Приглашаем посетить сайт

История литературы США. Том 5.
Тлостанова М. В.: "Разгребатели грязи"

"РАЗГРЕБАТЕЛИ ГРЯЗИ''

14 апреля 1906 г. президент США Теодор Рузвельт выступил с речью перед сенаторами по случаю начала строительства нового здания Палаты представителей в Вашингтоне. Никто бы сегодня и не вспомнил одну из многочисленных речей президента, если бы не хлесткая фраза-аллюзия, самовольно переиначенная Рузвельтом, немедленно отнесенная к целому явлению общественно-политической жизни США начала XX в. — настроенной на критический лад американской журналистике — и оставшаяся в обиходе и по сей день.

«В "Пути паломника" Бэньяна, — сказал начитанный выпускник Гарварда и президент-реформатор, — встречается описание человека, разгребающего грязь, человека, который смотрит только вниз, под ноги, держа в руках грязные грабли. Ему предложили небесное царство в обмен на его грабли, но он даже не поднял глаз и не взглянул на предложенный чудесный дар, а продолжал разгребать грязь на отвратительном полу. В "Пути паломника" этот разгребатель грязи выступает символом сосредоточенности на материальном, а не на духовном. И в то же время он — пример человека, который отвергает возможность видеть высшее и лучшее в этой жизни, а вместо этого упорно останавливает взгляд лишь на дурном и низком. Конечно, мы не должны отворачиваться от дурного и низкого. На полу есть грязь, которую надо сгрести граблями, и в определенное время и в определенном месте именно это и требуется. Но человек, который никогда больше ничем не занимается, кроме разгребания грязи, вскоре становится не помощником обществу и союзником добра, а пособником могущественных сил зла»1.

Хотя во времена Рузвельта и он сам, и объекты его гнева — "журналисты-крестоносцы" (еще один прочно приросший к ним термин) — и вообще вся мало-мальски образованная публика были знакомы с книгой Бэньяна гораздо лучше, чем можно было бы предположить2"разгребатель грязи" роется в отбросах всю жизнь не из упрямого и непонятно чем мотивированного нежелания видеть голубое небо и прекрасный мир вокруг— он надеется откопать там... монетку— то есть является как раз тем человеческим типом, против которого и был направлен "крестовый поход" "разгребателей".

Рузвельт обрушился в своей речи на падкую до дешевых сенсаций прессу и говорил о недопустимости вмешательства в личную жизнь современных общественных деятелей. Хотя президент не назвал ни одного имени, его гневная инвектива была нацелена против вполне определенных и всем известных фигур и прежде всего — против автора цикла статей "Предательство Сената" (The Treason of the Senate, 1906), опубликованных в "Космополитене", — известного в свое время писателя и журналиста Дэвида Грэма Филлипса (1867-1911).

Сегодня уже трудно, да и вряд ли нужно определять истинное отношение политика Рузвельта к "разгребателям грязи" разного толка — озабоченным ли главным образом нравственным оздоровлением общества, покушавшимся на большой бизнес и финансовые круги Америки или "разгребателям ради разгребательства", подвергавшим разрушительному осмеянию все устои американской жизни. Ведь еще несколько лет назад ближайшими друзьями и постоянными спутниками в знаменитых ночных рейдах будущего президента по Нью-Йорку были радикальный реформатор Дж. Рииз и будущий "разгреба-тель" Линкольн Стеффенс. Уже стерлось из памяти и то обстоятельство, что Филлипс написал свой обличительный цикл о Сенате в общем-то случайно, с подачи другого "разгребателя" — Чарльза Эдварда Расселла, задумавшего подобный выпад, но не осуществившего свой замысел. История с "Предательством Сената" была не началом, а по существу концом "крестового похода" журналистов-обличителей. Хлесткая фраза Рузвельта была тут же подхвачена теми, против кого были направлены выступления "разгребателей", и началась обычная в таких случаях травля "макрейкерских"3 журналов и отдельных авторов всеми возможными способами — включая шантаж, подкуп и финансовое банкротство. Это обстоятельство, наряду с некоторыми более глубокими причинами, разговор о которых впереди, привело к тому, что очень скоро "разгребательство" прекратилось. Век журналистов-обличителей оказался недолог — по существу всего лишь первое десятилетие двадцатого столетия. Отдельные всплески были и позже, но примерно к середине 10-х годов один за другим "разгреба-тельские" журналы закрылись или перестали таковыми быть (ныне, например, трудно представить, что "Космополитен" когда-то был известен разоблачительными материалами о коррупции).

"Разгребатели грязи" были, прежде всего, детьми своего времени — противоречивой "прогрессистской" эры, которую можно с полным правом назвать и эрой журналистики, во многом определявшей ее сущность. Их деятельность сопрягалась с предшествующим периодом развития американской истории и национального менталитета и даже непосредственно вытекала из него, так что "разгребатели" были не столько борцами и разрушителями, как это пытались представить их противники, сколько людьми, глубоко связанными с национальной и, прежде всего, религиозной, хотя отчасти и секуляризованной к этому времени традицией (отсюда их единодушная ностальгия по прошлому), и пытавшимися придать с ее помощью смысл и нравственный заряд ставившей их в тупик действительности.

во что бы то ни стало тиражи своих журналов и простой жажде славы — то есть во всех обычных человеческих слабостях. Автобиографии "разгребателей" (большинство из которых было написано в ЗО-е годы XX в., в тот краткий период времени, когда интерес к "разгребательству" вспыхнул с новой силой в связи с избранием на пост президента США Ф. Д. Рузвельта)4 нередко становились попытками оправдания былой наивности и слепой веры в то, что зло должно было быть извлечено на свет божий и на суд добропорядочных американских граждан, которые, в свою очередь, обязаны были проникнуться идеями журналиста-"разгребателя" и обратиться в его веру. Дальнейшие праведные действия "обращенной" общественности мало интересовали "разгребателей", это было уже не их дело, к тому же они свято верили во внутреннее фундаментальное доброе начало, присущее всем американцам, и потому процесс или даже механизм выявления зла и представления его на суд публики становился для них самоценным. По справедливому замечанию Роберта Крандена, очень часто «оказывалось, что законы, за которые так рьяно боролись "разгребатели", мало к чему вели...» Журналисты отличались теми же — с сегодняшней точки зрения — недостатками, что и "разгребательское" мышление в целом, — слишком доверяли порядочности тех, кто эти законы будет выполнять. Поэтому их стало так легко обходить5.

Пока же "разгребатели" застали в современной им Америке общественные настроения, которые историк Пейдж Смит охарактеризовал довольно точно как шизофренические, то есть раздваивающие собственное, в данном случае, национальное сознание, резко разграничивая в нем светлое и всячески вытесняемое темное начало6.

Рост общественного недовольства, резкое социальное расслоение и нищета огромных промышленных городов, развитие радикально настроенных партий и организаций, экономический кризис 1893 г. соседствовали с искренним энтузиазмом "прогрессистской" эры — чего стоила хотя бы известная речь Рузвельта (апрель 1899 г.), в которой он призывал соотечественников не к праздности и легковесности, а к энергичным усилиям, с тем чтобы не отстать от XX в. и не упустить из рук мировое господство. Причудливо и парадоксально эти умонастроения слились в феномене "разгребательства".

Явление это достаточно аморфно и трудно поддается классификации — ведь "разгребателей" не связывала какая-либо общая программа, и их никак нельзя назвать сложившейся школой или движением. Разные авторы относят к "разгребателям" около 40 различных фигур — от журналистов и общественных деятелей до писателей и художников. Деятельность многих из них имеет весьма опосредованное отношение к "разгребательству", представляя собой скорее иные, параллельные аспекты осмысления противоречивой "прогрессистской" эры. Сходство проблематики в данном случае совершенно не предполагает близости самих явлений. Это касается большинства радикальных и социалистических романов, к ним относятся, в частности, нашумевший в свое время роман Айзека Фридмана "Хлебом единым" (By Bread Alone, 1901), повествовавший о сталеплавильной промышленности, роман Абрахама Кахана "Автобиография американского еврея" (The Autobiography of an American Jew, 1913), трилогия популярнейшего Уинстона Черчилля о проблемах церкви, государства и семьи7"разгребательства" присутствовали скорее как модный антураж), наконец, гораздо менее пропагандистский, чем произведения Элтона Синклера, хотя в определенной мере и просоциалистический роман Эрнеста Пула "Гавань" (The Harbor, 1915), получивший первую Пулитцеровскую премию, отдельные книги и очерки Джека Лондона8. Элементы "разгребательства" (с сильным акцентом на нравственной стороне) присутствовали в той или иной мере безусловно и в творчестве более "умеренных" авторов, которых нередко называют предшественниками "разгребате-лей", — Р. Херрика, Г. Фредерика, Г. Фуллера. Но поскольку это были в первую очередь все-таки литературные произведения, а не замаскированные под таковые газетные статьи, то и называть их целиком "разгребательскими" было бы неверно.

Однако существуют и интересные, часто неожиданные моменты, связывающие "разгребателей" между собой; в частности, это важнейший региональный аспект (почти все они были со Среднего или Дальнего Запада), во многом объясняющий их философию и мироощущение. В какой-то мере они попытались (и успешно) вытеснить господствовавший ранее ново-английский тип "человека словесности" (писателя, журналиста или публициста) совершенно новым и в чем-то более американским типом, уже не так явно пытавшимся перенять "восточные" особенности, как это пришлось делать поначалу, скажем, тому же У. Д. Хоуэллсу. Они во многом обладали более свежим и объективным взглядом наблюдателя со стороны, не скованного пиететом к авторитетам разного толка и необходимостью соблюдать приличия.

