Хемингуэй и «Старик и море»
Вероятно, за семьдесят часов можно прожить такую же полную жизнь, как за семьдесят лет, если только жил полной жизнью раньше, до того, как эти семьдесят часов начались, и если уже достиг известного возраста.
«По ком звонит колокол»
Общеизвестно — об этом широко и неоднократно говорилось в американских, кубинских, европейских и наших журналах и газетах,— что Эрнест Хемингуэй взял в основу своей повести «Старик и море» случай, который произошел с кубинским рыбаком Ансельмо Эриандесом. Утверждалось также, что и образ главного героя был списан с этого же рыбака из поселка Кохимар.
Можно предположить, что автором этой версии является Оскар Пино Сантос, бывший тогда сотрудником кубинского еженедельного журнала «Картелес». Отказать этому журналисту из «Картелеса» в бойкости И выдумке нельзя. Статья за подписью Оскара Пино Сантоса «Ансельмо — рыбак из «Старика и море» появилась в номере от 14 ноября 1954 года. А, как известно, 28 октября того же года шведская Академия литературы присудила Хемингуэю Нобелевскую премию.
Статья начиналась:
«Давайте представим Сантьяго нашим читателям. Сантьяго герой новеллы Эрнеста Хемингуэя (Нобелевская премия по литературе за 1954 год) «Старик и море». Так вот, персонаж, о котором пойдет речь, существо не вымышленное, как это обычно бывает в новеллах. Наоборот. Это человек из плоти и крови, который Каким-то образом вдохновил Хемингуэя на сочинение отмеченного премией произведения.
Сразу поясним, что Сантьяго в действительности не Сантьяго, а Ансельмо. Ансельмо Эрнандес Гарсиа. Добавим, что он рыбак и ему 79 лет, из которых 60 лет он прожил в Кохимаре. Скажем также, что Ансельмо превосходно знает, что он частично послужил моделью Хемингуэю для его новеллы. И несмотря на это, рыбак не желает говорить ни о Хемингуэе, ни о его произведениях».
Автор заметки рассказывает о том, как он разыскал хижину рыбака и как сразу узнал в ее хозяине Сантьяго— героя «Старика и моря». Любопытен следующий диалог:
«— Вы знаете, что Хемингуэй написал новеллу, которая называется «Старик и море»?
— Да.
— Говорят, что вы послужили моделью, что старик из новеллы — это вы. Правда ли это?
— Я думаю, что да... он бывал здесь и разговаривал со мной.
Отвечая на наши вопросы, Ансельмо (Сантьяго) был не особенно красноречив. Скорее всего потому, что тема была ему не по душе. Он не желает говорить о Хемингуэе. И складывается впечатление, что он не намерен дальше поддерживать дружбу с писателем.
Ансельмо знает, что он герой новеллы. Однако до самого последнего времени никто об этом не думал. И сам Хемингуэй,— как видно, занятый своей работой, почестями, доходами от столь нашумевшей и получившей премию новеллы,— похоже, забыл о старом рыбаке, о его хижине, о «Ла Террасе» и не приехал даже в Кохимар, чтобы обнять рыбака, поговорить с ним и подарить хотя бы пачку сигар, которые он дарил ему когда-то».
Далее автор заметки говорит:
«В действительности Сантьяго — плод выдумки Хемингуэя— не отображает даже приблизительно духовный образ Ансельмо...
— Никогда со мной не случалось, чтобы я 84 дня подряд возвращался пустым. Не было и случая, чтобы я три дня сражался с агухой, которую потом съели акулы...
Однако, несмотря на все вышеизложенное, нет такого человека, который бы сомневался, что Ансельмо Эрнандес Гарсиа и есть Сантьяго из новеллы!»
И в подтверждение своих слов автор версии рассказывает о том, как Хемингуэй привозил в Кохимар и знакомил с Ансельмо американского актера Спенсера Трэси, которому предстояло сыграть роль рыбака в фильме «Старик и море».
