ГАРОЛЬД ФРЕДЕРИК
Гарольд Фредерик принадлежал к многочисленной группе писателей-журналистов последней четверти XIX в. Его творческая судьба была не слишком счастливой, хотя и довольно типичной для своего времени. Подобно Стивену Крейну и Фрэнку Норрису, Теодору Драйзеру и Амброзу Бирсу, Эдварду Эгглстону и Э. У. Хоу, Фредерик сочетал журналистику с писательством. Порой эти два начала вступали в конфликт в его творчестве, создавая препятствия для успешной эволюции как в той, так и в другой области. Вскоре после его довольно ранней смерти, писатель был практически забыт почти на полстолетия, хотя никто из его современников не мог и предположить, что известного журналиста, европейского корреспондента "Нью-Йорк таймс", завсегдатая элитарных лондонских клубов, знакомого с Генри Джеймсом и Бернардом Шоу, Джозефом Конрадом и Фордом Мэдоксом Фордом, одного из немногих американских авторов, которых признавали и читали в Лондоне, постигнет такая участь. Лишь в середине 60-х годов XX в. имя Фредерика стало все чаще появляться на страницах литературоведческих изданий, диссертаций, историй американской литературы, и постепенно не только его самый известный роман "Проклятье Терона Уэра", но и целый ряд других произведений, заняли подобающее место в американской прозе конца XIX в. Вероятно, создалась необходимая вре-меннйя дистанция, благодаря которой творческое наследие Фредерика, обращенное к будущему, может быть, даже в большей мере, нежели к настоящему, стало восприниматься как органичный элемент в противоречивой американской культурной ситуации 90-х годов XIX в., которые называли "зловонными" и "веселыми","бульварными" и "романтическими", "эрой моды-однодневки" и "веком доверия".
Несмотря на короткий творческий путь, Фредерик успел написать около десяти романов, множество рассказов, в том числе и для детей, несколько публицистических книг, наиболее известные из которых — серия очерков о немецком кайзере Вильгельме II (The Young Emperor William II of Germany, 1891) и книга о еврейских погромах в России "Новый исход" (The New Exodus, 1892), не говоря уже о принесших ему славу еще при жизни статьях, передовицах, репортажах из разных стран мира. Напряженная журналистская практика, на которую он часто сетовал как на препятствие в писательском труде, сыграла неоднозначную роль в творческом становлении и развитии автора, сильно сказавшись на стилистике, композиции и тематике его первых книг и одновременно сообщив широту взгляда, открытость новым впечатлениям, ощутимое присутствие дыхания эпохи. "Я мечтаю о том дне, когда смогу зарабатывать на жизнь хорошим и честным литературным трудом, как анахорет мечтает о том моменте, когда сменит власяницу на полотняное рубище", — писал Фредерик1.
Творческое наследие Фредерика весьма разнообразно и неоднородно, что затрудняет классификацию его произведений: за сравнительно короткий срок он успел побывать — в интерпретации разных исследователей — и реалистом, и регионалистом, и натуралистом, и автором, пытавшимся возродить исторический роман в американской литературе. Наконец, уже совсем недавно исследователи обратили внимание на его недюжинный комический дар. Нередко критики отрицательно оценивали творческую эволюцию Фредерика от первых реалистических, по их мнению, произведений до последних книг, целиком романтизировавших действительность. На самом деле в художественном мире писателя парадоксальным образом уживались совершенно различные компоненты. И ни одно из его произведений не может быть целиком поставлено в рамки существовавших в его время литературных канонов. Перу писателя принадлежат и исторические романы "В долине" (In the Valley, 1890) и "Возвращение О'Махони" {The Return of the O'Mahony, 1892), и рассказы, посвященные Гражданской войне, вошедшие в сборники "Упрямец" (Copperhead, 1894), "«Марсена» и другие рассказы из военных времен" (Marsena and Other Stories of the Wartime, 1894), стилистика которых близка к натуралистической, трилогия романов о жизни фермеров и обитателей маленьких городов штата Нью-Йорк, объединенных общим мифо-поэтическим пространством и действующими лицами, переходящими из романа в роман (она интерпретируется нередко в русле областнической литературы, рядом с творчеством таких писателей, как Х. Гарленд и Э. У. Хоу). Лучший роман писателя -'Проклятье Терона Уэра" (1896) соседствует в его наследии с сентиментальной мелодрамой "Мартовские зайцы" (March Hares, 1896) и сатирической книгой зарисовок из жизни английской буржуазии "Миссис Альберт Гранди: наблюдения за мещанством (Mrs. Albert Grundy: Observations in Philistia 1896) Два последних романа Фредерика, которые должны были стать первыми книгами задуманной им трилогии из английской жизни совершенно не равноценны в творческом отношении.
