Образ нового общества
XVIII век вошел в историю европейской культуры как век Просвещения. Недавние достижения науки, прежде всего, открытия И. Ньютона, Дж. Локка, побудили европейских философов, ученых, литераторов кардинально пересмотреть прежнюю картину мира. Новая картина предполагала Бога как Творца, но не Вседержителя судеб Вселенной и человека, которые развиваются по своим естественным законам (деизм), а в отдельных случаях и вовсе обходилась без Бога (атеизм). Естественные, природные законы разумны и, в отличие от неисповедимой Господней воли, вполне доступны пониманию человеческого разума. Согласно этим законам, как подсказывает разум, человек рождается свободным, равным другим людям; ему изначально свойственны стремление к общественной жизни и благожелательность, необходимая, чтобы эту жизнь обеспечить. "Естественный человек", таким образом, представляет собой вовсе не падшее (вследствие адамова греха) существо, как значится в Библии, а некую, по определению Дж. Локка "tabula rasa" ("чистую доску"), на которой те или иные условия его существования могут "начертать" что угодно.
Дурное общественное устройство, основанное на социальном неравенстве и подчинении личности феодалам и церкви, нарушает естественные законы и извращает природу человека. Однако стоит лишь просветить разум людей, объяснив им истину, они сразу же приведут свою жизнь в соответствие с естественными законами и обретут гармонию и счастье. Таким образом, разум являлся для просветителей "альфой и омегой" всего: законом развития мира и способом его познания, единственным критерием истины, средством оздоровления общества и совершенствования человека. Не случайно XVIII век также называют веком Разума, умнейшим из всех веков.
"провинцией", идеи заокеанских просветителей оказали самое решительное воздействие: здесь они попали на более благоприятную, чем в Европе, почву, как бы специально "взрыхленную" для них всем ходом национальной истории. Америка с самого начала ее заселения белым человеком была своего рода "лабораторией", где апробировался сформулированный затем просветителями тезис о врожденном праве людей на свободу, равенство и стремление к счастью: она всегда была прибежищем для притесняемых (от английских пуритан, гонимых за веру, до тюремных узников, вывозимых сюда "для более активного заселения колоний"), здесь изначально отсутствовали сословные различия и имелись более широкие, чем в Старом Свете, возможности самореализации, повышения социального статуса и благосостояния для каждого. Наконец, именно здесь новоанглийские пуритане строили свой "город на вершине холма", дабы явить "свет миру". Просветительский рационализм также нашел горячий отклик у обитателей североамериканских колоний, своеобразно преломившись даже в Новой Англии, казалось бы, антагонистичной ему по духу.
XVIII век, столь радикально изменивший европейскую мысль, принес существенные перемены и в духовную, интеллектуальную и общественную жизнь Америки. Прежние идеи, идеалы и амбиции были, однако, не отвергнуты, но переосмыслены и переформулированы в соответствии с научными и философскими завоеваниями века Разума. Освоение континента связывалось теперь не с поисками сокровищ и легкой жизни, и не с Божьим водительством, а с идеями либерализма и прогресса, а также целесообразности.
Ярким воплощением переориентации американской мысли и эпохи Просвещения в целом выступает личность Бенджамина Франклина, литератора, ученого, философа, общественного и политического деятеля, дипломата. Пуританское происхождение и воспитание не воспрепятствовали очень разносторонним и абсолютно светским интересам Франклина. Для него как для деиста духовные проблемы его предков обернулись вопросами этики, устройства собственной судьбы и служения обществу. Его максимы (например, знаменитое "время — деньги") обозначают путь к самоусовершенствованию, а многочисленные эссе дают систематическую программу по улучшению человеческой природы и общества, в основе которой лежит утилитарный принцип: "Только добродетельный человек может быть счастливым".