Очерк Пино Сантоса привлек внимание — поведение героя дня, Нобелевского лауреата, американского писателя было подано в сенсационном духе: он воспользовался историей кубинского рыбака, не подумав даже сделать ему подарок — жалкую дюжину сигар, версия эта пошла гулять по свету. В нее очень быстро поверили на Кубе, поверили и некоторые рыбаки из Кохимара. Но самым забавным оказалось, что в нее поверил и сам Ансельмо. То, что это — выдумка, плод измышлений чересчур бойкого журналиста, со всей очевидностью явствует из рассказов тех, кто в то время был рядом с писателем.
«что ему (Хемингуэю) все равно, что пишут в журналах, поэтому Ансельмо может, если хочет, делать из этого себе капитал». Грегорио Фуэнтес, потомственный жиль Кохимара, никогда не слышал, чтобы кто-либо из рыбаков поселка встречался в море со столь огромной агухой, которая описана в «Старике и море», сражался с ней три дня и чтобы потом она была съедена акулами.
Роберто Эррера утверждает: «В Кохимар, когда в Ла Вихии» впервые заговорили о постановке фильма Старик и море» и об участии в нем Спенсера Трэси, мы выезжали втроем. Папа взял меня, чтобы мы вместе с Грегорио показали актеру побольше стариков, помню, за три часа, проведенных в «Ла Террасе», к Папе и Трэси подходило не менее десяти старых рынков.
Что же касается самой истории о большой рыбе, то, если не ошибаюсь, эту историю Папе еще в 1936 году рассказал Карлос Гутьеррес, механик, который плавал с Папой одно время за капитана на «Пиларе». И речь там шла о старом рыбаке из гаванского порта. Случай эот Хемингуэем был описан в одной из его корреспонденций с Кубы, которая была опубликована в журнале *Эскуайр» в том же 1936 году».
Во время моих встреч с капитаном Карлосом Гутьрресом, которому тогда уже было 86 лет, Гутьеррес твердил, что именно он, и никто другой, рассказал Хемингуэю историю, приключившуюся у одного гаванского рыбака с огромной рыбой.
В американском журнале «Лук» от 6. XI. 1966 года опубликовано интервью с вдовой писателя. Журналистка, которая брала интервью, задала миссис Хемингуэй и такой вопрос:
«— Хотя это не совсем приятно, я должна спросить вас об этом, мисс Мэри. Несколько лет тому назад в Европе распространился слух, что история «Старика и моря» произошла с одним рыбаком, который и рассказал ее Хемингуэю, за что писатель обещал рыбаку лодку. Если верить слухам, Хемингуэй так и не купил ему лодки.
— Да, я знаю. Но неужели вы верите в то, что Эрнест тратил свое время, выменивая истории на лодки? Эрнест и я постоянно слышали подобные байки. На Кубе не найдется рыбака, который не имел бы своей собственной истории о сражении с огромной рыбой. Поэтому, когда вышла книга, каждый из них решил, что это пересказ именно его истории. Недавно мне позвонили из Ки-Уэста, из иммиграционного бюро. «Вы знаете человека по имени Ансельмо?» — спросили меня. «Да, я знала одного Ансельмо. Он старик, ему 96 лет, хороший парень»,— ответила я. «Видите ли, он покинул Кубу, желает поселиться в Соединенных Штатах и говорит всем, что он и есть старик из книги»,— заявил мой собеседник. «Если ему приятно в это верить, не разочаровывайте его»,— сказала я. Однако слух, о котором вы упоминаете сейчас, возник в связи с другим рыбаком. Я не помню его имени, но знаю, что он за десять или около того долларов сообщил о себе в одну из газет Гаваны. Когда об этом узнали другие рыбаки, они притащили его в наш дом и заставили проглотить свои слова перед микрофоном. У меня до сих пор хранится эта запись на пленке».
Через Грегорио Фуэнтеса я тут же узнал имя этого рыбака. Но Мигеля Рамиреса, так его звали, в 1966 году уже не было в живых. Однако с его историей мне пришлось столкнуться... но об этом чуть ниже.
Сам Хемингуэй по поводу «старика» высказывался в интервью советскому журналисту Генриху Боровику, которое было опубликовано в февральском номере «Огонька» за 1960 год:
«— А кто служил прототипом?