и их влияния на человеческую индивидуальность. По сути это была одна из вариаций темы "американского Адама", популярной и по-разному разрабатывавшейся в литературе США последней трети XIX в. Среди самых известных авторов, обращавшихся к этой теме, следует назвать У. Д. Хоуэллса и особенно Г. Джеймса, с которым Фредерика роднил богатый европейский опыт, хотя и совершенно по-иному осознаваемый. Стилистика обоих корифеев американской литературы того времени косвенно повлияла на Фредерика, и его зрелые произведения явились своего рода сплавом наиболее привлекательных для автора черт творчества Хоуэллса и Джеймса. У Фредерика эта тема решалась кроме того, и в сугубо личном, автобиографическом ключе. Сюжеты и персонажи его романов и рассказов были зачастую взяты целиком из собственной жизни автора, которая, надо отметить, могла послужить прекрасным материалом для литературных произведений.
Гарольд /Генри/ Фредерик (Harold /Henry/ Frederic, 1856-1898) родился в городке Ютика, на севере штата Нью-Йорк, в семье железнодорожного служащего и дочери кузнеца. Потеряв отца в возрасте двух лет, Фредерик остался на попечении матери, практичной, жесткой и самостоятельной женщины, купившей небольшую швейную мастерскую, и бабки, которая еще в раннем детстве привила ему интерес к колониальным и революционным временам родной долины реки Мохок, что отразилось позднее в его исторических произведениях, посвященных жизни этого региона. Еще в детстве Фредерик приобщился к фермерскому труду, помогая отчиму на молочной ферме. Несколько позднее, закончив школу, на чем его образование формально завершилось, он устроился работать в фотомастерскую, продолжая интересоваться рисованием, книгами и историей и подумывая о карьере журналиста, а позднее и писателя. Подобно многим американским авторам этого периода, в особенности тем, кто, как и он, долго жил в Европе, Фредерик увлекался созданием мифов о себе, позднее неизменно преувеличивая бедность и лишения, которые ему пришлось пережить в детстве. Тем самым он создавал имидж простого американца, лишенного возможности получить образование и поднявшегося из низов к вершинам журналистского мастерства. В этом мифе, однако, содержалась и правда — журналистская карьера Фредерика была поистине головокружительной.
В 1875 г. он становится корректором в местной газете "Ютика морнинг геральд", а буквально через год — репортером в демократически настроенной "Ютика дейли обзервер", где впервые прославился своими сенсационными репортажами и передовицами. Уже в двадцать четыре года Фредерик — редактор республиканской газеты "Олбани ивнинг джорнел". Однако отношение молодого журналиста к своему ремеслу становится все более прохладным, позднее он и вовсе назовет его низким и грязным делом. Работа газетчика позволила молодому человеку входить в самые разные круги, включая высшее общество, богему, политиков. Именно в этот период Фредерик впервые сталкивается с представителями местной ирландской общины (позднее, уже в лондонские годы "ирландский вопрос" и защита прав ирландцев на независимость будут волновать писателя и, в частности, послужат основанием его романа "Возвращение О'Махони"). В это же время происходит знакомство методиста Фредерика с католичеством, во многом благодаря отцу Терри, с которым его связала многолетняя дружба. Взаимоотношения с католиками и интерес к католичеству лягут в основу будущих романов писателя, а отец Терри появится на страницах "Проклятья Терона Уэра" в образе отца Форбса, чье влияние на молодого героя окажется столь фатальным.
