой мере сохранялся и нашел также выражение в творчестве многих писателей "местного колорита".
Говоря о тех типично американских обстоятельствах, котооые сформировали и подготовили школу "местного колорита", следует обратиться к внелитературным моментам, поскольку они объясняют основополагающий комплекс идей и стремлений, характерных для Америки после Гражданской войны и нашедших естественное и закономерное выражение, в частности, и в явлении "местного колорита". "После войны, сохранившей Союз, казалось, что на литературу была возложена миссия изобразить все регионы воссозданной страны друг для друга и, представив межрасовые взаимоотношения... обеспечить понимание, которое сделало бы возможным более идеальный Союз, о чем и мечтали основатели Республики. На первый взгляд, кажется парадоксом, что акцент на местном колорите должен вести к солидарности, но для тех, кто понимает, что сила Союза зависит от свободы каждого региона управлять собственными местными делами, в этом нет парадокса"5. "местного колорита".
Патриотический дух, сознание необходимости открывать и описывать все новые и новые регионы для остальной страны, попытка прийти к пониманию единства через "великое разнообразие", вновь привлекшее к себе внимание после войны, которая изменила состав и распределение населения, роль сельской и урбанистической Америки и так далее, — все это лежало в основе того импульса, что породил явление "местного колорита" в более широком, общественном и политическом смысле, дал ему, так сказать, санкцию на существование. Само понятие Союза, Америки как нации, казалось утвержденным и существующим. Но даже не слишком внимательный наблюдатель не мог пройти мимо тончайших культурных различий, характерных не только для крупных регионов, но и чуть ли не для каждой отдельной местности. Это порождало противоречивый комплекс: с одной стороны, необходимость достижения культурной однородности, хотя бы в будущем, с другой — попытки интерпретировать эти особенности для остальных. Ведь было ясно, что сохранившись на некоторое время, они в будущем неизбежно исчезнут в силу активизировавшегося после войны процесса унификации, рука об руку идущего с прогрессом, развитием индустриализма, что привело, как и сама война, к смене интеллектуального и экономического лидерства регионов. Одним из способов осмысления этих явлений в культуре Америки стала областническая литература, обратившаяся к интерпретации местного характера, географических и лингвистических особенностей, флоры и фауны.
Таким образом, интерес различных регионов друг к другу подкреплялся и возросшим вниманием, которое каждый регион стал уделять собственному региональному мифу6. В послевоенные годы он в большей мере, чем раньше, выступал в качестве коллективного средства ухода от исторической действительности, все чаще и чаще приносившей разочарование. Уход этот был, главным образом, в прошлое, прочь от неутешительного настоящего, от быстро обернувшегося негативными сторонами прогресса, индустрии, продажной политики — прочь от "позолоченного века", от усредненного человека, живущего, говоря словами Эмерсона, в "эру омнибуса и третьего лица множественного числа"7. При этом зачастую происходило переосмысление некоторых идеалов, на время утративших свою привлекательность для американских умов, а теперь вновь возрождавшихся в коллективном сознании (например, джефферсоновский идеал аграрной нации).
— в Новой Англии; порой за недостатком собственного национального прошлого и героической традиции американцы обращались к европейской культуре — отсюда известная мода этого периода на средневековые рыцарские и монашеские ордена, особенно распространенная опять-таки в Новой Англии и на Юге. В этих "старых" регионах "традиция" или миф уже достигли такой ступени развития, что с успехом заменяли историю.
Переворот в науке и философии, связанный, в частности, с дарвинизмом и позитивизмом, в свою очередь способствовал росту неуверенности в будущем, пошатнув незыблемость человеческих представлений и поставив под сомнение в том числе и американский оптимизм. Да и сам идеал фронтира также закономерно уводил в спасительный миф, к переосмыслению примитивистской мечты. В этом смысле литература была лучшим и самым доступным видом ухода в прошлое, в вымышленную согласно определенным представлениям реальность. Во многом этим глубинным импульсом можно объяснить появление произведений "местного колорита" в этот период — практически все писатели-областники были вынуждены так или иначе трактовать миф, защищая, отрицая, порой пародируя, но ни в коем случае не игнорируя его.