С этим связано и отношение "разгребателей" к городу, бывшему в центре внимания и стихийного осмысления "разгребателей". Они словно интуитивно чувствовали необходимость подобного осмысления для оглушенного сознания среднего американца, вдруг брошенного, не всегда по своей воле, в новую, урбанистическую действительность. "Разгребатели" и их читатели попеременно проходили через вызванные ею восхищение и отвращение, но неизменно оставались ею завороженными. Здесь важно отметить деятельность "разгребателей" в защиту иммигрантов, которых в этот период нередко объявляли корнем всех американских бед. Журналисты смогли доказать соотечественникам, что вовсе не невиданный по масштабам поток иммиграции был причиной коррупции и пороков современного общественного устройства.

Общность "разгребателей" была обусловлена кроме того и уже упоминавшимся миссионерским, хотя почти неосознанным стремлением обнаружить зло и выставить его на всеобщее порицание. Некоторые исследователи справедливо отмечают, что по сути "разгребатели" выполняли роль духовенства, проповедуя теперь уже не с церковной кафедры, а со страниц прессы все те же, слегка подновленные нравственные ценности, что лежали в основе американской картины мира (интересно, что непосредственный предшественник "разгребателей", Джейкоб Рииз9— священнослужителем или журналистом).

Важно и то, что помимо пуританского начала во всей их деятельности явно присутствовал и современный предпринимательский элемент— "разгребательство", хотя и недолго, было выгодным делом: сенсация, как известно, всегда нравится публике.

Само разнообразие явлений и фигур, связанных с "разгребательством", подчеркивает еще один важный аспект их деятельности — создавая негативную картину американской действительности, открывая, что отнюдь не все в ней хорошо и благополучно, "разгребатели" все равно невольно создавали у современников ощущение причастности к рождавшейся на глазах новой Америке взамен утраченного к тому времени чувства единения и даже общинности, основанной на старом индивидуализме, гражданской гордости и экономической самодостаточности. Все это рассыпалось перед лицом нового мира огромных городов, трущоб, гигантских фабрик и трестов, словом, наступавшей эры потребления и массового общества. "Разгребатели", как умели, были заняты исследованием зазора между мечтой и действительностью. При этом они считали, что несут личную ответственность за все, о чем пишут, испытывая удивление, стыд, боль и возмущение.

"разгребателями" и их критиками несколько позже, связан с тем, что их деятельность, по сути, была скорее символической, чем преследовавшей реальные цели. Их-то "разгребателям" как раз редко удавалось достичь, поэтому очень скоро их "крестовые походы" и выродились в стереотип. Но само их поражение тоже переводилось в иной план, выступая как необходимый этап в нравственном пробуждении американцев перед лицом реалий нового века. Функция "разгребателей" тем самым становилась психологической, интроспективной, очистительной для сознания современников и лишь опосредованно связанной с конкретным законотворчеством и любыми материальными завоеваниями.

К середине 10-х годов двадцатого столетия оставшиеся немногочисленные "разгребатели" и вовсе перевели свои разоблачения из документального в предельно обобщенный и эмоциональный план, прибегая к туманным фразам типа "система", "интересы", "синдикаты" для обозначения зла, которое они обличали. К этому времени их аудитория сильно изменилась, как и ее отношение к "разгребательству". Средний класс, на который были поначалу рассчитаны статьи "журналистов-крестоносцев", успокоился, обретя новое ощущение собственной безопасности и экономической уверенности в завтрашнем дне. Отчасти поэтому эмоциональный эффект обличений притупился, и они вышли из моды.

"разгребательстве" — типичном примере "американской привычки стирать грязное белье на глазах у всех — унаследованном вирусе пуританизма,... из-за которого вся американская нация периодически переживает эпидемии праведности"10, как иронически высказался о нем известный американский критик Фред Патти,— следует начать с журнала "Макклюрс". Он был создан в 1893 г. ирландским иммигрантом С. Макклюром, хозяином одного из первых в истории Америки крупнейших издательских синдикатов, работавших по новомодному тогда принципу спроса, определявшего предложение (знаменательный факт биографии, если учесть рьяную борьбу "Мак-клюрса" с могуществом трестов). Журнал задумывался как облегченный и менее дорогой вариант "Сенчури", и некоторое время ему удавалось успешно конкурировать с такими изданиями, как "Космополи-тен", "Форчун" и др., многим из которых вскоре было суждено также стать "разгребательскими". На фоне респектабельных и весьма умеренных американских газет и журналов, стремившихся сохранить status quo, подобная позиция была неслыханной. К 1900 г. тиражи журнала выросли почти в три раза и составили около 350000 экземпляров. Соперничать с журналом "Макклюрс" в этом смысле мог разве что "Ледиз хоум джорнел" голландского иммигранта Эдварда Бока — "библия миллионов американок". Однако неугомонный Макклюр понимал, что в острой конкурентной борьбе с другими изданиями необходимо постоянно искать новые пути привлечения читательского внимания. Среди них были и вполне достойные — на страницах журнала печатались интересные отечественные и европейские авторы (Дж. Ч. Харрис, С. О. Джуитт, А. Кахан, Киплинг, Стивенсон, Конан Дойль), читателей неизменно привлекали необычные рубрики, вроде цикла "человеческих документов", в которых они имели возможность познакомиться с психологическими, порой эксцентричными портретами известных современников. Макклюр пользовался самыми последними достижениями в области издательского дела — иллюстрациями, фотографиями, не брезгуя и сенсационно-бульварными средствами привлечения внимания, стремясь разжечь интерес публики не всегда достойными способами. В самом конце "разгребательского" десятилетия один из последних журналов, предоставлявших страницы вышедшим из моды "разгребателям", "Персонс", будет являть собой полную противоположность "Макклюрсу" — он печатался на дешевой бумаге, без иллюстраций и привлекал внимание немногочисленных оставшихся читателей только содержанием разоблачительных статей.

Макклюр считал фундаментальной слабостью, присущей всей современной журналистике, то, что о специфических и сложнейших аспектах цивилизации обычно рассказывалось людьми мало сведущими в предметах, о которых они рассуждали11. Поэтому Макклюр решает платить авторам за кропотливый и тщательный анализ, доскональное, безупречное знакомство с предметом, а не за количество написанных страниц или статей. Именно такой подход и решил применить издатель в задуманном им новом цикле о "великих достижениях" американского большого бизнеса. В 1893 г. в журнале уже появилась пользовавшаяся успехом хвалебная статья о корпорации Армора— "мясного короля", которого вскоре предстояло сокрушительно разоблачить Элтону Синклеру в романе "Джунгли" (The Jungle, 1906). Обдумывая цикл статей о крупных американских корпорациях и трестах, ни Макклюр, ни его сподвижники — Аида Тарбелл, Линкольн Стеффенс, Рей Стеннард Бейкер — не предполагали, во что выльется их проект.

Макклюр знал об общем смутно-негативном отношении обывателя к трестам и считал, что это результат незнания и близорукости, полагая, что знакомство американцев с крупнейшими трестами на страницах его журнала поможет разрешить это недоразумение и в какой-то мерс оправдать большой бизнес в глазах современников. Лучше и доступнее всего это можно было сделать на примере конкретной компании, описав ее зарождение, развитие, достижения и господство в своей отрасли. Этой идее вскоре было суждено вылиться в знаменитую книгу Айды Тарбелл "История компании Стэндард Ойл" {The History of the Standard Oil Company, 1904), ставшей визитной карточкой "разгребательства". Так что потрясшее Америку в первое десятилетие XX в. "макрейкерство" начиналось, по сути, случайно и без какой-либо разоблачительной цели.

"успешной" деятельности. Он, в частности, видел причину падения нравов в крупных метрополисах, в деморализации после недавней войны12. Сами "разгребатели" и их читатели долгое время полагали, что все пороки современности возникли недавно, в то время как в недалеком прошлом мир основывался на неподкупной морали и справедливости, а немногочисленные исключения только подтверждали это правило. Тем болезненнее воспринимался вывод о том, что коррупция стала типичным американским явлением, вывод, к которому неизбежно приходили "разгребатели" в результате своих расследований.

В 1931 г. в автобиографии Линкольн Стеффенс (Lincoln Steffens, 1866-1936) очень точно обозначил не только собственное отношение к "разгребательству", но и позицию остальных авторов, работавших в том же русле: "Прежде всего, я не был первым разгребателем, ветхозаветные пророки делали это еще до меня, как и писатели, редакторы и репортеры (включая меня самого) 90-х годов XIX в., обнаруживавшие недостатки в обыденной действительности. Кроме того, я должен признаться, что невиновен — я не собирался становиться разгребателем и не знал, что им был, пока президент Рузвельт не повесил на нас этот ярлык. И даже тогда он сказал, что имел в виду вовсе не меня. Мы были невинны, как и время, в которое мы жили"13. Рей Стеннард Бейкер и вовсе назвал рубеж веков "великим американским Ренессансом", когда он и его коллеги по журналу "Макклюрс" вдруг поняли с интенсивностью откровения, что не все в их великой стране совершенно.