— Вовсе не тот человек, чей портрет печатали в газетах. Его я тоже знаю. Он и рыбак-то никудышный. Как я мог писать о нем, если он не умеет ловить рыбу! Просто, чтобы получить свои пять долларов от репортера, он сказал, что он Старик... Действительным прототипом был мой механик, который служил у меня до Грегори (Грегорио Фуэнтеса) и с которым я рыбачил...»
Стало ясно — писатель имел в виду Карлоса Гутьерреса,— а все остальные рыбаки из Кохимара послужили Хемингуэю лишь «строительным материалом», если так можно выразиться. Он изучал их и все, что было связано с ними и их профессией, чтобы затем, как и подобает большому художнику, создать обобщенный образ.
На этом можно было бы поставить точку... Но в мои руки попала неизвестная фотография Эрнеста Хемингуэя. Писатель окружен группой незнакомых людей. Один из них, правда,— он сидит к писателю лицом и видны только его рука и затылок — походит на Грегорио Фуэнтеса. Похоже, что на этом снимке запечатлен момент интервью. Кругом журналисты, в руках одного из них микрофон. Возможно, что интервью связано со «Стариком и морем» — об этом свидетельствует лежащая на столе книга. По расписанным стенам легко узнается место — салон кафе «Ла Терраса» в Кохимаре. Хемингуэй держит в руках развернутую газету и ведет разговор с пожилым человеком — явно рыбаком.
Отправляюсь в Кохимар к Грегорио. Он вспоминает фотографию. Узнает и рыбака — это Мигель Рамирес. Говорит, что фотография была сделана во время пресс-конференции, проведенной Хемингуэем в связи со съемками «Старика и моря» и заявлением в газетах, что Рамирес — это и есть тот человек, который описан в книге Хемингуэя.
Итак, речь идет уже о другом рыбаке, якобы послужившем прототипом старого Сантьяго.
Но когда было проведено интервью и какую газету Хемингуэй держал в руках, Грегорио вспомнить не смог. То ли это было в начале июня 1955 года, в связи с приездом на Кубу автора сценария Питера Виртела, «дабы войти в колорит», то ли в связи с началом подготовки к съемкам в августе — сентябре того же года, когда на Кубу прибыли первые операторы для съемок проб, то ли в апреле 1956 года, перед началом самих съемок, или же в мае — августе, когда велись не совсем успешно, как считал сам Хемингуэй, съемки фильма.
Мой наводящий вопрос, заданный Грегорио, ответ на который должен был сузить рамки во времени (не листать же в библиотеке, занятие это было мне не под силу, все газеты, выходившие на Кубе за те 14 месяцев): «Когда состоялось интервью — до или после их (Хемингуэя и Грегорио) полета в Перу за настоящей огромной агухой, необходимой для съемок?» — не принес желаемого результата. В «Ла Террасе» из старых служащих уже никто не работал.
Тогда я повел поиск по двум направлениям.
стажем. При этом я задавал всем одни и те же вопросы: «Можете ли вы по формату, верстке и шрифтам определить название газеты, которую держит в руках Хемингуэй?» и «Узнаете ли вы кого-нибудь из коллег?»
Очень скоро я установил, что человек с микрофоном — это американский звукооператор из съемочной группы. Два других журналиста, запечатленных на фотографии, так же как и звукооператор, находились вне Кубы. Круг живых свидетелей замкнулся.
Что касается названия газеты, то и здесь не было ясности. Названия давались различные. Чаще других — «Эксельсиор». С нее я и начал представлявшуюся мне «сизифовой» работу в библиотеке имени Хосе Марти.
Были выписаны восемнадцать столичных газет за апрель и май 1956 года — наиболее вероятное время интервью. Ни одна из них не выходила на четырех полосах, в каждой было от восьми до двадцати четырех. Если взять среднюю цифру — двенадцать полос, то мне надлежало перелистать и просмотреть свыше десяти тысяч газетных страниц. Правда, мою задачу несколько облегчало то, что с середины апреля и по середину мая Хемингуэй находился в Перу и, конечно, интервью в «Ла Террасе» дать не мог.