Если говорить об американских литературных истоках, подготовивших явление "местного колорита", то, вероятно, прежде всего следует назвать юмор фронтира, процветавший еще задолго до Гражданской войны. Он был в большой мере связан с газетной журналистикой и с низовой культурой, главным образом устной, -с так называемой, "сублитературой", которая противостояла по определению господствовавшей утонченной традиции и была представлена преимущественно авторами, которые ощущали себя не профессиональными писателями, а скорее именно журналистами или репортерами. Их отличал достаточно поверхностный интерес к удаленным уголкам Америки и их жителям, героям своеобразных физиологических очерков и анекдотов. Подобные авторы ограничивались простым перечислением занимательных черт, нередко их гиперболизируя в бурлескных формах. Это было своего рода накопление материала, в меньшей степени - эстетики и художественных приемов, языка будущей литературы "местного колорита». Очерк, пользовавшийся большой популярностью у читательской аудитории, сохранился, хотя и в переосмысленном виде в творчестве писателей "местного колорита". В особенности это касается сказового начала, связанного с устной традицией, первых примеров использования диалекта и разговорной речи, — сохраненные в письменном повествовании, они придавали ему некое новое качество, не характерное еще для художественной литературы этого времени, где доминировала книжная традиция (сказ получил особое развитие на Юге и Западе). Он включал гротескных персонажей определенного типа, носителей часто лишь одной или нескольких ярких черт, представленных без каких-либо попыток психологического анализа, а так же изображение быта, привычек и уклада жизни этих персонажей. Ранние очерки редко обладали развитым сюжетом, и этот недостаток в значительной мере был унаследован писателями "местного колорита", многие из которых начинали именно как газетные юмористы (это касается прежде всего юго-западных и западных авторов).
Однако у лучших из них традиционный сюжетный элемент был заменен иными принципами организации повествования — разными у разных авторов. Так что постепенно очерк сменился новой жанровой формой, сочетавшей в себе достижения романтической традиции, прежде всего Н. Готорна и В. Ирвинга с фольклорной формой юмористики фронтира. Последняя не обладала другим важным качеством, которое и отличает в основном произведения "местного колорита" от этой ранней, предшествующей им формы. Это прежде всего связь с местом, окружением и атмосферой, понимаемыми в лучших областнических произведениях предельно широко.
Хотя принято считать, что литература "местного колорита" началась с публикации в калифорнийском журнале "Оверленд мансли" рассказа Б. Гарта "Счастье Ревущего стана" в 1868 г., несомненно, у него были и предшественники не только среди юмористов фронтира, но и собственно писателей-областников, и прежде всего в Новой Англии, наиболее развитом до войны регионе, как впрочем и на Юге. Поколение писателей-областников 70-х годов XIX в., начавшее писать еще до войны, обладало особой, переходной поэтикой, порой еще не вполне сложившейся. В этот период влияние Брета Гарта было очень велико, и хотя он не создал никакой теоретической базы для нового направления — это было сделано немного позднее, в частности, в выступлениях писателя со Среднего Запада Э. Эгглстона, который ратовал за создание регионального романа, призванного стать для Америки национальным, — сами рассказы Гарта легко подсказывали тот нехитрый набор приемов, а часто и клише, которые быстро стали расхожими среди областников. "Всего лишь приправа новизны", некий "элемент необычного, добавленный к общей картине, с помощью чрезмерно красочных персонажей и сцен, до сих пор не известных читателю"8
В определенной мере правомерно говорить и о хронологической эволюции школы "местного колорита". Это выразилось главным образом, во все большем отходе от образцов прошлого, от влияния Диккенса и Ирвинга, которым отмечено творчество Гарта, Эгглстона, Пейджа, и соответственно, в создании своей стилистики и даже поэтики, очень индивидуальной у разных писателей. Их общность проявлялась, в частности, в преодолении сентиментальности, в растущей объективности повествования, во все более умелом обращении с диалектом, часто — в попытках осмысления настоящего в творчестве группы писателей "местного колорита", связанной с зарождением натурализма в американской литературе (М. Уилкинс-Фримен, Х. Гарленд). Можно даже сказать, что достоверность, пусть понимаемая нередко достаточно буквалистски, прежде всего в отношении бытовой детали, диалектной и безграмотной речи, стала своего рода стилевым элементом, общим для всех областников. Порой к достоверному, фотографически точному воссозданию окружения добавлялись и такие элементы, как попытка связать толкуемое широко окружение с поведением и эволюцией героя. Это было свойственно в большей мере областникам, увлеченным идеями детерминизма.