Весной 1884 г. неожиданно для друзей Фредерик покинул свой пост в газете. Поводом к тому послужили политические разногласия с владельцем-республиканцем (Фредерик поддерживал демократического кандидата в губернаторы Г. Кливленда, которому скоро суждено было стать президентом США), а причиной было все растущее желание Фредерика оставить журналистику и стать писателем. Вооружившись рекомендательным письмом от Кливленда, он отплывает вместе с семьей за океан в качестве лондонского корреспондента "Нью-Йорк тайме" — не с тем, чтобы сбежать из Америки, а чтобы вновь открыть Старый Свет. Последние 14 лет жизни Фредерика прошли в Европе, где он продолжал разрываться между журналистикой и писательством, надеясь вернуться в США известным автором. Раздвоение, преследовало его и на более глубинном уровне — между верой в Америку, в ее великое прошлое и будущее и растущими сомнениями по поводу ее реального настоящего. Но свою давнюю мечту о том, чтобы целиком посвятить себя литературному творчеству, Фредерик так и не смог осуществить. Необходимость поддерживать семью заставляла постоянно думать о материальных вопросах, а значит — об успехе у публики, и не позволяла оставить журналистику. Быть может, поэтому произведения Фредерика европейского периода столь неоднородны. Последние два романа писателя — "Gloria Mundi" ("Слава мирская", 1898) и "На бойком месте" вышли отдельными книгами уже после его смерти от инсульта в октябре 1898 г.
За это время Фредерику было суждено побывать в США всего лишь трижды, да и то весьма недолго. При этом он удивлял как соотечественников, так и европейцев своей феноменальной способностью оставаться стопроцентным американцем, живя в абсолютно европейском окружении. Пропуская через свое сознание огромное количество информации, впечатлений, он тем не менее редко менял взгляды, храня некое американское ядро, не поддававшееся никаким изменениям. В отличие от Джеймса, Фредерик, казалось не интересовался никем, кроме американцев и даже не пытался выучить какой-нибудь иностранный язык
"Жена брата Сета" (Seth's Brother's Wife, 1887), нередко относят к областническим. И действительно, в нем, казалось бы, присутствуют многие черты, свойственные писателям "местного колорита", в том числе автор постоянно прибегает к использованию диалекта. Слишком запутанный, не вполне вразумительный сюжет, в котором Фредерик щедро использовал собственный опыт, сочетается в романе с довольно меткими наблюдениями над экономическими, политическими и социальными реалиями жизни в маленьких городках на севере штата Нью-Йорк. В стилистике романа сильно чувствуется влияние Хоуэллса: в первые лондонские годы Фредерик, не создавший собственной эстетики обратился к методу этого писателя как наиболее приемлемому для тогдашнего материала и творческих задач. В частности, Фредерик стремился к максимальной верности детали, воспроизводя с точностью речь героев и неизменно оставляя за ними право поступать и принимать решения без видимого авторского вмешательства. Но в своем первом романе он постоянно колеблется между сентиментальностью, отличавшей его ранние рассказы, и попытками заглянуть глубже, за зримую оболочку предметов и явлений, что стало возможно при следовании методу Хоуэллса. Через весь роман проходит тема контраста наступающего урбанистического порядка и духовной нищеты, смерти заживо, которой отмечено деревенское существование. История головокружительной карьеры отчасти автобиографического персонажа Сета Феарчайльда — от корректора до редактора газеты, перипетии политических интриг, взятые из реальной жизни его старшего брата, а также основанные на политической карьере президента Кливленда, упадок старинного фермерского рода Феарчайльдов во главе с хранительницей его традиций, старой теткой, банальная любовная интрига — вот, что составляет предмет романа. Отвергнутый английскими издателями, роман получил довольно положительную оценку современной Фредерику американской критики. В частности, Гарленд писал о "бескомпромиссных картинах убогой и безнадежной жизни фермеров"2, искусно изображенной в романе, а Хоуэллс назвал роман точным изображением деревенской действительности (2; р. 177). Но мало кто обратил внимание на некоторые особенности "Жены брата Сета", выходившие за рамки областничества и обещавшие в будущем творческие открытия Фредерика. Главным из них был острый, зачастую сатирический авторский взгляд. Писатель приковывал его скорее к героям, нежели к их окружению или бытовым, вещным деталям, чем так часто грешили областники.