— масса новых сведений о съемках в Кохимаре и Бока-де-Харуко, о поведении капризничавшего Спенсера Трэси, спорах его с режиссером и Хемингуэем, всяких других историй, но — ни слова об интервью с Рамиресом.
«Эксельсиор» совсем не похожа по своему формату на ту, которую держит в руках Хемингуэй на фотографии.
Начало второго пути поиска было связано с необходимостью увеличить фотографию, чтобы попытаться прочесть заголовки статей, помещенных на трех различаемых на фото полосах газеты.
Получив увеличенную копию, я невооруженным глазом прочел первый, окрыливший меня поначалу ваголовок «Ги Молле ставит в Национальном собрании вопрос о доверии».
Легко было вспомнить, что деятельность французского премьера Ги Молле с первых же дней назначения его главой правительства началась с трудностей в решении алжирской проблемы. Были выписаны и тщательно просмотрены все гаванские газеты за март. Действительно, 9 марта 1956 года Ги Молле, требуя чрезвычайных полномочий, ставил вопрос о доверии. Но ни в одной газете не было и намека на пресс-конференцию.
Пришлось вновь вернуться к кропотливому занятию. Теперь уже, вооружившись лупой, буква за буквой, слово за словом получаю по заголовкам целый набор сведений: «Критическая ситуация в отношениях с США», «Не будет больше разногласий в коммунизме», нa этой же странице в рубрике «Международная жизнь» статья, в заголовке которой удается разобрать лишь фамилию министра иностранных дел СССР.
«Президент Мексики..», «Батиста выступит с речью». А на третьей с т рудом разбираю: «В одном из городских парков обнаружен склад оружия», «Новые земли, прирезанные к Гаване» и «... в нашем посольстве в ФРГ».
Казалось бы, нить обрывается. Прочитанные с таким трудом заголовки ничего не дали. И все-таки через Несколько дней рождается мысль: «А может, Ги Молле еще по какой-либо проблеме ставил вопрос о доверии?»
Оказывается, да! В мае по поводу обсуждения законопроекта о создании национального фонда помощи престарелым трудящимся.
На этот раз просматриваю десять из восемнадцати газет, более или менее схожих по формату с той, которая меня интересовала. И снова полное фиаско — ни звука о встрече Хемингуэя с Рамиресом.
Тогда, вооружившись терпением, начинаю вновь перечитывать заголовки. Удается, хотя и не полностью, прочесть новую фразу: «... дело Галиндеса в ФБР». Делаю это при помощи сильного увеличительного стекла и зеркала: буквы заголовка отражены на полированной поверхности стола, над которым Хемингуэй держит газету.
Никакого движения. Но я не сдаюсь. Дело Галиндеса делом Галиндеса, а Ги Молле мог и в третий раз ставить вопрос о доверии.
Запрашиваю справочную библиотеки и, пока мне готовят справку, в который уже раз с лупой в руках пытаюсь прочесть не раскрывшие еще своей тайны новые слова. Луч заходящего солнца косо падает на матовую поверхность фотографии, и в заголовке статьи, помещенной в рубрике «Международная жизнь», где уже прочитана фамилия министра иностранных дел СССР, неожиданно читается еще одно слово: «mutis»1, Действительно, летом, а точнее, в начале июня 1956 года в Советском Союзе министр иностранных дел, занимавший одновременно и должность первого заместителя Председателя Совета Министров, был освобожден от поста министра.
Из библиотеки тем временем сообщают, что французский премьер ставил вопросы о доверии правительству и в начале июня, и в последующие месяцы года.
— совпадение этих двух событий совершенно точно указывает дату: 3—4 июня 1956 года.
Вполне уверенный в одержанной наконец победе, отправляюсь на следующий день в библиотеку. Однако и на этот раз меня ждет разочарование. Убеждаюсь, поскольку во всех газетах опубликованы подтверждающие материалы, что интересующая меня газета должна быть именно за 3—5 июня. Но ни в одной за эти числа нет и слова об интервью.