Стеффенс был прав, когда сказал, что "разгребатели" не были первооткрывателями в своей области. В 80-х и особенно 90-х годах XIX в. подобных попыток было сделано немало, и некоторые из них были успешны. Практически каждое из их "открытий" было уже предвосхищено каким-нибудь ученым-экономистом, социологом, публицистом или журналистом. Так, скажем, нефтяной трест "Стэндард Ойл Компани", был описан за несколько лет до Тарбелл в книге Г. Д. Ллойда "Богатство против благосостояния" {Wealth Against Commonwealth, 1894), сенсационные картины трущобной жизни— в книге Джейкоба Рииза "Как живет другая половина", восторженно принятой его другом Рузвельтом; коррупция нью-йоркской полиции и дело Таммани разоблачались реформаторами Чарльзом Паркхерстом и Фредериком Хау; Дж. Флинт Уиллард, автор знаменитой книги "Мир подкупа" (The World of Graft, 1901), писал многочисленные и пользовавшиеся популярностью статьи и очерки о жизни преступного мира и его сращивании с коррумпированной полицией и властями. Уиллард был, в частности, известен тем, что ввел в обиход слово "graft", что на сленге преступного мира означало всякого рода кражу и незаконные операции, в том числе подкуп и взятки.

"Макклюрс" в качестве редактора поступает способный журналист Линкольн Стеффенс. Хотя он пришел в журнал практически последним из известных "разгребателей" (и Тарбелл, и Бейкер уже работали под началом Макклюра несколько лет), именно ему вскоре суждено было завоевать репутацию самого талантливого из "журналистов-крестоносцев", "разгребателя-джентльмена" (это прозвище пристало к Стеффенсу потому, что он неизменно вел свои расследования корректно и с предельной объективностью, что располагало к нему даже тех, против кого, по существу, были направлены его обличения).

"Западное" и вполне благополучное происхождение Стеффенса (он был сыном состоятельного бизнесмена из Калифорнии и провел детство в Сакраменто), как и в случае с большинством "разгребателей", наложило отпечаток на его взгляды и нравственные ориентиры. Ностальгия по раннекапиталистическому раю Среднего Запада все время боролась в Стеффенсе с мировоззрением просвещенного урбанистического "прогрессиста". Отсюда и его совершенно разноплановые произведения ("разгребательские" статьи, с одной стороны, и идиллические описания собственного калифорнийского детства в автобиографии, с другой).

Выпускник Беркли, проведший к тому же несколько лет в университетах Европы, Стеффенс в 1892 г. вернулся в Америку и остался в Нью-Йорке, с намерением стать журналистом и применить полученное образование на практике. Он обладал широким кругозором, интересовался философией, историей, наукой, искусством и вопросами этики. Поэтому, вероятно, ему не составило труда подняться к самым вершинам новой профессии и к концу 90-х годов добиться значительных успехов на этом поприще. К тому времени Стеффенс знакомится с рядом крупных воротил Уолл-Стрита, которые охотно и с обезоруживающим шармом рассказывают ему о бесчестных, с точки зрения общепринятой морали, способах достижения финансового и политического господства в полнейшей уверенности, что информация все равно не попадет в газеты, потому что читатели "не захотят узнать ни о чем подобном". Вскоре Стеффенс сближается с реформаторами Ч. Паркхерстом, Дж. Риизом и будущим президентом Рузвельтом. Он начинает интересоваться проблемами взаимодействия бизнеса и политики и закономерностями использования политической и экономической власти над неуправляемой, на первый взгляд, стихией современного города.

В автобиографии, вспоминая о своем не слишком удачном дебюте в журнале "Макклюрс", Стеффенс писал, что поначалу ему там было решительно нечего делать и некем руководить. «Мисс Аида Тарбелл и Рей Стеннард Бейкер— постоянные авторы журнала, уже имели свои задания, над которыми и работали. Тарбелл писала "Историю Стэндард Ойл", а Бейкер — полунаучные статьи (имеются в виду сообщения Бейкера об открытии рентгеновских лучей. — М. Т.) и цикл о Германии» (1; р. 360). Стеффенс был не совсем справедлив к Рею Стеннарду Бейкеру — другому разгребателю со стажем (еще в 1894 г. Бейкер освещал с большим успехом события знаменитых Пульмановской стачки и "марша Кокси"), автору нескольких нашумевших статей о коррупции в профсоюзах строительной промышленности, в частности, статьи "Сотрудничество капитала и труда", написанной с подачи самого Стеффенса (13; р. 521), и еще множества разоблачительных материалов о железнодорожных махинациях, Мясном тресте, стачке в угольной промышленности. Бейкеру принадлежит и цикл аналитических статей о секретах немецкой индустриальной мощи, содержащий размышления о сути германской имперской бюрократической машины. Его "Суд над железными дорогами" ("Railroads on Trial", 1905) сыграл такую же важную роль в создании специальной комиссии по надзору за их деятельностью (1908), как и произведения Стеффенса и Тарбелл.

Однако в судьбе Бейкера, пожалуй, ярче всего проявилась раздвоенность, одновременная обращенность и в прошлое, и в будущее, свойственная всем "разгребателям". Его идеалом навсегда остался фронтир, и не случайно с концом "разгребательства" он прославился как писатель (причем, под псевдонимом Дэвида Грейсона и под маской обаятельного и не интересующегося злободневными вопросами фермера), создававший популярные ностальгические и идиллические природные зарисовки и прелестные картинки простой фермерской жизни, во многом подражая признанному мастеру этого жанра Дж. Мьюиру14"разгреба-тельство" осталось в его случае неким наносным явлением, а самые потаенные и глубокие его мысли и эмоции принадлежали не Р. С. Бейкеру, а Д. Грейсону15.

Очень скоро Макклюр предложил Стеффенсу отправиться в любое выбранное им место с тем, чтобы научиться искусству журналистики, не сидя в кабинете, а проверив себя в деле. Так — снова случайно — началась работа Стеффенса над циклом статей "Позор городов", ставших ярчайшим примером политического "разгребательства".

В первом же (к сожалению, так и не попавшем в прессу) интервью с неким господином Вейерхаузером — владельцем большей части угодий строевого леса в стране — Стеффенс задал свой сакраментальный вопрос, какой доселе редко кто осмеливался задавать: "Вы начали с нуля и стали очень богатым человеком. Как вы это сделали? И не рассказывайте мне сказок о труде и экономии". От неожиданности и, как думал Стеффенс, под влиянием внезапного порыва раскаяния, Вейерхаузер, как и прежние знакомые Стеффенса с Уолл-Стрита, рассказал о бесчестных способах обогащения, включая ставший впоследствии обычным для "разгребательских" обличений набор из взяток, подкупа чиновников и бесчестных сделок.

Однако Стеффенса никогда не покидало убеждение, что злодеи-бизнесмены и финансовые воротилы, на которых обрушивались он и его коллеги из журнала "Макклюрс", отнюдь не были закоренелыми преступниками. Просто им нужно было объяснить, что они поступают дурно, и пробудить в них нравственное чувство. Эта архаичная, наивная для наступившего уже XX в., почти просветительская уверенность в неизменно добром начале всех людей отличала Стеффенса, пожалуй, больше, чем кого бы то ни было из "разгребателей". Несмотря на модный экономический терминологический антураж, использованный Стеффенсом ("нужно создать постоянный спрос на хорошее государственное управление, и тогда не замедлит появиться и предложение"16), его представления о человеческой природе и нравственный идеал, несомненно, ближе к прошлому. Уже после того, как будет полностью опубликован цикл "Позор городов", Стеффенс станет упрямо повторять, что герои его разоблачений, даже если они могущественны и дурны, готовы совершать как великое зло, так и великое добро. Их просто не просят делать последнее.

«Сам я разделял многие из умонастроений того времени... Я ни на миг не сомневался в нравственной подоплеке, лежавшей в основе тогдашних наших представлений, и был уверен, что политические несправедливости связаны с конкретными плохими людьми и их можно исправить путем замены этих злодеев на хороших политиков. Я мыслил на том же уровне, что и мое время, мои современники и наши читатели. Думаю, мои "открытия" того времени были действенны потому, что я вел свои расследования со всем пылом ученого невежества моего времени. Именно этим диктовались изумление, стыд и патриотический гнев моих репортажей» (13; pp. 375-376).

"Макклюрс" появилась первая статья из цикла "Позор городов" — "Времена Туида в Сент-Луисе", намекавшая на сходство политики коррумпированных верхов в муниципальном управлении современного Сент-Луиса и Нью-Йорка времен Босса Туида, главы Таммани, сумевшего в 60-е — начале 70-х годов XIX в. прибрать к рукам муниципальные финансы, присвоив из казны города от 75 до 200 миллионов долларов, пока по следам разоблачений в "Нью-Йорк таймс" он не был арестован. Стеффенс кроме того имел в виду и типичность всей ситуации не только для Сент-Луиса, но и для американских городов вообще. Источником информации ему послужило знакомство с прокурором Сент-Луиса Д. У. Фолком, рассказавшим ему о взяточничестве городских чиновников.

В отличие от Макклюра, стремившегося, прежде всего, к высоким тиражам за счет сенсационности, а вовсе не к нравственному оздоровлению общества, Стеффенс считал, что журналы призваны выполнять важную функцию — собирать воедино разрозненные и часто поверхностные газетные заголовки, объединять их в одной аналитической статье, дополнять деталями и придавать им смысл, с тем чтобы оказывать подлинное воспитательное влияние на публику.

