ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
Фолкнер неоднократно повторял, что жизнь есть движение, а движение — это изменения и перемены, и единственная антитеза движению есть неподвижность, застой, смерть. Движение определяет и его творческий путь, путь беспрерывных поисков и открытий, которые никогда не были для него окончательными.
В период 1920—1930-х годов эти поиски были особенно интенсивными. И дело не только в том, что начинающий писатель должен был как-то «определиться». Поиски продолжались и после того как Фолкнер создал собственный «космос», за пределы которого он выходил крайне редко.1
—1930-х годов показывает, что два фактора сыграли значительную роль в становлении его художественной системы. С одной стороны, писатель ищет пути проникновения в самые сокровенные глубины человеческого «я», пытаясь «переплавить в тигле искусства» «парадоксальные и даже взаимоисключающие моменты истории человеческого сердца... в нечто достоверное и правдоподобное» (KG, 31). С другой стороны, все обостряющиеся общественные и социальные конфликты эпохи сталкивают его с необходимостью решения кардинальных проблем человеческого существования в современном мире.
— «Свете в августе», «Авессаломе...», «Деревушке».
Писатель и здесь не покинул замкнутые границы своих «владений» — Иокнапатофа по-прежнему осталась для него «краеугольным камнем в фундаменте вселенной» (LG, 255). Не изменил он и принципу «личностного» изображения жизни, ибо, по его собственным словам, его интересовал прежде всего человек, и только через человека, сквозь призму его индивидуального сознания, в предельном накале его страстей, чувств и эмоций решал он волновавшие его проблемы, помещая их «внутрь» образа. В этом плане генетическая связь романов Фолкнера 1930-х годов с «Поверженными знаменами» и «Шумом и яростью» очевидна. Не менее очевидны, однако, и их весьма существенные различия.
В образах Баярда Сарториса, Хореса Бенбоу («Поверженные знамена»), Квентина Компсона («Шум и ярость») принцип антиномичности, который является основой построения фолкнеровских характеров, выражен через внутреннюю раздвоенность персонажей. Но раскол их личности представляет собой проблему психологическую и этическую, детерминированную «изнутри» и не имеющую прямого выхода в сферу социальных и общественных связей.
— по существу, первый герой Фолкнера, о котором с полным правом можно сказать, что это «человек в конфликте с самим собой, с другими людьми, со своим временем и местом, со своим окружением» (FU, 19). Изначальная причина трагедии Кристмаса имеет четко выраженный социальный характер. Он — жертва расовых предрассудков, отчужденный от общества одним лишь подозрением, что в нем есть примесь негритянской крови. И вместе с тем он сам отравлен этими предрассудками, оказываясь одновременно в роли жертвы и палача. Перед нами снова герой с расколотым сознанием, но коллизии, возникающие при его столкновении с обществом, обретают двойную функцию: они не только раскрывают внутренний мир героя, но и связывают его личную трагедию с трагедией общества, отмеченного каиновой печатью расизма.
«Саги...» ни по глубине психологического анализа, ни по эмоциональной напряженности. Но теперь фолкнеровский мир как бы получает новое дополнительное измерение, которое есть не что иное, как суть объективных законов, им управляющих. Достаточно сравнить «Шум и ярость» и «Авессалом...», произведения, связанные между собой не только тематически, но и структурно, чтобы убедиться, насколько масштабнее и глубже решает Фолкнер в 1930-х годах те же проблемы, что возникали перед ним и ранее.
«Деревушка». Он не только превосходит все его предшествующие произведения пафосом социального исследования и анализа. Обратившись к проблеме земли и историческим судьбам белых бедняков Юга, Фолкнер вплотную приблизился здесь к классовым истокам конфликтов современного буржуазного общества. Именно они, эти конфликты, являются основным источником внутренней динамики повествования. Соответственно принцип антиномичности реализуется в «Деревушке» не столько на уровне характеров, сколько на уровне композиции и сюжета.
Говоря об идейных и художественных исканиях Фолкнера, зачастую непомерно усложнявших структуру его романов, не следует забывать, что творческим импульсом для него, как и для всякого большого художника, всегда было стремление к познанию истины. Но он шел к истине своим особым «фолкнеровским» путем, «возвышая обыденное до апокрифического» (LG, 255), бесконечно углубляясь в сложное переплетение множащихся причин и связей, в смятенное сознание своих героев. По этому пути Фолкнер ведет за собой и читателя, в котором он хотел видеть соучастника, эмоционально вовлеченного в его искания, порой мучительно трудные, но всегда озаренные незыблемой верой в человека, в то, что человек «выстоит» и «победит».
1. Из пятнадцати романов, созданных Фолкнером с 1929 года, только три не входят в йокнапатофский цикл. Это — «Пайлон» (1935), «Дикие пальмы» (1939) и «Притча» (1954).