Второй роман трилогии Фредерика, "Дочь Лоутонов" (The Lawton Girl, 1890), в котором писатель идет дальше по пути создания единого художественного пространства произведений о крае своего детства, также близок в определенном смысле стилистике произведений "местного колорита" в его натуралистическом варианте. Автор скрупулезно описывает убожество и пошлость повседневного существования в Тессали, создавая разнообразные типы деревенских характеров в их эволюции, разворачивая перед читателем картины тесного пространства их жизни, меняющейся на глазах по мере того, как деревня становится индустриальным городом. При этом, его не меньше, чем Эгглстона, Хоу, Керкленда интересует экономическая, политическая и социальная подоплека событий, описанных в романе. Художественное пространство повествования не ограничивается лишь узким региональным взглядом — на заднем плане постоянно присутствует современная американская действительность, глухо раздаются голоса грядущей эпохи. Основным отличием от "литературы памяти" здесь выступает ориентация на настоящее, а не на прошлое. Главная героиня романа, Джессика Лоутон, соблазненная бесчестным негодяем Хорасом Бойсом, воплощением ходульного злодея, — личность с сильным характером. Возвратившись в родные места, она создает пристанище для фабричных работниц. На другом полюсе в романе стоит идеально-положительный герой Рубен Трейси. Смерть Джессики автор позднее признавал своей творческой неудачей, "трусливым и фальшивым поступком" (2; р. 177) — ведь она ни в коей мере не заслуживала смерти, да и не собиралась умирать. Этот незрелый роман страдал мелодраматизмом и многочисленными нарушениями логики характеров и событий.
В 1890 г. Фредерик наконец закончил роман "В долине", посвященный временам Американской революции в его родных местах, над которым он работал около семи лет. Это был поистине эпический замысел, предполагавший исследование истоков развития национального характера и причин, приведших к его последующим трансформациям. Роман охватывал широкий временной отрезок, а место его действия не ограничивалось лишь долиной Мохок, но включало и Европу, и Канаду. Довольно традиционная любовная интрига (соперничество голландца-повествователя Дона Моверен-сена, вспоминающего основные события спустя много лет, и англичанина Филипа Кросса) символизирует политическую борьбу Британии и колоний за господство в Новом Свете. В символах прошлого Фредерик напряженно искал ответы на вопросы настоящего, что было необычно для исторических романов его времени. В целом отрицательное отношение к этому жанру, сложившееся к тому времени в Америке, не помешало автору получить и несколько благоприятных откликов на роман.
В 1892-93 годах в цикле военных рассказов Фредерик вновь обратился к истории родного штата, на сей раз, времен Гражданской войны, использовав и свои собственные детские воспоминания. Позднее он признавался что эти новеллы были ему дороже как автору, чем все остальные произведения, включая роман "Проклятье Терона Уэра , во многом в силу того, что в них неразрывно сплелись глубоко личные воспоминания, опыт и более зрелые размышления о прошлом и настоящем Америки. Эти произведения существенно отличались от первых литературных опытов Фредерика, предваряя поздние романы, в особенности в трактовке американского характера и его трансформации в результате национальной катастрофы, которой стала Гражданская война. Некоторая легковесность, превалировавшая в истолковании Фредериком недавнего прошлого Америки и ее "позолоченного" настоящего сменились и лучших из этих рассказов более серьезным и даже трагическим вое приятием процессов, происходивших в американском обществе и тревоживших Фредерика все настоятельнее не без влияния того как менялась перспектива его восприятия в силу нового европейск опыта.
это истории "о великом крае по ту сторону линии фронта — о женщинах, ожидающих своих родных, о несчастных вдовах, о столах, накрытых на троих вместо пятерых... о земле ликующей или несчастной, торжествующей или отчаявшейся, всегда находящейся в напряжении, трагически воспринимающей свой удел, трепещущей, как гигантская масса нервов, отзывающихся на дальние конфликты на Юге"3. Крейн, кроме того, заметил, что по иронии в то самое время, когда появились эти рассказы, американские критики "пытались приблизить романистов к земле и заставить их писать о великой американской повседневности" (3; р. 359). Фредерик как раз и писал о своем регионе, о своей долине Мохок уверенной рукой профессионала, но критики не замечали его присутствия. Лучшие из военных рассказов Фредерика — "Марсена", "Вдова войны" и "Упрямец" — во многом документальны в своей основе, хотя вовсе не перегружены военными сценами, а сфокусированы на человеческих взаимоотношениях и переживаниях военной поры.