Через все статьи цикла проходила мысль о том, что причиной создавшейся ситуации были "добропорядочные граждане" (виноватые, по Стеффенсу, во всех общественных бедах). Это они, респектабельные торговцы и финансисты, искали общественных привилегий не только для извлечения законной прибыли, но и для незаконного обогащения, так что скоро "уже буквально на всем стояла цена, взяточничество превратилось в систему". Это они легко закрывали глаза на сращивание преступного мира с полицией, ради личной выгоды жертвуя благополучием ближних (статья "Позор Миннеаполиса", январь 1903 г.). И снова Стеффенс подчеркивал типичность описанных им ситуаций для американского общества в целом.

После публикации статьи о Миннеаполисе на ставшего знаменитым Стеффенса посыпались письма со всех концов Америки, в которых его Приглашали приехать в разные места и увидеть, что творящиеся там беспорядки сделают скандалы Сент-Луиса и Миннеаполиса ничтожными. Теперь Стеффенс невольно стал заложником собственной темы и должен был выискивать сенсации для возбуждения читательского аппетита. Сам он понимал тупиковость подобной тактики и неоднократно спорил об этом с Макклюром, но объективно поделать с этим уже ничего не мог — машина "разгребательства" была запущена, и остановить ее могла только катастрофа, не замедлившая случиться.

"разгребательскими". Так, внезапно резко выросли тиражи мало кому известного до сих пор "Эврибодиз мэге-зин", где были опубликованы сенсационные материалы бостонца Томаса У. Лоусона под названием "Взбесившиеся финансы" ("The Frenzied Finance"). Автор, хорошо знакомый с высшими кругами Уолл-Стрита, заявил, что все разоблачения журналистов "Макклюрса" покажутся детским лепетом по сравнению с его статьями. В какой-то мере так и оказалось, поскольку даже невозмутимый Стеффенс потом вспоминал, что после появления материалов Лоусона "муниципалитеты его городов показались образцом управления" (13; р. 587).

Однако, "Позор городов" (The Shame of the Cities), а вместе с ним и имя Стеффенса все же пережили популярность Лоусона, вероятно, не в последнюю очередь в силу того, что в статьях Стеффенса акцент был сделан не на "разгребательстве" ради такового, а на нравственной стороне вещей, которая, в конечном счете, и лежала в основе эмоционально-психологического отклика читателей.

"Коммерческий дух — есть дух прибыли, а не патриотизма, — писал Стеффенс в очередной статье о развитии событий в Сент-Луисе, — кредитов, а не чести, личного накопления, а не национального благосостояния, продажности, а не принципов..." (16; р. 7). Повсюду, куда приезжал Стеффенс, он по репортерской привычке находил подход к совершенно разным людям — от воротил крупного бизнеса и политических лидеров до бедных портье и разорившихся мелких лавочников.

Следующей темой, привлекшей его внимание на сей раз в Филадельфии, стал подкуп и подтасовки на выборах. Постепенно Стеффенс пришел к выводу, что "политическая коррупция — это процесс, а не временное зло, не случайное явление, не скоро преходящий симптом детской болезни. Она— естественное средство постепенного превращения демократии в плутократию... Если этот процесс будет продолжаться, то наша американская республика станет государством, организованным на пороках привилегированного класса... Босс — это не политик, он — американский институт, продукт освобожденного народа, который не обладает достаточной силой духа, чтобы быть свободным. В этом наша нравственная слабость — именно там, где мы думаем, что сильны" (16; р. 10).

В 1904 г. "Позор городов" вышел отдельной книгой, в предисловии к ней Стеффенс объяснил, что не собирался обличать какой-то социальный класс. По его мнению, совпадавшему с мнением знаменитого экономиста Т. Веблена, все классы стремились получить привилегии от государства и ради этого были готовы платить взятки. Большой бизнес было легче обвинить, ведь его нечестные сделки оказались на виду, и он обладал властью. "Но жадное стремление всех социальных слоев к особым привилегиям лежало в основе сквозной коррупции американской системы муниципального управления... Плохое управление американским народом есть плохое управление самого американского народа" (16; р. 14).

"Наша национальная гордость не может быть лишь пустым тщеславием, как и наши притязания на добропорядочность — фарисейством. Американские достижения в науке, искусстве, бизнесе говорят о нашем внушительном потенциале, а наше ханжество — лишь отражение присутствия в нас некой фундаментальной этики. Даже в области государственного управления мы обнаруживали потенциальные возможности, и наши политические неудачи не окончательны, а просто нелепы. Но они есть. И о них надо писать... Можно обвинить во всем политиков, разные социальные классы и слои, иммигрантов... но не весь народ" (16; р. 3). Именно к нему апеллировал Стеффенс, ставя перед собой задачу пробудить чувства стыда и вины ни много ни мало у всех американских граждан. Отсюда и названия глав книги, говорившие сами за себя: "Позор Миннеаполиса", "Бесстыдство Сент-Луиса", "Питтсбург: позорный город". Автор, однако, подчеркивал, что его книга — "не только свидетельство стыда, но и самоуважения, не только обличительное признание, но и декларация чести, которую он посвящает обвиняемым — всем гражданам Соединенных Штатов Америки" (16; р. 26).

Позднее Стеффенс обратил свое перо против коррупции на федеральном уровне и показал, что цели, мотивы и методы коррупционеров Сент-Луиса или Чикаго ничем не отличались от практики управления Соединенными Штатами. Демократическое общество превращалось в статьях Стеффенса в плутократию, поддерживаемую всеобщей системой бесчестных привилегий. Коррупция представала, таким образом, не местной, а национальной проблемой. Подобное "открытие" было шоком не только для самого Стеффенса, но и для его читателей. Так, бывший президент США, Гровер Кливленд, даже пригласил Стеффенса для беседы и сказал, что не может заставить себя поверить в факты, изложенные в его статьях, хотя умом и понимает, что все это — правда.

Не менее противоречивой фигурой среди "разгребателей" была Аида Тарбелл (Ida Marianna Tarbell, 1857-1944), чья разоблачительная книга о нефтяном тресте Рокфеллера стала причиной того, что в 1911 г. по решению Верховного суда США "Стэндард Ойл" была поделена на 33 отдельные независимые компании. Столь же внушительным был и "моральный ущерб", нанесенный Тарбелл репутации Рокфеллера: в ее книге он был изображен в полном соответствии с популярными тогда детерминистскими концепциями как некий американский вариант Шейлока, в портрете которого скрупулезные описания предосудительных методов ведения дел сочетались с малопривлекательными личными характеристиками, включая неприятную внешность. Даже последующие полвека активной филантропии Рокфеллера не спасли его навсегда подмоченной репутации, и при упоминании имени Тарбелл он только сокрушенно говорил: "Ни слова. Ни слова об этой заблуждающейся женщине"17.

Тарбелл, как и многие другие "разгребатели" (Л. Стеффенс, Р. С. Бейкер, Д. Г. Филлипс) — истинные дети своего времени, региона и протестантского воспитания, — искала корень всех зол современной жизни, вырвав который можно было легко и безболезненно вернуться к славным дням истинной демократии и всеобщего равенства. "Козлом отпущения" стала для нее фигура Дж. Рокфеллера — в его изображении Тарбелл попыталась развенчать весьма популярный и прочно утвердившийся в сознании современников так называемый "миф Хорейшио Элджера". Параллельно со Стеффенсом, Лоусоном, Бейкером, Расселлом и другими "разгребателями", Тарбелл доказывала, что великие состояния в Америке конца XIX в. не создавались лишь упорным трудом и экономией, как это пытались неизменно представить их владельцы. Важной была и направленность этического идеала, предлагаемого в книге Тарбелл взамен бесчестным действиям Рокфеллера и его детища. В ее статьях неизменно ощутим ностальгический крен в сторону "золотого века" истинной демократии и стойких моральных принципов.

Этический аспект, очень важный для всех "разгребателей", для Тарбелл имел всеобъемлющее значение. Не случайно она завершила "Историю Стэндард Ойл" словами о том, что "облегчение не наступит, пока не возрастет общественное недовольство нечестными методами игры и не появится убеждение в том, что выигрыш, полученный путем нарушения правил, не стоит усилий. Когда бизнесмен, ищущий особых привилегий, чтобы избавиться от своих конкурентов в нечестной конкурентной борьбе, будет подвергаться такому же остракизму, как плохой врач или юрист, это будет означать, что мы прошли долгий путь к тому, чтобы сделать коммерцию достойным занятием для нашей молодежи"18.

"Жанной д'Арк нефтяных районов Америки", намекая на то, что она родилась неподалеку от Титусвиля, в нефтедобывающем районе Пенсильвании, а ее отец был одним из тех самых мелких независимых производителей, которые были разорены и уничтожены могуществом "Стэндард Ойл".

В начале 90-х годов XIX в. Тарбелл, намеревавшаяся заняться историографией популяризаторского толка и, в частности, возродить и пересоздать жанр биографии, отправляется в Париж изучать писательское мастерство и — не без влияния набиравших все большую силу идей суфражизма и феминизма — собирать материалы для задуманной книги о роли француженок в революции. На счету молодой журналистки к этому времени было уже несколько лет успешной работы в качестве редактора небольшой местной газеты и публикации в известных журналах национального масштаба.

Здесь, в Париже, весной 1892 г. ей наносит визит Сэмюэль Мак-клюр, неустанно разыскивавший новых интересных авторов и свежие темы, и приглашает ее работать в свой только что созданный и уже практически находившийся на грани банкротства журнал.