Продолжаю поиски, не допуская мысли, что Хемингуэй позирует перед фотографами с газетой, которая не имеет отношения к пресс-конференции. Писатель укапывает Рамиресу пальцем на какое-то место в ней, скорее всего на статью, в которой говорится о том, что «Рамирес — это Старик».
Снова тщательный просмотр газет за всю первую декаду июня. Вот еще материал о съемках в Бока-де-Харуко. Но ничего более.
И тут, должен признаться, я спасовал. Казалось, проделано все и исчерпаны все возможности. Как говорится, делать нечего — ставь крест на этом поиске. Тем более что до моего отъезда с Кубы оставались всего пара недель и уйма еще не переделанных дел.
«Атаха», «Алерта» и «Эксельсиор». Но они так отличались по размеру от той, которая была в руках писателя! Заказываю газеты Мексики, Колумбии, Аргентины и Чили. Может быть, в них, хотя бы стично, опубликовано интервью? Ничего похожего, и расписываюсь в собственном бессилии. И именно тогда госпожа Удача, вопреки логике и всем правилам, вдруг решает повернуться ко мне лицом. Буквально за пять дней до отъезда как-то вечером, перед самым закрытием библиотеки — я возврщался с пресс-конференции из вьетнамского посольства,— решаю заехать туда и попрощаться с ее работниками. Есть еще полчаса. Беру «Атаху» — самому становится смешно. Но из хранилища должны доставить и газету «Эксельсиор». Библиотекарь кладет передо мной на стойку огромный том месячной подшивки — на корешке оттиснута римская цифра VI. По формату подшивки вижу, что это не мой заказ. — Требование было на «Эксельсиор»,— говорю библиотекарю,— а вы мне принесли по ошибке что-то другое. «Эксельсиор» газета небольшая.
«Эксельсиор», июнь 1956 года! "Знакомый формат, верстка, набор, шрифты. Листаю до номера за 3 июня и... Есть!
Оказывается, «Эксельсиор» с 1 июня того года изменила свой формат и была единственной кубинской газетой, которая опубликовала интервью Хемингуэя с Мигелем Рамиресом. Именно на ее страницах в воскресенье, 3 июня, был помещен так называемый «репортаж из Европы», столь взволновавший Хемингуэя своей несправедливостью.
Чтобы понять причину пресс-конференции в Кохимаре, следует познакомиться с репортажем, который назывался «Старый Мигель и слово Хемингуэя» и был подписан инициалами Г. Н.
Газета от редакции дала небольшое пояснение: «Корреспонденция из Парижа, которую мы публикуем сегодня, имеет непосредственное отношение к книге «Старик и море», произведению Хемингуэя, так прославившему нашу страну за границей. Корреспонденция — это еще одно свидетельство популярности знаменитой новеллы, действие которой происходит в нашем тропическом море и герой которой — кубинский рыбак. Тема ее — предъявление требований старого рыбака автору «По ком звонит колокол». Мы предлагаем вниманию читателей репортаж таким, каким он поступил в редакцию».
«Старик из знаменитой новеллы. Когда Мигель поймал агуху. Три дня и три ночи в сражении с рыбой. Акулы сожрали улов. Герой лучшей новеллы наших дней. Обещания писателя. Бот с мотором, которого не увидел старик. Миллионы Хемингуэя и бедность Мигеля».
«Париж. Июнь 1956 г. (От нашего спецкора)... Эта история взволновала миллионы читателей. Все кругом восторгались талантом Хемингуэя, и великий северо-американский писатель получил в 1954 году за свою книгу Нобелевскую премию.
Однако эта дивная книга — вовсе не новелла. Старый рыбак, чья трагическая борьба с агухой описана Хемингуэем в подробнейших деталях, существует в действительности. Зовут его Мигель Рамирес, и живет он в Кохимаре, маленьком рыбацком поселке, расположенном в нескольких километрах от Гаваны, где проживает автор «Иметь и не иметь». (Прим. газеты: Хемингуэй живет не в Гаване, а в Сан-Франсиско-де-Паула.)