"Упрямец" — скорее повесть, чем рассказ. Центральный конфликт в этом произведении развертывается между аболиционистом "Джи" Хагадорном и Абнером Бичем, местным фермером, ярым противником республиканской политики, который выступает не за рабство, а за право южан выйти из Союза, основывая свои взгляды на священных для него принципах Американской революции. Рассказ представляет собой историю взаимоотношений Бича с соседями, которые поначалу подвергли упрямца остракизму, но, разрешив многолетний конфликт, даже помогли ему построить заново сгоревший дом. В духе все еще модных в то время идей объединения противников и сторонников Юга в послевоенный "счастливый Союз" Фредерик заканчивает повесть примирением двух враждовавших ранее героев и счастливым браком их детей. Однако "Упрямец" был написан, когда волна послевоенной литературы, питавшейся энтузиазмом эпохи Реконструкции, уже практически сходила на нет, Фредерик прекрасно это понимал. Оттого в новелле нет чудесных и мгновенных перерождений в духе Пейджа, когда герои меняют взгляды и нравственные убеждения, подчиняясь логике политического момента. У Фредерика все сложнее и реальнее. Его персонажи учатся жить бок о бок друг с другом, признавая право каждого на свою точку зрения.
В рассказе "Марсена" патриотизм военных времен ставится под большое сомнение. По сути война выступает здесь лишь в качестве обобщенного образа тяжелых времен и испытаний, в которых человеческие качества персонажей проявляются особенно рельефно. Смерть молодого фотографа Марсены, попавшего на войну из-за жестокой красавицы Джулии Пармали, заставившей всех своих поклонников завербоваться в армию, выглядит трагической, хотя и несколько неправдоподобной. Читателя не оставляет ощущение, что автор едва заметно иронизирует над меланхоличным идеалистом Марсеной, многие черты которого напоминают молодого Фредерика, только что вернувшегося из Бостона в родной город и считавшего себя космополитом. В 1893 г. создан рассказ "Вдова войны", также повествующий о годах Гражданской войны, но написан он уже с точки зрения другого времени. В его повествовательную ткань как бы вплетены нити настоящего, придающие новый оттенок картине прошлого. Сюжет рассказа напоминает прозу Стивена Крейна. Обилие натуралистических подробностей в этой истории о том, как вместо тела погибшего в бою сына аристократ Арфаксед Торнбул получает чужой гроб и как его дочь Эми и невестка осмеливаются поднять голос в защиту честного простого солдата, требуя похоронить его в могиле, предназначавшейся Альве, не затеняет глубинного смысла повествования. Он состоит в размышлениях Фредерика о том, что стало в годы Гражданской войны с идеями демократии, братства и равенства, которые проповедовали американские герои прошлых лет. Следующим логических шагом для думающего читателя была несомненно параллель с современностью.
Роман "Проклятье Терона Уэра" {The Damnation of Theron Ware, 1896), идея написания которого, по мнению некоторых исследователей, была подана Фредерику Хоуэллсом во время их встречи в 1890 г. в США, задумывался автором как заключительный в его трилогии. В центре романа — проблема нравственного выбора, стоящая перед молодым героем. Но выбор этот, по мысли автора, не может быть простым отрицанием, нигилистическим отвержением всяческих норм и ценностей. В нем непременно должно присутствовать позитивное, созидательное начало, что оказывается не под силу Терону Уэру. Фредерик по сути ставит под вопрос ценность и истинный смысл самой "американской мечты" и преуспеяния вместо того, чтобы описывать невыносимые условия и пустоту жизни, контрастировавшие с мечтой, что было типично для региональных произведении его времени. Характерной особенностью романа является стремление автора дать возможность каждому герою выразить свою точку зрения. Более того, в каждом из них легко узнаваемы те или иные черты самого Фредерика, с каждым из них он разделяет те или иные убеждения, из-за каждой "маски" выглядывает его лукавое лицо.