Первые же опыты Тарбелл в "Макклюрсе" — "Краткая жизнь Наполеона" ("The Short Life of Napoleon") и "Ранние годы А. Линкольна" ("Early Life of A. Lincoln") — приносят ей успех и приводят к значительному росту тиражей журнала. Это объясняется прекрасным стилем, умением привлечь внимание публики путем постепенного нагнетания напряжения (к этому приему Тарбелл успешно прибегнет и в цикле статей о "Стэндард Ойл"), как и всегда отличавшими ее скрупулезной точностью, объективностью и даже педантизмом в подборе материала и цитировании источников.

забытых судебных разбирательств и тщательно уничтожавшихся материалов работы комиссии Конгресса США. Пришлось Тарбелл встретиться и с представителями самого треста, поскольку "Стэндард Ойл", обеспокоенная ее расследованием, командировала ни много, ни мало Марка Твена к Макклюру с предложением официально организовать встречи Тарбелл с одним из вице-президентов компании, Генри Роджерсом. Позднее биограф Дж. Рокфеллера, А. Невинс, напишет, что роль Роджерса в работе Тарбелл над книгой была весьма двойственной. Поскольку сам он, вместе с сыном Рокфеллера, был в гораздо большей мере ответствен за нарушения, обнаруженные Тарбелл, и особенно за позднейшую экспансию треста, ему было выгодно сфокусировать вину на фигуре старика Рокфеллера и отвлечь внимание от собственной деятельности, то есть поступить согласно все той же логике "поисков козла отпущения", которой следовали и "разгребатели"19 во главе треста.

Сага о тресте Рокфеллера все разрасталась, и вместо задуманных Макклюром трех статей Тарбелл написала в результате девятнадцать. Первая появилась в ноябре 1902 г., всего месяц спустя после публикации "Времен Туида в Сент-Луисе" Стеффенса, и имела широкий общественный резонанс.

Как отмечалось выше, еще до Тарбелл к личности Рокфеллера и его детищу, "Стэндард Ойл", обращался Генри Демарест Ллойд в книге "Богатство против благосостояния"— в какой-то мере более обвинительной, горькой и беспощадной, чем цикл Тарбелл, что отчасти объяснялось еще более архаичным мировоззрением Ллойда, направленным назад, к идеалу старой домонополистической Америки. Весь его труд подталкивал читателя к мысли о том, что большой бизнес Америки основан на гигантском заговоре бессовестных проходимцев и казнокрадов. Ллойд, как и "разгребатели", апеллировал главным образом к этическим ценностям, но делал это не слишком умело, не маскируя свои сентенции в одежды объективного социально-экономического анализа и занимательной публицистики так тщательно, как это делала Тарбелл.

"новый фронтир" в Западной Пенсильвании, где было обеспечено процветание мелким и средним независимым нефтяным производителям и где общественные устои поддерживались здравомыслящими представителями среднего класса. Именно этот рай предстояло разрушить тарбелловскому подобию Скруджа— нелюдимому и до безобразия скупому, но при этом прилежно посещавшему церковь и вообще считавшему, что его богатство — дар Божий, примерному семьянину и трезвеннику, Рокфеллеру. Знаменательно, что Тарбелл скептически относилась к благотворительной деятельности Рокфеллера, считая, что благопристойностью и филантропией он подменил истинно демократические, с ее точки зрения, чувства справедливости и уважения к правам остальных людей.

прямым и неизбежным следствием заведомо отрицательного отношения автора к "герою". Она так же горячо верила в единственно приемлемое, с ее точки зрения, общество, основанное на честной конкуренции, как Рокфеллер верил в успех монополистического капитализма. Свободная конкуренция была ее идеалом, и все, что не отвечало ему, она считала греховным и безнравственным.

впитали в детстве и юности и что теперь рушилось на глазах. "Жизнь текла легко, свободно и весело в этих людях... они глядели вперед, к будущим дням борьбы и развития со всем энтузиазмом молодости, которая только что обнаружила свои силы, они готовы были решить все заковыристые проблемы перепроизводства, железнодорожных махинаций и спекуляции. Они были готовы сами обеспечивать себя всем необходимым... для них не было ничего невозможного, ничего, что они не надеялись бы совершить, воплотить в жизнь..." (18; pp. 20-21) — писала Тарбелл. Рокфеллер же был для нее "жертвой страсти к наживе, которая ослепляла его и искажала восприятие всего, включая чувство справедливости и человечности. Его пример привел к опасному насыщению американской жизни коммерческим маккиавеллизмом... Преуспеть любыми возможными средствами стало высшей нравственной целью американского делового мира, и в том состояла прямая вина Рокфеллера" (18; р. XV).

Тарбелл восстановила шаг за шагом путь Рокфеллера к господству над нефтяной индустрией Америки, уделив особое внимание его сговору с железнодорожными корпорациями и борьбе с конкурентами, а также подкупу чиновников разного ранга, включая конгрессменов, и подтверждала свои открытия все новыми и новыми свидетельствами.

"разгребательских" открытий. Первым голос в защиту компании отца поднял сын Рокфеллера в своей речи "Христианство и бизнес", где он сравнил великую монополию с американской розой-красавицей, что "может расцвести во всем своем блеске и великолепии лишь при условии уничтожения ранних бутонов, которые растут вокруг нее" (1; pp. 89-90). За этим выступлением последовало множество других (Тарбелл, в частности, стала героиней публикации под названием "Истерическая женщина против исторических фактов" в газете "Деррик", владельцем которой была, как нетрудно догадаться, "Стэндард Ойл"). Гарвардский профессор экономики Г. Монтегю написал книгу в защиту треста, назвав Тарбелл "обычной собирательницей фольклора", а в 1910 г. Э. Хаббард, один из известных публицистов своего времени, назвал Тарбелл «честной, горькой, талантливой и страдающей предрассудками, разочарованной женщиной, писавшей со своей собственной точки зрения. А точка зрения эта — ... из канавы, где оказался примитивный нефтедобывающий инструмент ее отца после того, как его сменили нефтяные цистерны "Стэндард Ойл"» (1; р. 94).

Несмотря на все это, книга привлекла внимание общественности и привела к целой серии антитрестовских судебных процессов (1904, 1905, 1906 годов) и к расследованию Джеймса Гарфилда— главы Американского бюро корпораций, в конечном счете, вынудившего Т. Рузвельта применить санкции к "Стэндард Ойл".

Тарбелл, как и многих "разгребателей" (скажем, того же Стеффен-са), весьма задела кличка, приставшая к ним по милости Рузвельта, а также обвинения в деструктивной критике. Много лет спустя в автобиографии она писала, что выступала лишь против противозаконных методов устранения конкурентов, а не против богатства или размеров рокфеллеровского треста. Тарбелл даже утверждала, что "потопила свое презрение к недостойным методам компании в восхищении талантом и организаторскими способностями ее создателей и дерзновенностью их воображения и его воплощения" (17; р. 230). Эти запоздалые оправдания не случайны. Парадокс книги и позиции Тарбелл заключался в том, что она еще не способна была понять и принять так называемую "организационную революцию".

"разгребателям", претендовавшим на верное понимание экономических законов, нужно было сделать всего шаг, чтобы признать, что мелким и средним производителям не оставалось ничего другого, как забыть о своем индивидуализме и объединиться в борьбе с мощной монополией. Этот шаг Тарбелл сделала, однако, лишь спустя почти три десятилетия с момента появления "Истории Стэндард Ойл". В статьях 20-30-х годов она будет уже прямо выступать за национализацию бизнеса и концентрацию капитала и станет искать следы "социальной регенерации" и обнадеживающие знаки перемен в теориях управления и эффективности Фредерика Тэйлора и в особенности в его бизнес-этике и в карьерах "промышленных лидеров нового типа", таких как, например, владелец крупнейшей американской сталелитейной корпорации Элберт Гэри или президент "Дженерал Электрик" Оуэн Янг, о которых она написала хвалебные и весьма приглаженные биографии20"Золотое правило в бизнесе" ("The Golden Rule in Business") и "Новые идеалы в бизнесе" ("New Ideals in Business") — два ее труда, уже прямо направленных в защиту крупного бизнеса и капитала.

Радикализм Тарбелл, в котором ее довольно часто упрекали, был весьма условным и ограниченным, а уж о социализме или иных революционных теориях она и вовсе никогда не помышляла. Согласно своей домонополистической утопии, Тарбелл утверждала, что капитализм и демократия вполне совместимы при условии государственного регулирования экономики. Не случайным поэтому стало отрицательное отношение Тарбелл к опасной, с ее точки зрения, деятельности профсоюзов.

В 1906 г., поссорившись с Макклюром, "разгребатели" (Д. Г. Филлипс, А. Тарбелл, Р. С. Бейкер, а также писатель У. А. Уайт и др.) покидают его журнал и покупают у Ф. Колвера "Америкен мэгезин", пытаясь сделать из него некое подобие "Макклюрса". Здесь Тарбелл опубликует еще одно экономическое исследование — "Тарифы в наше время" ("The Tariff in Our Times", 1906-1911), где, проследив историю тарифов за полвека, подчеркнет связь между тарифами, крупным бизнесом и республиканской партией. Как и "История Стэндард Ойл", книга была проникнута пафосом борьбы за истинную демократию и заканчивалась весьма типичной для Тарбелл сентенцией: "Нельзя разделять мораль и экономику, ибо все, что делают люди, в конечном счете, связано с моралью, и благосостояние общества в целом зависит от степени моральности человеческого поведения"21.