В основном "местный колорит" развивался в жанре рассказа или новеллы, хотя существовала и прекрасная областническая пейзажная лирика, представленная творчеством Сидни Лэнира, Дж. Г. Уиттьера, Х. Миллера, раннего Брета Гарта. Нельзя обойти вниманием и романы "местного колорита". Они, однако, по общему мнению, удавались писателям меньше в силу самой природы областничества, если только не выходили за рамки последнего, подчиняясь более широким художественным задачам. В целом же эстетика "местного колорита", уделявшая повышенное внимание описаниям места, окружению, пейзажу, с характерным для областничества тяготением к детали, свойственный ей минималистский подход, как назвали бы его сегодня, склонность не к универсальным обобщениям, а к частному, единичному, как и сосредоточенность на каком-либо ограниченном, отъединенном месте и определенном типе героев — все это делало рассказ более приемлемым жанром, нежели роман. Гораздо более плодотворной формой в этом смысле, вероятно, следует считать зародыш романа в новеллах, объединенных, в отличие от обычного романа, не общим сюжетом, а часто лишь местом действия или кочующими из одного рассказа в другой героями. Как известно, эта форма стала популярна в американской прозе уже в XX в., но начала развиваться в творчестве некоторых ведущих писателей "местного колорита" еще в последней трети XIX в. (С. О. Джуитт, Г. Кинг).
Альберт Бирстадт. "В горах". 1867 г.
"местного колорита" в основном были написаны в жанре рассказа, причем этот жанр в своем дальнейшем развитии использовался как арена для разного рода экспериментов, вплоть до создания особого рассказа или новеллы, в которых не сюжет или характеры, а атмосфера и окружение играли главную роль. Значительное переосмысление в творчестве областников получили и такие жанровые формы, как эссе, очерк, порой рождавшие своеобразные гибриды с сюжетными формами. Особенно характерно это было для поздних произведений С. О. Джу-итт, Дж. Аллена, М. Уилкинс-Фримен. За неполных четыре десятилетия существования литературы "местного колорита" в американских журналах были опубликованы тысячи рассказов — именно журнальное существование отличало эту литературу довольно долгое время и лишь уже в зените ее развития стали пользоваться успехом и сборники рассказов, ранее считавшиеся неким побочным продуктом, а теперь невиданным образом затмившие по популярности романы. К 1900 г. вышло более 150 томов рассказов "местного колорита".
", главный редактор которого У. Д. Хоуэллс почти в каждом номере публиковал рецензии на произведения "местных колористов", в значительной мере поддерживая их творчество, "Харперс уикли" и "Харперс мансли", к которым присоединились в конце 60-х — начале 70-х годов "Гэлекси", "Оверленд мансли", "Эплтонс джорнел" и "Скрибнерс". Однако такое существование литературы "местного колорита" — почти исключительно внутри массовой культуры — приводило и к некоторым досадным обстоятельствам. В частности, следствием было неумеренное использование "хэппи эндов", необходимого условия тогдашнего литературного канона, часто искусственно пристегиваемых к трагическим по сути рассказам и романам, и сенсационные, поглощающие внимание читателя любовные сюжеты. Впрочем, последнее обстоятельство было не повсеместным, и среди областников были и те, кто вообще игнорировал любовную тематику, как, например, Сара Орн Джуитт или Дж. Ч. Харрис. Кроме того, утвержденный самими областниками и прежде всего Гартом и его последователями в качестве нормы принцип идеализации как способ восприятия материала, при котором странное представлялось живописным, примитивное — романтически дикарским, тиражировался в журналах, заставляя писателей повторять вновь и вновь одни и те же сюжеты, воспроизводить без конца стереотипных героев. Здесь тоже были свои исключения, такие фигуры, как М. Уилкинс-Фримен, Э. Хоу, у которых подлинно трагический эффект создавался часто именно благодаря отходу от канона "местного колорита" и попыткам представить примитивное как грязное и жалкое, странность — как невротическое убожество и душевную болезнь.
Американский исследователь Ф. Патти, одним из первых обратившийся к наследию писателей "местного колорита", и вовсе предлагает рассматривать деятельность областников через призму жанра рассказа, называя эрой рассказа время с 1865 по 1914 г. и утверждая, что в творчестве этих авторов была создана его новая разновидность. Для Патти это "импрессионистическая история или даже зарисовка, вначале достаточно бесформенная, назидательная и эссеистичная, с доминирующим фоном, затем — все более и более искусная в художественном отношении", ставшая в конце произведением с "определенной и локализованной реальностью, оставляющей читателю ощущение действительности и правдивого отображения человеческой жизни" (8; р. 367). С последним утверждением трудно согласиться, поскольку многие из писателей "местного колорита" вовсе не стремились к правдивому изображению действительности, а наоборот, старались уйти от нее в экзотическое, странное, часто гротескное или же в идеал, миф, мечту о прекрасном и никогда не существовавшем прошлом.