"Проклятье Терона Уэра", был уже совсем другим человеком, нежели тот полный энтузиазма и литературных планов молодой журналист, который пересек океан десять с лишним лет назад. Пережив серию неудач, он ясно ощущал, что оказался неспособен воплотить пресловутую "мечту" и в собственной жизни. Надо отметить, что отношение Фредерика к прогрессу было неоднозначным — в нем парадоксально уживались черты нового человека и консерватизм во взглядах в сочетании со скепсисом по отношению к наступающим новым временам. "Люди не становятся лучше по мере того, как стареет мир. Они по-прежнему продолжают колебаться, подражая достойным примерам, а затем забывая, зачем они это делали"4, — писал Фредерик. Он обнаружил также, что в условиях эгалитаризма люди не улучшались, а, напротив, деградировали. "Новый Адам", образ которого так привлекал Фредерика прежде, теперь казался ему ошибкой — за его мнимой невинностью таились пугающие бездны греха и аморальности, вполне в духе Готорна и Мелвилла, чье влияние на Фредерика было несомненным, хотя и не часто обращало на себя внимание критиков. Однако символическая и даже аллегорическая история падения Терона Уэра была уже романом иной, новой эпохи. Писателя интересовал особый феномен невинности, превратившейся в цинизм в результате усвоенных уроков, что было в какой-то мере уникальным для его времени.
"Проклятье Терона Уэра" называли и романом инициации, и романом воспитания, и даже фаустианской историей, лишенной, впрочем, трагического конца, а его английское издание и вовсе вышло под красноречивым и амбивалентным заголовком "Озарение", подразумевавшим как будто, что за каждым падением грядет подъем к новым высотам, природа которого, впрочем, не всегда представляется желательной в нравственном отношении. Кроме того, английское название романа подразумевало и новый, несколько отстраненный и оценивающий взгляд Фредерика на Америку и американцев.
Принятое толкование "Проклятья" как критики методизма несомненно упрощало представленную в романе дилемму, выходившую за рамки узко-религиозного конфликта. "Проклятье Терона Уэра" несомненно стоит в ряду произведений этого десятилетия, повествующих о поражении старой веры и связанных с нею ценностей перед соблазнами нового материализма, веры в прогресс и коллективное преуспеяние. На этой же проблематике построены и такие произведения, как "Бремя священника" (The Minister s LharSe, 1886) У. Д. Хоуэллса, "Целитель" {The Faith Doctor. A btory °J new York, 1891) Э. Эгглстона, "Социальные битвы" (Social Struggles, IWS) Бойесена. Однако, казалось бы, совпадая с ними по форме, основным фабульным ходам и проблематике, роман Фредерика уникален в смысле трактовки автором некоторых распространенных мотивов американской прозы его времени. Так, характерный для романа воспитания мотив нравственной и духовной эволюции героя, который предполагал сильную морально-дидактическую, "хоуэллсианскую" струю, у Фредерика существенно трансформируется за счет довольно явного релятивизма, пронизывающего роман.
меняющуюся точку зрения и повествовательный взгляд. Отношение автора к изображенному остается неопределенным, он намеренно не хочет брать ничью сторону, тем самым усиливая ощущение относительности любых оценок и мнений, представленных на страницах романа. Оно неизменно проявляется косвенно, через сдержанную ироническую деталь, реплику, реже — через скупой авторский комментарий.
суровые и ограниченные прихожане, странные порядки, царящие в той методистской церквушке, — все это словно подталкивает Терона Уэра подвергнуть сомнению свою религию, свою и без того шаткую систему ценностей и обратиться к другим источникам духовной пищи. Одним из них становится колоритная троица его новых друзей, кажется, воплощающих все соблазны новой эпохи прогресса. Это отец Форбс, ученый и весьма неортодоксальный католический священник, атеист и мизантроп доктор Ледсмар и соблазнительная ирландка, органистка Селия Мэдден, проповедующая ценности "нового язычества" и "нового гедонизма" (ее образ меньше всего удался автору, как и вообще женские образы, — сказалось влияние несколько уже архаичной для данного периода эстетики Готорна).
"Спасительницей", а на деле истинной искусительницей Терона выступает прагматичная и циничная сестра Соулсби, проводящая религиозные праздники с целью добывания денег для оплаты церковных долгов. Она обладает тем необходимым в новые времена циничным, холодным и расчетливым чувством юмора, которое нужно для выживания и которому она пытается научить и Терона, чью ограниченность, впрочем, прекрасно сознает.
Образ Терона также лишен типичных черт шаблонного отрицательного героя. Он представлен автором зачастую комически максимально снижен, в особенности в действительно трагические моменты своей жизни. Это не было характерно для литературы той эпохи, хотя и не отменяло понимания писателем серьезных последствий подобной эволюции американца.