Имя писателя Элтона Синклера (см. главу об Э. Синклере в наст, томе) часто можно встретить рядом с именами "разгребателей грязи", хотя его политические и социальные взгляды все же значительно отличались от "макрейкерских", и не случайно не только его романы, но и разоблачительные статьи появлялись главным образом не в журналах "Макклюрс" или "Космополитен", а в социалистической газете "Эпил ту ризон", пользовавшейся короткий период времени значительным успехом. И все же самый известный и, наверное, самый удачный роман писателя, "Джунгли", явился ярким примером именно "разгребательского" подхода к материалу и соответствующей этики и воспринимался современниками в одном русле с деятельностью "журналистов-крестоносцев". Исключение составляли лишь его заключительные страницы, открыто пропагандировавшие социализм (в том духе, как его понимал Синклер) и содержащие некоторый переизбыток тошнотворных псевдонатуралистических подробностей, которые коробили даже Л. Стеффенса, рассудительно посоветовавшего Синклеру "отказаться от описаний неприятных вещей, даже если они и являются правдой"22.

анализа статьи "разгребателей", как и ряд романов, подобных "Джунглям", по существу свидетельствовали о продолжавшемся в американской словесности того периода развитии натурализма 23. Правда, фактический, документальный материал в данном случае редко подвергался достаточной художественной обработке и осмыслению, будучи представлен скорее в форме неких "заготовок", вдохнуть в которые божью искру литературного таланта удавалось не многим американским авторам (Стивену Крейну, Фрэнку Норрису). "Разгребательский" вариант натурализма заметно уступал своим немногочисленным подлинно литературным аналогам, прежде всего в силу свойственной ему примитивной пропагандистской однозначности противопоставления добра и зла, города и деревни, порока и добродетели. Противоречивость и неоформленность взглядов Синклера (в частности, попытки объединить социал-дарвинизм со стихийным социализмом) также не способствовали выработке нового способа художественного осмысления, на создание которого он явно претендовал.

Широко известно, что "Джунгли" были написаны по заказу редактора "Эпил ту ризон", прочитавшего ранний исторический роман писателя "Манассас", направленный против рабства, и подавшего Синклеру мысль "описать теперь несправедливость рабства современного наемного труда" (22; р. 153). Подобно Стеффенсу и Тарбелл, скрупулезно собиравшим материалы для своих циклов, Синклер провел семь недель на бойнях Чикаго, живя вместе с рабочими, только что проигравшими крупную забастовку, и воочию убеждаясь во всем том, что ему предстояло изобразить в романе.

Знаменитый Закон о чистоте продуктов и лекарств, ставший реальным позитивным результатом обличений романа, был совместным достижением Синклера и мало известной сегодня группы журналистов, публиковавших в "Эмпория. газетт" (редактором этого издания был еще один писатель, имевший некоторое отношение к "разгреба-тельству", Уильям Аллен Уайт), журнале "Кольерс" и других изданиях статьи о недопустимом состоянии дел в фармацевтической промышленности США. Осенью 1905 г. Сэмюэль Адамс по заказу названного журнала начинает цикл публикаций о патентованных лекарствах, которыми лечилась Америка. Журналист привел результаты химического анализа нескольких популярных "панацей", в результате чего выяснилось, что они либо вовсе не обладали лечебными свойствами, либо содержали наркотики.

"Джунглей", что читатель имеет дело не с вымыслом, а с мрачной действительностью. Роман и воспринимался современниками не как художественный вымысел и совершенно серьезно подвергался независимым экспертизам разного толка с тем, чтобы разобраться в степени подлинности информации, представленной автором на его страницах. Иными словами, подход к произведению Синклера по существу не отличался от реакции на передовицу модной газеты или цикл обличений из "разгребательского" журнала. Нападки со стороны пытавшегося оправдаться "мясного короля" Армора и поддерживавшей его газеты ("Сатердей ивнинг пост") заставили Синклера написать пространную статью "Проклятая мясная промышленность" ("The Condemned Meat Industry"), где он снова доказывал подлинность всех фактов, представленных в романе. Реакция общественности заставила президента Рузвельта провести официальное расследование, Синклер стал на время весьма популярной фигурой, а его роман — бестселлером в США и Великобритании. В рекордное даже для "разгребателей" время — шесть месяцев после выхода романа — был принят Закон о чистоте продуктов и лекарств и Закон об инспекции мяса. По иронии судьбы, автор, озабоченный на самом деле вовсе не качеством мяса, а условиями труда наемных рабочих, по его собственным словам, целясь "в сердце, попал в желудок Америки" (22; р. 153).

"мистера Дули", сочинил жутковатую и грубоватую шутку о реакции Рузвельта на роман "Джунгли", в которой сообщал, что "Тэдди", прочитав роман, вскочил из-за стола и с криком "Я отравлен!" начал выбрасывать сосиски из окна Белого Дома. Шутка заканчивалась описанием драки президента и сенатора Бевериджа со взрывоопасной банкой тушенки и моралью: "С тех пор президент, как все мы, стал вегетарианцем" (1; р. 115). Из газеты в газету кочевали неуклюжие пародии на детские стишки о Мэри и ее овечке, которая заболела туберкулезом и была отправлена хозяйкой на бойню, с тем, чтобы ее продали в качестве курятины. Почти все последующие романы Синклера и его многочисленные публицистические книги — "Искусство Маммоны", "Деньги говорят" и другие — были разоблачительными и сенсационными. Однако они вряд ли вписываются в контекст "разгребательского" десятилетия. Знаменательно и то, что почти все задуманные Синклером публицистические выпады против американского капитала в цикле о детском труде на стеклодувных заводах Нью-Джерси и сталелитейной промышленности Пенсильвании были слишком радикальными даже для наиболее разоблачительных изданий ("Эврибодиз", например, отказывался их публиковать), и позднее писатель использовал собранный материал в своих многочисленных романах.

Среди "разгребателей", не имевших отношения к журналу Мак-клюра, но сыгравших значительную роль в развитии этого направления, выделяется имя Чарльза Эдварда Расселла— журналиста со Среднего Запада и реформатора-республиканца, впоследствии симпатизировавшего социализму, чей отец, так же, как отец Тарбелл, был разорен железнодорожным трестом. В качестве репортера Расселл добился весьма значительных успехов и был также редактором нескольких известных газет и журналов. В 1905 г. по заданию журнала "Эврибодиз" он начал писать цикл статей о махинациях Мясного треста, позднее выросший в книгу "Величайший трест в мире" (The Greatest Trust in the World), которая и сделала Расселла на какое-то время даже более известным, чем Тарбелл и Стеффенс. Подход Расселла к материалу был совсем иным, нежели в романе Синклера "Джунгли". Его интересовали главным образом экономические аспекты деятельности Мясного треста, история его борьбы с мелкими независимыми фермерами, а также подробности сговора между железнодорожными компаниями и трестом, призванного задушить конкуренцию. В статьях Расселла не было синклеровских натуралистических описаний, но от этого их разрушительная сила не уменьшалась. Публикация Расселла естественно сопровождалась ставшей уже обычной кампанией Мясного треста в защиту собственных интересов, замешанной на подкупе, шантаже и заказных газетных выступлениях.

Расселл был в большей мере, нежели Стеффенс и Тарбелл, знаком с экономическими теориями и методами научного анализа, что сообщало его статьям большую объективность. Подобно Стеффенсу, он искренне верил в необходимость "разгребательской" деятельности с целью спасения американской демократии. По его мнению, этого можно было достичь лишь путем постоянного информирования соотечественников о тех нарушениях, которые угрожали будущему их страны. Иными словами, Расселлом двигало все то же протестантское стремление бороться со Злом, в каком бы воплощении оно ни выступало.

История литературы США. Том 5. Тлостанова М. В.: Разгребатели грязи

"Благословение в Джорджии". 1916. Литография

Одним из самых сенсационных обвинений Расселла стал цикл статей о неприглядной деятельности церкви Тринити — одной из самых старых и уважаемых церквей Нью-Йорка. Тринити владела большими участками земли, которые сдавала в аренду для строительства дешевых и скверных доходных домов, по сути трущоб для бедных рабочих семей, иммигрантов и т. д. Тринити становилась, по хлесткому замечанию Расселла, "трущобным домовладельцем". В 1908 г. он опубликовал несколько обличительных статей на эту тему в разных "разгребательских" журналах24 В конце он задавал риторический вопрос: может ли добро, сотворенное в результате филантропии и благотворительности Тринити, перевесить зло, которое творится в этих трущобах и которое, по сути, и финансирует то самое добро? Из-за шумихи, вызванной публикацией, скончался главный пастор Тринити, преподобный Морган Дике, что дало основания тут же обвинить автора статей в "безответственном разгребательстве". Но как только скандал улегся, Тринити стала потихоньку сносить трущобы, тем самым косвенно признав правоту Расселла.

В 1908 г. Расселл опубликовал и приведшую к федеральному расследованию статью "Воспитание взломщика" ("A Burglar in the Making") о незаконном, по сути рабовладельческом, использовании труда заключенных на фермах Джорджии, основанную на описании реальной человеческой судьбы.

"Поздний разгребатель" Расселл продолжал печатать свои сенсационные статьи в последних уцелевших "разгребательских" журналах. Так, в журнале "Хэмптоне" он опубликовал цикл статей о махинациях на нью-хейвенской железной дороге, что привело к беспощадной войне между журналом и железнодорожными магнатами и в конечном счете завершилось разорением и закрытием журнала. Впрочем, подобная участь ждала почти все "разгребательские" издания. Расселл писал по этому поводу: "Разгребательство в Америке погибло от рук людей и интересов всем хорошо известных. Естественно, респектабельные бизнесмены были довольны. Были ли у страны основания радоваться — другой вопрос; там, где нет критики, нет и здоровья, по крайней мере, в демократической системе..." (1; р. 154).