В этом смысле представляется важной дискуссия по поводу отношения литературы "местного колорита" к романтизму, реализму, позднее, натурализму, которая возникла еще в годы написания большинства областнических произведений и не затихает в критике и по сей день. Чаще всего встречается точка зрения, согласно которой "местный колорит" был своеобразным переходным явлением от романтизма к реализму или играл роль реализма, не достаточно развитого в американской литературе XIX в. Нередко исследователи стараются отнести "местный колорит" к романтизму или реализму по преимуществу, порой отождествляя областничество с последним как его низшую или типично американскую форму. При этом в одну обойму попадают совершенно разные писатели с разным художественным миром и языком. Так, еще в 1892 г писатель и критик Я. Бойесен писал о развитии реалистического искусства в Америке в форме "местного колорита": "Ничто не могло бы свидетельствовать лучше в пользу того факта, что мы переросли романтизм, чем почти одновременное и одинаковое желание наших авторов отобразить широко различающиеся фазы нашей американской цивилизации. Теперь едва ли осталась дюжина неизвестных штатов, в которых не было бы своего местного романиста"9. У Бойесена не возникало и сомнений по поводу связи "местного колорита" с реализмом.
В том же году, однако, в "Нэйшн" было опубликовано совсем иное мнение о "местном колорите", кстати, более типичное для того времени. Его неизвестный сегодня автор, пренебрежительно трактовавший это эстетическое явление, утверждал, что американская литература оставила глобальное и широкое ради ограниченного и узкого. И вместо национального романа возникло большое количество быстро растущих серий региональных романов или даже не романов, а "местных историй, рассказов о соседях, ограниченных задним двором автора" (9; р. 167). Для многих критиков "местный колорит" был "сошедшим с ума реализмом", утрировавшим скрупулезно воссозданные мельчайшие детали. А в 1897 г. У. Б. Чизлхом в журнале "Критик" прямо говорил о переходном, с его точки зрения, характере "местного колорита" и его постоянной опасности устареть: "Как и интернациональный роман, диалектные рассказы не могут быть окончательным типом, но лишь ступенью для будущего развития, отображая определенный этап в жизни и поведении людей, которые исчезают на глазах" (9; р. 167). Здесь видны уже в зародыше все те сомнения и противоречия, которые сопровождали явление "местного колорита" в течение многих десятилетий. Верно уловив переходность и незавершенность этой формы, критики порой ошибочно пытались свести ее роль лишь к смене романтической модели на реалистическую. Кроме того сами понятия романтизма и особенно реализма толковались ими по-разному, и эта расплывчатость категорий также затрудняла понимание толкуемого ими явления.
"местного колорита" как некий переход от романтизма к реализму и заявлял, что цель создания национальной литературы, которую ставили перед собой областники, так и не была достигнута. Он порицал типичную для "местного колорита" опору на прошлое, расценивая ее как отказ реагировать на силы экономического детерминизма.10
Такое суждение игнорирует самое природу подобной литературы, которую сегодня исследователи часто называют "литературой памяти", воссоздающей противоречивое ощущение неизбежного упадка, конца и одновременно — вневременного, вечного существования. Отношения со временем и историей у областников принципиально иные, нежели определяет их Хикс. И не случайно, когда на рубеже XIX-XX веков мода на "местный колорит" заметно пошла на убыль, уступив место моде на исторические романы, многие авторы-областники обратились к этому жанру, генетически связанному с явлением "местного колорита", и внесли в него тот же художественный язык и поэтику, которые отличали их ранее. Они сместили центр своих исторических повествований, перейдя от изображения великих личностей, глобальных событий, осмысляемых предельно широко и философски, к картине изменяющегося повседневного существования обычных людей, вынужденных подчиняться неумолимому движению времени, к изменившемуся укладу жизни, в изображении которой заметно упорное стремление сохранить реликты прошлого.