услужливый друг, на новом месте с новой весной и непошатнувшейся верой в себя открывает новый цикл своего существования, надеясь на успех. Пройдя по всем ступеням искушения, которые сопряжены автором с естественной сменой времен года, Терон по сути не меняется: ни его мировоззрение ни отношение к людям — ничто не затрагивается серьезным нравственным уроком, который он получает. "Новый мир" Терона не терпевает никакого развития, и тема "падения и изгнания из рая" тем самым лишается основного нравственного заряда. В этом, в частности, ключевое отличие героя Фредерика от Родрика Хадсона Генри Джеймса, с которым часто сравнивают Терона Уэра. На деле они скорее являются антиподами, ведь самоубийство Хадсона вполне реально и трагично, а жизненные неудачи Терона, порой, казалось бы, приводящие его к отчаянию, неизменно представлены автором с иронией и комизмом, характерными скорее для плутовского романа.
Его жизненный крах тревожно легко преодолевается — на следующее утро Терон уже ничего не помнит, готов перебраться в Сиэтл, оставить карьеру священника и заняться бизнесом, мечтая в будущем податься в политику. Он без труда усваивает "мудрость змия", о которой говорит ему сестра Соулсби, состоящую в том, чтобы продолжать делать то, во что больше не веришь и что потеряло всякий смысл. Феноменальная непотопляемость Терона предстает в романе как сочетание сознательно развиваемых врожденных качеств и усвоенных уроков — так косвенно проявился интерес писателя к детерминизму. Обаятельный и располагающий к себе Терон очень скоро показывает свою истинную сущность, и читатель уже вряд ли может поверить в искренность его слов, обращенных к сестре Соулсби: "Шесть месяцев назад я был хорошим человеком. Я не только казался хорошим другим и себе, я был хорошим. И вот теперь, шесть месяцев спустя, поглядите на меня! Во мне не осталось и капли честности, я весь насквозь плох"!5
"На бойком месте" {The Market Place, 1899) этот вопрос, пусть и заданный не вполне искренне, уже не волновал. Этот роман заслуживает внимания как исследование нового типа личности, пытающейся найти себе место в тревожном и хаотическом мире безвременья на пороге грядущего века. Главный герой романа — американец Джоэл Стормонт Торп, предшественник фолкнеровских Сноупсов, методично и уверенно пробивающийся к власти и богатству путем махинаций и интриг. Он окружен типичными фигурами английского высшего света — стареющими маркизами, генералами в отставке, захудалыми потомками некогда славных аристократических родов, готовыми в любую минуту пожертвовать принципами ради денег. Главный герой романа удался автору, он настоящий продукт своей среды. Его цинизм, сила воли и аморальность не мешают ему обладать качествами, порой вызывающими даже симпатию.
Ницшеанские обертоны в романе дополняются более реальными, приближенными к жизни чертами. Торп - своего рода американский Чичиков нового времени, о котором Селия Мэдден, уже знакомая читателю по "Проклятью Терона Уэра", скажет: "Я всегда буду настаивать на том, что преступление было его истинным призванием"6"американскую мечту".
Хотя Фредерику не удалось создать собственной литературной эстетики и лишь "Проклятье Терона Уэра", "На бойком месте" и военные рассказы могут считаться настоящими достижениями в американской прозе конца XIX в., значение его творчества довольно велико. Сохраняя генетическую связь с традицией великих вопросов, идущей от Готорна и Мелвилла, как, впрочем, и с американскими трансценденталистами, разделяя пристальный интерес писателей своего времени к настоящему Америки, Фредерик в то же время был обращен в своем творчестве и к грядущему XX в. Отсюда во многом и его непризнание широкой публикой. Исследование Фредериком темы "американской мечты" и символической потери невинности "американским Адамом" привело его к выводу, что это падение не всегда приносит мудрость и грустное осознание несовершенства мира, но может иметь результатом цинизм и нравственную низость как грозные знаки надвигающейся эпохи этического релятивизма.
ПРИМЕЧАНИЯ*
3 Crane S. Harold Frederic // Chap-Book, VIII, 1989, March 15, pp. 358—359.
5 Frederic H. The Damnation of Theron Ware NY 1958 p 339
* При повторных отсылках к цитируемому изданию указание на номер страницы дается в тексте в скобках вслед за цитатой.