Осуществить самую скандальную из задумок Расселла — написать цикл разоблачительных статей о продажном американском Сенате — предстояло его другу, писателю Д. Г. Филлипсу (David Graham Phillips, 1867-1911). Не случайно редакция журнала "Эврибодиз", посоветовавшись с юристами, отказалась от идеи Расселла, и он предложил ее редактору другого издания, "Космополитен", Уильяму Херсту. Фил-липс принялся за работу без особого энтузиазма — к началу 900-х годов он сумел, наконец, оставить журналистику и заняться целиком литературой (к этому времени писатель публиковал по два романа в год). Однако созданный им в результате цикл статей о Сенате имел огромный общественный резонанс. Херст сделал статьям хорошую рекламу, прямо заявив, что цикл приведет к отставке ряда сенаторов. Особенности стиля Филлипса как писателя и журналиста, а именно — высокопарные и туманные обличения в сочетании с едкими и безжалостными издевками, тоже сыграли свою роль. Кроме того, Т. Рузвельт как раз в это время пытался договориться с Сенатом по поводу необходимости проведения железнодорожных реформ, принятия закона о чистоте продуктов и лекарств и некоторых других мер, которые являлись прямым следствием деятельности "разгребателей", и выпад Филлипса оказался более чем некстати.

Писателя никак нельзя было назвать новичком в "разгребательском" деле. На его счету были разоблачительные статьи в пулитце-ровской газете "Нью-Йорк уорлд" и "Харперсе" (где он печатался с 90-х годов XIX в.), направленные против администрации президента Кливленда и призывавшие к реальному, не на бумаге выполнению принятого незадолго до того Антитрестовского закона Шермана, и публиковавшиеся в журналах "Макклюрс", "Сатердей ивнинг пост", "Арена", "Космополитен" политические портреты таких видных современников, как Рузвельт, Кливленд, Морган, Рокфеллер.

писателя в 1911 г.) — он объявлял своей целью "правду" и настаивал на том, что ее нужно видеть целиком, без компромиссов, какой бы уродливой и неудобоваримой она ни казалась. Его одержимость правдой, в чем-то напоминающая синклеровскую, шокировала даже друзей-"разгребателей", и его не без иронии называли "филлипс-борец". Однако от Синклера его отличал особый, типичный для Среднего Запада крайний индивидуализм, не позволявший ему стать адептом определенного политического или философского течения. Подобную позицию писатель возводил в ранг подвига и воспринимал как знак особой отмеченности; своей личной целью он провозглашал "срывание всех и всяческих масок с современной эпохи"25.

"Предательство Сената" начиналась с цитаты из американской Конституции, где приводилось определение предательства: "Предательство США будет состоять лишь в развертывании войны против них или в сотрудничестве с их врагами и оказании им помощи". Именно в предательстве и обвинил Филлипс 21 сенатора США, воспользовавшись якобы текстом Конституции. Очевидно, он исходил из рузвельтовской логики переина-чивания цитат для выгоды автора, поскольку, подобно бэньяновскому разгребателю мусора в речи Рузвельта, гипотетический предатель из Конституции США, вступающий в сговор, несомненно, только с внешним, иностранным врагом, в статье Филлипса приобретал знакомые и зловещие черты сенатора, купленного воротилой крупного бизнеса или финансистом. Сенатор становился, таким образом, в глазах гневного журналиста не меньшим, а большим врагом отечества, чем любая "иностранная армия". Обидные клички посыпались на сенаторов одна за другой— Филлипс называл их хозяевами Сената, взяточниками и даже Иудами.

Сразу же после знаменитого выступления Рузвельта вполне в духе времени из самого Филлипса сделали "козла отпущения": ему угрожали, его обвиняли в тенденциозности повсюду, в том числе и в тех журналах, которые еще недавно охотно печатали его произведения. Правда, раздалось и несколько робких голосов в защиту Филлипса — в поддержку выступил его давний друг и прототип ряда положительных героев в романах писателя, сенатор Беверидж, а также такие издания, как "Нью-Йорк уорлд" и "Нью-Йорк пост", утверждавшие, что Филлипс лишь повторил побасенки Рузвельта о негодяях-сенаторах (это подтверждали в частности Стеффенс и Синклер, бывшие свидетелями рузвельтовского гнева по отношению к Сенату).

Несмотря на мнимые и реальные гонения, которые пришлось испытать автору, а вместе с ним и всем остальным "разгребателям", позитивный результат "Предательства Сената" был налицо. То, что ранее Рузвельту приходилось проводить в жизнь при большом сопротивлении Сената, теперь довольно легко и быстро приняло вид новых законов, пусть и оставлявших желать лучшего с точки зрения их эффективности и реального выполнения. В связи с этим Стеффенс даже укорил Рузвельта в гонениях на "разгребателей", подчеркнув значение той реальной помощи, которую они оказывали президенту-реформатору в "борьбе" с Сенатом. К 1912 г. лишь четверо из описанных Филлипсом сенаторов оставались на своих постах, остальные больше не посмели баллотироваться, а вскоре и заявленное в статьях требование всенародного избрания сенаторов нашло отражение в семнадцатой поправке к Конституции.

Следует добавить, что большинство из двадцати трех пользовавшихся в свое время большой популярностью романов Филлипса имеет непосредственное отношение к "разгребательству", поскольку по сути это лишь едва прикрытые тонкой пленкой вымысла и мелодраматическим флером репортажи о современной автору общественно-политической системе и о жизни его современников. Так что он не был далек от истины, когда называл себя "секретарем Америки, ведущим подробный протокол современного национального опыта" (25; р. 405). Только национальный опыт в этом случае понимался совершенно особо, в духе "прогрессистской" эры, когда мечты и идеалы американцев часто несколько запаздывали по сравнению со стремительным развитием действительности. Подобно Стеффенсу и Тарбелл, идеал Филлипса, претендовавшего, казалось бы, на предельную современность и политический и социальный прогрессизм, лежал, по сути, в прошлом, заставляя среднего американского читателя вновь переживать то, что было впитано им в детстве и юности и подсознательно составляло его опору в резко менявшемся, все более переходившем на позиции релятивизма мире. Как ни странно, именно нелюбимый Филлипсом Рузвельт довольно точно сформулировал сущность его позиции: "как писатель и журналист Филлипс боготворит прошлое... а его мессии — не пророки будущего, а воспоминания о прошлом" 26

Ходульные персонажи романов-передовиц Филлипса изъяснялись длинными морально-философскими сентенциями и претенциозными афоризмами, неприкрыто выражавшими ту этику, которая при ближайшем рассмотрении оказывалась не чем иным, как прямым заимствованием из пресловутого Хорейшио Элджера, чьи мифы вроде бы стремились развенчать "разгребатели". Это, как видно, было им не всегда по силам...

Не лишенный автобиографической окраски роман Филлипса "Великий бог успех" {The Great God Success, 1901) может послужить схематичной иллюстрацией к судьбам многих "разгребателей". Его главный герой, еще недавно рассуждавший о том, что "битвы за свободу никогда не выигрывают люди с полным желудком и полными кошельками"27, и печатавший в популярном "разгребательском" журнале самые разоблачительные материалы, в результате очередной политической кампании оказывается подкупленным могущественным трестом и сходит со сцены борьбы.

"Макклюрс", был постоянно занят поисками главной причины всех зол, которую и стремился выставить на всеобщее обозрение, однако он подчас с трудом находил виновника всех общественных бед. В романе "Цена" (The Cost, 1905) "козлом отпущения" становились "полдюжины крупных корпораций"; в "Сливовом дереве" (The Plum Tree, 1905) неуклюжей метафоре общества, сгибающегося под тяжестью плодов корпоративного преуспеяния, и "Потопе" (The Deluge, 1905), написанном как бы в ответ на цикл Лоусона "Взбесившиеся финансы", читатель встречался с раскаявшимися представителями крупного бизнеса и финансистами, повествующими о бесчестных способах добывания денег и политической власти, совсем как в разоблачительных циклах Стеффенса; в "Благородной ловкости рук" (Light-Fingered Gentry, 1907) корнем всех бед для Филлипса стали страховые компании. При этом, по жесткой "разгребательской" логике, каждое новое обвинение должно было превосходить предыдущее по своей сенсационности, дабы создать необходимое напряжение читательского внимания.

"разгребательской" статье можно было ограничиться демонстрацией зла и предоставить публике бороться с ним, то в романе (особенно в традиционном, замешанном на пуританской этике) требовался мало-мальски осязаемый, убедительный идеал. Однако честные попытки Филлипса реализовать подобный идеал в своих романах в еще большей мере обнаруживали его архаичность и обращенность в прошлое. "Положительные" герои Филлипса (как правило, выходцы с Запада) неизменно выступали за умеренность, стремились дать могущественному меньшинству минимум власти, а бедствующему большинству минимум благ (всего-то полный желудок), чтобы только заставить его замолчать и предотвратить социальное недовольство. Таков, в частности, герой мелодраматических "Приключений Джошуа Крэга" (The Fashionable Adventures of Joshua Craig, 1909), удивляющий сегодня странной смесью Западной бравады и несколько одомашненных ницшеанских идей о сильной личности, которой все дозволено. Филлипс упорно противопоставлял симпатичных, с его точки зрения, героев с Запада, бизнесменов и политиков, продажному и порочному миру Востока и особенно Нью-Йорка. Для него любой "западный" бизнесмен был менее опасным и коварным, чем уолл-стритский банкир.