Действительно, с одной стороны, литература "местного колорита" явно шла по стопам романтического в своей основе интереса к странному, экзотическому, удаленному, живописному, неизвестному. С другой — ее явная тяга к непосредственным, сиюминутным и тщательно выписанным "аутентичным" деталям, призванным создать впечатление подлинности и достоверности, изображение типического и знакомого несут, казалось бы, связь с тем, что принято называть реалистическими решениями. Однако обе эти тенденции успешно сосуществуют в творчестве писателей "местного колорита". Вероятно, правильнее было бы определять это явление не через понятия романтизма, реализма, а позднее — в последние годы XIX в. — и натурализма, а через те особенности, которые отличают именно направление "местного колорита" как самостоятельное эстетическое явление, хотя и могут быть связаны с теми или иными чертами, свойственными вышеназванным течениям. Можно сказать, что на первый план в областничестве выходили открытие и интерпретация определенных места и времени, что оказывалось важнее, чем полный уход от реальности или верность некоему универсальному закону или абстрактной истине. Почти всех "местных колористов" интересовали пейзаж, ландшафт, "топос" как таковой, атмосфера как способ восприятия топоса, что часто порождало главенство последнего в художественной системе. В способах достижения этой цели писатели следовали разным эстетическим принципам, прибегая к разным приемам, что и связывало их в той или иной мере с романтическим, реалистическим или с натуралистическим видением мира.
В 1899 г. вышел известный в свое время и пользовавшийся популярностью роман Э. Н. Уэсткотта "Дэвид Харум" (David Harum), одно из прощальных произведений областничества. Знаменательно, что в зрелый период развития литературы "местного колорита" писатели уже осознавали себя частью более широкой традиции, являющейся, как известно, ключевым феноменом в развитии всей американской литературы. В предисловии к автор отмечает, в частности, что "регионализм - это порождение гибридизации американского общества, основанной на его необычайном этническом смешении. Разнообразие человеческих типов, разнообразие окружающей среды от Флориды до Аляски имеет результатом галерею прекрасных жанровых картинок, которые сегодня являются нашими наивысшими достижениями в искусстве литературы"11. Уэсткотт подкреплял эту мысль внушительным списком регионалистов, доказывающим, что в каждом небольшом регионе существовал собственный художник и историк, избравший его в качестве материала своего творчества.
"местного колорита", поставить его в контекст более общих явлений американской культуры, в частности, регионализма, включающего на определенном этапе и сравнительно короткое господство "местного колорита", но содержащего и целый ряд иных явлений. Введение региональной перспективы в осмысление "местного колорита" способно вывести его исследователей из тупика, в который их неизбежно ставят попытки связать романтизм и реализм посредством "местного колорита". Наиболее адекватным в восприятии и интерпретации литературы "местного колорита" является, по-видимому, региональный подход, основанный на признании регионализма в области сознания, то есть регионального характера, а также особой логики литературного "места", связанного с тем или иным географическим регионом США. Оба допущения очевидно связаны напрямую с идеологией и эстетикой явления "местного колорита" и потому наиболее приемлемы в ее исследовании.
Даже на самом поверхностном уровне заметно, что среди "местных колористов", принадлежащих к одному региону, существует больше сходства в точке зрения, если и не в технике, нежели среди авторов разных регионов. Причем межрегиональные сходства также обуславливаются объективным, исторически сложившимся сходством, свойственным самим регионам. По мере того как явление "местного колорита" набирало силу, на первый план выходил то один, то другой регион. В достаточно обобщенном виде можно говорить о первенстве Дальнего Запада в 70-х годах XIX в., о царстве южного областничества в 80-х годах, о главенстве ново-английских авторов в 90-х годах и, наконец, о короткой фазе господства средне-западного варианта литературы "местного колорита", в большой мере связанного с развитием натурализма, в самом конце 90-х годов XIX в.
К 1900 г. в журналах еще продолжали публиковаться уже привычные и поднадоевшие рассказы "местного колорита", но на подходе была иная литература, унаследовавшая от областничества его лучшие достижения, как и весь комплекс неразрешенных проблем и противоречий, лишь углублявшихся с годами. Уже в XX в. в журнале американского фольклориста Б. А. Боткина нередко освещались вопросы, связанные с осмыслением регионального сознания. Боткин, в частности, считал, что региональные различия существуют для того, чтобы "культивироваться художником не ради особого блеска живописности или странности, но как средство к созданию социального портрета и выражению обладающей корнями индивидуальности"12. В этом определении присутствует в скрытом виде вся та полемика вокруг "местного колорита", которая развернулась еще в конце XIX в. и не исчезла, как видно, даже в те времена, когда само явление перестало существовать, дав жизнь иным, хотя и генетически связанным с ним через регионализм эстетическим феноменам.