Идентичность рыбака из новеллы с Рамиресом не вызывает никакого сомнения, и хижина из «гуано» — королевской пальмы, в которой тот проживает всего в нескольких метрах от моря, очень похожа, это почти то же, о чем говорит Хемингуэй в своем произведении.
Однако испытывает ли Рамирес счастье оттого, что он вдохновил писателя на создание одного из прекрасных литературных произведений? Нет! Рамирес ничего не может сказать против описания события, сделанного с фотографической точностью, но он не дружит с Хемингуэем, которого рыбак зовет «мистер Уэй», ибо последний не сдержал слова, данного старому рыбаку.
— Как-то, когда я в своей лодке рыбачил в море один, ко мне подошел катер, на борту которого находился человек с фотокамерой в руках. Он заговорил со мной. Это был «мистер Уэй». Потом на берегу он пригласил меня в кафе, угостил, и мы проговорили почти всю ночь. На следующий день мы вместе вышли в море, и он снова угощал меня. Наконец «мистер Уэй» сказал, что собирается написать книгу о моих похождениях на море. Он обещал мне бот с мотором взамен старой и разбитой лодки и новую одежду. После этого он исчез и никогда ничего не прислал мне. Он не сдержал своего слова. Когда я услышал, что он заработал много денег на книге, я отправился в Гавану к адвокату, чтобы узнать, могу ли я потребовать себе часть этих них,— ведь это моя история, о которой рассказывает своей книге «мистер Уэй»,— но адвокат сказал мне, о из этого ничего не получится. «Мистер Уэй» заработал миллионы, а у меня не хватает даже на хлеб.
Надежда засветилась на мгновение перед Рамиресом, когда кинематографисты снимали дома рыбаков в Кохимаре, сцены в море и когда Рамирес увидел Спенсера Трэси, исполнявшего его, Рамиреса, в кино. Но операторы исчезли, и Мигель остался бедным, как и прежде.
Вот уже много месяцев, как Мигель не ловит ни агух, ни акул и живет тем, что ему перепадает за чистку и уборку чужих лодок, баркасов и катеров. У него просто нет сил, чтобы выйти в море.
— В последний раз, когда я был в море,— рассказывает он,— на крючок не попалась ни одна рыбина. На рассвете акула схватила приманку, но я от слабости потерял сознание, и она ушла... Я бедный. Мое счастье, что со мной мой дружок Мигелито, которого «мистер Уэй» тоже описал в своей книге, он приносит мне изредка поесть. Сейчас я стар и уже не могу показать молодым, как вяжутся простые морские узлы, но меня здесь все уважают, так как однажды я один выловил такую большую рыбу, которой раньше никто не видел.
И Рамирес — герой наиболее выдающейся новеллы наших дней — устало улыбается, думая о том, что та встреча с огромной рыбой могла бы сделать его богатым».
и Спенсером Трэси.
Просовещавшись около часа, Хемингуэй позвонил в редакцию «Эксельсиора», выразил свое возмущение «глупым, оскорбляющим достоинство писателя» материалом и сообщил, что в понедельник в «Ла Террасе», в Кохимаре, он намерен провести пресс-конференцию.
Это вызвало интерес. В «Ла Террасе» в понедельник собрались журналисты и фотокорреспонденты. Главным действующим лицом оказался Мигель Рамирес, которому пришлось отвечать на вопросы Хемингуэя. Однако сообщение о состоявшейся встрече и текст интервью были опубликованы только одной столичной газетой!
Вот что свидетельствует об интервью «Эксельсиор» во вторник, 5 июня 1956 года:
ХЕМИНГУЭЙ И «СТАРИК И МОРЕ»
Два французских журналиста оказались авторами версии. Сенсационный материал был опубликован в журналах «Нуар эт бланш» (Франция) и «Эпока» (Италия). «Я предъявляю иск, ибо это нанесло материальный ущерб фильму!» Очная ставка Хемингуэя с Рамиресом. «У моей жены больное сердце».