Тема скрытого упадка и надлома, стоящих за великими состояниями, и вреда унаследованного богатства для нравственного развития личности, несомненно, волновавшая всех "разгребателей", скажем, ту же Аиду Тарбелл при создании портрета Рокфеллера, нашла выражение в одном из более удачных романов Филлипса "Второе поколение" (The Second Generation, 1907). В нем автор приводит свою нехитрую и основанную на весьма уважаемом им социал-дарвинизме схему эволюции (или скорее деградации) — от разбогатевших своим трудом дедов до ленивых и никчемных, промотавших в два счета семейные состояния детей и внуков, вынужденных вновь начинать все сначала в еще более тяжких условиях, чем их предки. "Унаследованные состояния — это настоящее проклятие общества, — писал Филлипс, — из-за него оно развивается по кругу, а не вперед" 28.

Последний, неоконченный и опубликованный посмертно роман Филлипса, над которым он работал более семи лет, стал попыткой объединить журналистские "разгребательские" методы с пусть робкими, но все же результативными усилиями в чисто художественном направлении. "Сьюзен Ленокс: Ее падение и возвышение" (Susan Lenox: Her Fall and Rise, 1917)— это прежде всего натуралистический роман, напоминающий "Нана" Золя в той же мере, что и "Сестру Керри" Драйзера, хотя и не лишенный элементов мелодраматизма и сенсационности. Главная героиня — проститутка, уроженка Запада, достаточно низкого происхождения, обладающая неискоренимым чувством собственного превосходства и железной волей. Неправдоподобные, пикарескные, все быстрее чередующиеся взлеты и падения Сьюзен позволили Филлипсу нарисовать внушительную панораму всеамериканской коррумпированной действительности. В отличие от прежних героев Филлипса — демагогов-мужчин, — Сьюзен обладает предельно простой и нескрываемо циничной и эгоистичной философией. "Когда она доберется до общественной верхушки, она сможет себе позволить роскошь умеренности и нравственности, но до тех пор ни Золотое правило, ни щепетильность любого толка не остановят ее стремления зубами и когтями урвать свой кусок счастья" (26; р. 155). Этой нехитрой философии она и следует на протяжении всего романа, переходя от карьеры певички к работе на фабрике, от жизни с гангстером к роману с драматургом, от проституции к покушению на убийство. Спутниками Сьюзен, как нетрудно догадаться, становятся наркомания и алкоголизм. Автор хитро заканчивает роман как раз в тот момент, когда, став, наконец, знаменитой актрисой, героиня получает в качестве "расплаты за грех и слабость" не смерть, как ей предрекалось, а... дом на Пятой авеню и мир, достойный того, чтобы в нем жить.

"разгребательство" окончательно сошло на нет. Праведный, хотя порой и небескорыстный пыл "журналистов-крестоносцев", направленный против пороков современного общественного устройства, перестал занимать воображение читателей. Утверждать сегодня, что усилия "разгребателей" были "задушены" реакционными силами, было бы, по меньшей мере, неверно, как и укорять их в наивности и недальновидности. Сами они, как и их читатели, а часто и те, против кого они ополчались в своих "крестовых походах", были плоть от плоти породившей их "прогрессистской" эры, детьми противоречивого переходного времени. Их еще очень крепко держало в тисках прошлое, те социальные, нравственные и религиозные представления и идеалы, на которых они выросли, их сознание не всегда могло справиться с новой, обрушившейся на них действительностью. Ей-то они и пытались не всегда успешно придать смысл и нравственный заряд, основываясь на прошлом, на по-своему осмысленной традиции. Именно эта внутренняя противоречивость "разгребательства", а не совокупность внешних и чисто случайных факторов, определила недолговечность этого явления.

Справедливости ради надо сказать, что поворот мировой истории в первой половине 10-х годов, ознаменовавшейся началом Первой мировой войны, выдвинул перед обществом по обе стороны Атлантики иные приоритеты, хотя в Соединенных Штатах какое-то время в литературе и журналистике сохранялась инерция движения, заданного началом XX в. Тем не менее, значение деятельности "разгребателей" для культурного контекста Америки начала XX в. оказалось весомым. Оно видится не в столь значительных, с сегодняшней точки зрения, реальных результатах их разоблачений (хотя и их не стоит сбрасывать со счетов), а в том, что они сделали попытку переосмыслить этический, религиозный, социальный и иные компоненты национальной картины мира и общественного идеала перед лицом менявшейся действительности и даже внести свою лепту в ее преобразование посредством реформ. Именно этим сегодня и интересно "разгребательство".

"разгребателей грязи" с собственно литературным процессом, приходится признать, что она была весьма опосредованной. Статьи даже самых талантливых из них — Л. Стеффенса, А. Тарбелл, Р. С. Бейкера— были, прежде всего, пропагандистской журналистикой, хотя и самого высокого уровня. Вместе с тем, необходимо отметить бурный расцвет в этот период трудно определимых промежуточных жанров, объединявших в себе черты романа и аналитической обличительной статьи. Примером могут служить "Джунгли" Э. Синклера, романы Д. Г. Филлипса. В менее явной форме это выразилось в общей тенденции американской прозы этого времени добавлять к любому роману необходимый и быстро ставший стереотипным "разгребательский" антураж, выполнявший роль примитивного натурализма, практически отсутствовавшего в американской литературе первого десятилетия XX в. в мало-мальски интересной художественной форме. (Этой моды не избежали, в частности, Генри Фуллер, Роберт Херрик и некоторые другие писатели.) Исключения были немногочисленны и лишь подтверждали правило.

Буквально через несколько лет после заката "разгребательства" на место наивных, но честных в своем праведном гневе патриотов-"макрейкеров" пришли так называемые "дебанкеры"29— журналис-ты-"разоблачители", в большой мере использовавшие опыт своих предшественников, главным образом стиль, методы воздействия на публику и вообще формальные признаки журналистского мастерства, обеспечивавшие обличениям "разгребателей" такую силу и убедительность. Но суть и смысл обличения для "дебанкеров" в большинстве своем стали пустым звуком, они по существу были "постразгре-бателями", вольно или невольно пародировавшими в своих статьях то самое "разгребательство", дело которого вроде бы продолжали.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Cook, Fred, J. The Muckrakers. Crusading Journalists Who Changed America. N. Y., Garden City, Doubleday, 1972, p. 10.

"разгребательского" журнала Сэмюэля Макклюра "Путь паломника", по его собственным словам, был во времена юности второй по значению книгой после Библии.

"разгребателей грязи" в отечественной критике, транслитерируя английское слово muckraker — "разгребатель грязи".

4 McClure S. S. My Autobiography (1914); Tarbell, Ida M. All in the Day's Work: An Autobiography (1939); Sleffens L. The Autobiography of Lincoln Steffens (1931); Baker R. S. Native American: The Book of My Youth (1941).

5 Crunden, Robert M. Ministers of Reform. The Progressives' Achievement in American Civilization, 1889-1920. Urbana, Chicago, Univ. of Illinois Press, 1984, pp. 198-200.

6 Smith P. The Rise of Industrial America. A People's History of the Post-Reconstruction Era. N. Y., McGraw-Hill, 1984, p. 400.

8 Например, "Люди бездны" (1903).

9 Дж. Рииз еще в конце XIX в. написал книгу, во многом предвосхитившую деятельность "разгребателей грязи" (Riis J. How the Other Half Lives, 1890).

10 PatteeF. L The New American Literature— 1890-1930., N. Y., L., The Century, 1930, p. 145.

13 Steffens L. The Autobiography of Lincoln Steffens. N. Y., Harcourt, Brace and Co., 1931, p. 357.

14 Например: Gray son D. Adventures in Contentment. 1907.

16 Steffens L. The Shame of the Cities. N. Y., Smith, 1948, p. 8.

18 Tarbell I. The History of the Standard Oil Company. . Y., Harper and Row, 1966, p. 226.

20 Tarbell I. The Life of Elbert Gary: The Story of Steel. N. Y., D. Appleton, 1925.

21 Dictionary of Literary Biography, v. 47. Ed. by Clyde N. W. Wilson. Detroit (Mich.), 1986, p. 300.

"социологического направления в реализме". Деятельность "разгребателей грязи" также рассматривалась в русле развития реалистических тенденций в литературе начала XX в. На наш взгляд, подобный подход не вполне оправдан, и более правомерно отнести творчество Синклера все же к натурализму, хотя и довольно условно, а деятельность "разгребателей" вовсе вывести за рамки каких бы то ни было эстетических исканий, ограничив ее сугубо сферой журналистики. Неадекватность и многозначность термина "реализм", безусловно, усугубляет путаницу в данном вопросе, разрешить которую, однако, в этой статье не представляется возможным.

24 Russell Ch. E. Trinity: Church of Mystery // Broadway Magazine. April, May 1908; The Tenements of Trinity Church II Everybody's Magazine. July, 1908.

26 Lynn K. The Dream of Success. N. Y, 1955, p. 148.

28 Phillips D. G. The Second Generation. N. Y., D. Appleton and Co., 1907, p. 47.

29 От английского debunk — развенчать, разоблачить.