областники, была гораздо более разнообразной, часто глубоко "провинциальной", и сами эти различия, вдруг привлекшие всеобщее внимание, были некоторое время как бы самодостаточны, потому что создавали необходимый эффект новизны, способной заинтересовать читателя. Правда, он быстро сошел на нет, и тогда именно типичное, обыденное, а не странное и экзотическое вышло на первый план. К этому — общему для всех регионов — моменту добавлялись и некоторые специфические особенности. Если Юг и Новая Англия, "старые" регионы, обладали уже культурной традицией, прошлым, столь важным для любой региональной литературы, поскольку она и занимается главным образом воспроизведением прошлого, то о существовании таковой на Западе говорить не приходилось. Требовалось время, необходимая дистанция, посредством которых могло успешнее пройти обретение и освоение традиции. В этом смысле литература "местного колорита" появилась здесь как бы слишком рано, но в лучших своих проявлениях начала процесс осмысления традиции и ее литературного использования.
13. Не случайно там, где речь шла о "старых" регионах, большинство писателей было частью традиции и писало "в традиции" (исключение составляли такие фигуры, как, например, К. Ф. Вулсон, чей подчеркнуто отстраненный, выключенный из традиции взгляд аутсайдера придавал ее произведениям особые качества). Если же говорить о Западе, то здесь все писатели были в более или менее равных условиях — будучи "туристами", пришельцами, пионерами, далеко не все из них становились по прошествии лет тут своими. Им всем в какой-то мере был свойствен объективно-отстраненный взгляд людей, рассматривавших диковину, и требовался недюжинный талант, чтобы перерасти рамки искусственности, чрезмерного приукрашивания и самодовлеющей атмосферы, характерные для писателей "местного колорита", и добиться цельности и поэтической тонкости ненавязчивых описаний, подлинности характеров. Это в основном отличало тех авторов, которые, по словам Тейта, писали в традиции, а не о ней.
К концу 90-х годов XIX в., несмотря на недавние пророчества Х. Гарленда, предсказывавшего в "Крушении кумиров" веритистское будущее "местного колорита", влияние областничества заметно уменьшилось. Однако многие достижения и открытия писателей-областников были использованы в литературе XX в., причем ряд важных элементов, таких, как доведенная до виртуозности красочность описаний, оказался поглощенным, ассимилированным последующей литературой, превратившись в органическое использование фона, атмосферы, постепенно переосмысляемых в соответствии с развитием понятия литературной традиции.
1 Garland H. Crumbling Idols. Chicago, 1894, pp. 57-78.
3 В настоящее время встречаются и более широкие толкования термина "областничество", освобождающие его от конкретно-исторического наполнения. Зачастую термин употребляется и в отношении писателей XX в., причем, нередко в уничижительном смысле. То же можно сказать и о термине "местный колорит", претерпевшем с 20-х годов XIX в., когда он был впервые предложен французскими романтиками, существенные изменения, так что сегодня его нередко применяют в отношении произведений, "поверхностно эксплуатирующих сентиментальные и комические стороны жизни в определенном месте" {Abrams M. H. A Glossary of Literary Terms. N. Y., 1988, p. 97). Провести грань, отделяющую одно понятие от другого, учитывая это новое расширительное толкование, сложно, кроме того, и в силу существования обобщающего понятия региональной литературы, включающей как частные случаи и областнические произведения, и творения "местных колористрв". В главе понятия "местного колорита" и областничества используются как синонимы.
5 Quinn A. H. American Fiction. An Historical and Critical Survey. N. Y., 1936, p. 373.
6 Понятие "мифа" в современной культурологии многозначно. В главе используется не трактовка "мифа" как древнейшего сказания или даже цельной системы духовной культуры, а скорее его трансисторическое понимание, ставшее сегодня классическим благодаря точке зрения Ролана Барта, высказанной им в книге "Мифологии" (1957), где миф понимается как сложная система аргументов, верований, убеждений, которая создается тем или иным обществом с целью поддержания своего чувства "самости" и меняется в зависимости от конкретного наполнения, являясь скорее процессом, нежели продуктом культурной деятельности. См.: Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., Прогресс, 1989, с. 72-73, 94, 110-111.
9 Цит. по: Perosa S. American Theories of the Novel, 1793-1903. N. Y., 1983, p. 167.
11 Westcott E. N. David Haruni. N. Y., 1899, Preface
13 Tate A. Regionalism in American Fiction // English Journal. XXI, 1932, February. s
* При повторных отсылках к цитируемому изданию указание номера страницы и соответствующего тома дается в тексте в скобках вслед за цитатой.