СТАРЫЙ РЫБАК УМИРАЕТ С ГОЛОДУ
Один против другого в салоне известного кафе «Ла Терраса» в Кохимаре, писатель с мировым именем — Эрнест Хемингуэй задает вопросы старому рыбаку Мигелю Рамиресу:
— Это правда, что я обещал тебе что-то?
И «ловец мелюзги», 68 лет от роду, широко открыв глаза, чувствуя себя виноватым перед публикой и сознавая важность, которую обрела его персона меньше чем за 24 часа, отвечает:
— Нет, сеньор! Совершенно ничего! Все, что было написано, это выдумка. Никогда не выходил я в море с вами на моей лодке, и не было у меня с вами другой встречи, как в баре, где вы угощали...2
Заявление, приписываемое рыбаку Мигелю Рамиресу, естественно, расшевелило тех, кто возглавляет киноэкспедицию, ведущую на Кубе в настоящее время съемки фильма по мотивам упомянутой выше новеллы. Даже сам Хемингуэй в течение всего вчерашнего дня разыскивал нас с тем, чтобы, как он сказал, «внести ясность», ибо «суть репортажа фальшива и наводит тень на мою репутацию серьезного, отвечающего за свои поступки человека. Я никогда не обещал ничего Рамиресу и видел его в жизни два или три раза в «Ла Террасе».
«Эксельсиор», беспристрастная в своих суждениях по поводу того, что репортаж из «Нуар эт бланш» вызвал в Европе целую сенсацию, поручила нам выслушать диалог, который должен произойти между Хемингуэем и рыбаком Рамиресом. Когда мы появились в Кохимаре, в «Ла Террасе» «сцена» уже была готова: Хемингуэй и Рамирес вместе, окруженные множеством народа. Мы — будем предельно честны — не пожелали получить заявления от каждого из них в отдельности. Ибо один против другого, глядя друг другу в глаза, в виде своеобразной очной ставки, они могли дать интересный материал. (Мистер Хемингуэй, видный писатель, который, как мы думаем, не способен фальсифицировать правду. Старого рыбака Рамиреса, утомленного прожитой жизнью, выхваченного из неизвестности переведенной на столько языков новеллой, мы также не можем рассматривать как человека с двойным лицом, иными словами, человека, который может сделать одно заявление для Европы и другое для Кубы.)
— и думаем, что мы ее достигли.—в том, чтобы свести их вместе. Интервью состоялось в самом Кохимаре. Ниже мы приводим диалог между Хемингуэем и Рамиресом.
Хемингуэй. Где вы родились, Рамирес?
Рамирес. В Регле, но в возрасте семи лет поселился в Кохимаре.
Хемингуэй. В каком году вы родились?
Рамирес. В 1888-м. Мне сейчас 68 лет.
Рамирес. Да, «чинчорреро». Моя обязанность ставить сети. Но я ловил и агух. Самая большая весила приблизительно 13 арроб.
Хемингуэй. Вам приходилось бывать в море когда-нибудь в течение трех дней и ночей и сражаться с рыбой?
Рамирес. Нет, никогда...
Хемингуэй. Так почему же эти журналисты утверждают, что вы им все это рассказывали?
Хемингуэй. А кто такой Мигелито?
Рамирес. Мигелито—мой сын. Он умер восемь лет назад...
Хемингуэй. Вам приходилось когда-либо ловить агуху весом более 13 арроб?
Рамирес. Нет, никогда...
«Старике и море». Видел он писателя в Кохимаре; его и других рыбаков тот угощал иной раз в баре «Ла Террасы».
Хемингуэй. Признаете, что я никогда не обещал вам ни моторного бота, ни новой одежды?
Рамирес. Никогда! Абсолютно ничего. Все, что было в этих журналах,— вранье. Я никогда не выходил в море с вами и видел вас всего несколько раз, и то только в баре.
Хемингуэй. Кто были эти два журналиста, которые задавали вам вопросы и приглашали вас в гаванский отель «Карибе»?
Рамирес. По-моему, два англичанина. Я не знаю их имен. Но если увижу, смогу узнать. Им было по 22—23 года. Думаю, что они были в Гаване несколько дней и фотографировали город.
Рамирес. Нет. Но в тот день, когда я был в отеле «Карибе», там был какой-то кубинец. Он переводил вопросы и мои ответы.
Хемингуэй. Вы помните число, когда это было?
Рамирес. Точно нет. Случилось это три или четыре месяца назад. Они были у меня, хотели нанять лодку и выйти в море. Потом сделали несколько моих фотографий. Я отвел их к Луису Карнеро, который дал им свой бот.
Далее Рамирес рассказывает, что «англичане» хотели встретиться с мистером Хемингуэем с тем, чтобы договориться о съемках фильма по мотивам «Старика и моря».
Хемингуэй. Мигель, спасибо тебе за твой рассказ. Думаю, что на этом можно кончить, так как все стало ясно...
Пока шел этот разговор, бар кафе набился до отказа. Были здесь и рыбаки, и служащие кафе, и американцы, снимающие фильм в Кохимаре, и просто любопытные.
«Эксельсиор» добилась того, что впервые состоялся публичный диалог между двумя главными действующими лицами новеллы из реальной жизни.
По окончании пресс-конференции, отойдя в сторону,— мы это отлично видели, — знаменитый писатель преподнес Рамиресу три билета по десять песо со словами:
— Это тебе от всего сердца. Не подумай, что подкуп.
— Если так, то большое вам спасибо...
За несколько минут до появления в «Ла Террасе», перед пресс-конференцией, старик Мигель Рамирес жаловался на свое тяжелое положение. Он говорил:
— Я буквально голодаю. У моей жены больное сердце, и мне непосильно тратиться на лекарства...
— А кинокомпания помогла вам чем-нибудь? — спросил кто-то.
— Нет, сеньор, совершенно ничем. Более того, я не могу теперь считать себя рыбаком: меня не пригласили сниматься в картине.
А Хемингуэй — мы уже собирались отправиться в редакцию, чтобы подготовить этот репортаж,— продолжал сердиться и говорил:
— Я обязательно переговорю со своим адвокатом и предъявлю иск тем, кто выдумал эту фальшивку. Она нанесла большой ущерб картине! Мы не станем бездействовать!
Однако мы считаем — как раз наоборот. Для начала это превосходный ход. То, что могло нанести ущерб писателю как человеку, было ловко использовано сотрудником кинокомпании «Уорнер Бразерс», который отвечает за рекламу фильма».
Не могу обойти молчанием бьющее в глаза желание репортера защитить честь мундира газеты, выведенной на чистую воду. Репортер не может не согласиться с фактами, но всеми силами старается переложить вину за лживую «сенсацию» только на французских журналистов.
«Эль Сордо», Сантьяго Пуиг, Луис Карнеро и др.) может считать себя Стариком из новеллы! Это верждает корреспонденция Хемингуэя, опубликованая в апреле 1936 года в американском журнале Эскуайр»:
«Как-то однажды старик, который в одиночестве рыбачил с лодки напротив Кабаньяс (район Гаваны), поймал на крючок большую рыбу. Дна дня спустя рыбаки обнаружили старика за шестьдесят миль на восток, голова и хвост рыбы были привязаны к лодке. То, что акулы оставили от рыбы, весило восемьсот фунтов. Старик провел в море день, ночь, еще день и следующую ночь, пока рыба, ушедшая на глубину, тащила его лодку. Когда рыба всплыла на поверхность, старик подвел ее к лодке, загарпунил и закрепил к борту. Но тут на его добычу набросились акулы, и старик один вступил в борьбу с ними, уносимый в утлой лодочке течением Гольфстрима. Он отгонял акул веслом, бил палкой, наносил им удары ножом до тех пор, пока не выбился из сил. Тогда акулы съели то, что хотели. Когда старика подобрали рыбаки, он плакал, почти потеряв разум. Две акулы еще ходили вокруг его лодки».
Примечания.
1. Театральный термин — «уход со сцены» (исп.).
2. Здесь автор публикации объясняет читателям, что в воскресном номере газеты был опубликован репортаж из Европы, и излагает его содержание.