Пуританский теоцентризм, казалось бы, получил сокрушительный удар и должен был терять приверженцев одного за другим. Этого, однако, не произошло. Напротив, в 1730—1740 годы по всей стране — от Мэйна до Джорджии прокатилась волна невиданного прежде духовного подъема. Она началась с почти одновременных спонтанных вспышек религиозного воодушевления среди представителей разных деноминаций в разных городках Америки, и обрела размах с приездом великого английского евангелиста и проповедника Джорджа Уайтфилда. Уайтфилд обращался ко всем протестантам: "Мой приход — это весь мир, и я буду проповедовать везде, где только Бог предоставит мне возможность <...>; не говори мне, что ты баптист, независимый, пресвитерианец <...>, скажи, что ты христианин, это все, что мне нужно". Искренность, страсть, эмоциональность и сам тембр голоса, исключительная харизма этого человека увлекли и тех священников и прихожан, которые еще не были затронуты тем, что вскоре получило название "Великого Пробуждения". Проповеди Джорджа Уайтфилда, а также Джонатана Эдвардса, Уильяма и его сына Гилберта Теннентов, Сэмюеля Блэра, Сэмюеля Финли и многих других собирали огромное количество людей, которые переживали духовное прозрение и целыми приходами обращались ко Христу. Великое Пробуждение сопровождалось мощным движением Святого Духа, откровениями и чудесами.
Безусловно, Пробуждение отчасти было реакцией отрицания на атмосферу всеобщего материализма и рационализма века Просвещения, оно давало обильную пищу эмоциям человека, отвечало его душевным и духовным потребностям, которые, в отличие от запросов интеллектуальных и физических, долго находились в небрежении. Вместе с тем Пробуждение отчасти являлось парадоксальным и очень специфическим порождением этого века. Сознательно — ибо многие американские священники, деятели Пробуждения, были людьми образованными и часто увлеченными новыми достижениями науки — либо же чисто интуитивно они основывали свою проповедническую практику на последних открытиях в области психологии. Обращаясь непосредственно к чувствам каждого человека, они оказывали глубокое и мощное воздействие на аудиторию.
—1758), пуританского проповедника, величайшего в Америке метафизика и теолога. Эдвардс и Франклин представляют противоположные принципы американского мышления XVIII столетия: идеализм и материализм, вместе же отражают его разнообразие. Дж. Эдвардс в его ответе современному деизму и экспериментальным наукам пошел далее своих сподвижников по Пробуждению. Его проповеди (наиболее известная из них — "Грешники в руках разгневанного Бога") и теологические сочинения были проникнуты живым интересом к физическим явлениям и признанием человеческой субъективности; и то и другое, по Эдвардсу, подтверждало Божье присутствие и возможность для человека духовного возрождения.
Студентом штудировавший Локка и не принимавший в целом его теории, которая сводила жизнь человека к одним только ощущениям и, таким образом, низводила его на уровень животного, Эдвардс тем не менее усвоил и развил многие из локковских идей. Так, он настаивал на истинности чувств, или "аффектов" как знаков Господнего расположения к человеку, видя в теории Локка своего рода "противоядие" от холодного оцепенения религии разума, в которое постепенно погружалось пуританское мышление в XVIII веке. Открытый ум Эдвардса, приведший его к изучению психологии субъективного опыта, предвосхищал оформление в следующем столетии трансцендентализма, сугубо национального философского учения, важность коего для дальнейшего развития американской мысли признается безоговорочно.
Деятельность Дж. Эдвардса и Великое Пробуждение в целом, вкупе с идеями европейских и американских просветителей (Б. Франклин), во многом подготовили американскую Революцию. Не только Просвещение, но и Пробуждение, поставившее под сомнение необходимость строгой церковной организации, призывавшее к освобождению личности от таковой, делавшее акцент на эмоциональном религиозном опыте отдельного человека, было мощным орудием индивидуализма. В политических терминах, Пробуждение предшествовало стремлению Америки выйти из-под британского владычества ради свободного и демократического общественного устройства. Как видим, в плане дальнейшего социального и культурного развития XVIII столетие значило для Америки даже больше, чем для Европы. Это был век Просвещения, Великого Пробуждения, обретения политической и духовной независимости, рождения молодой республики, оформления американской нации и первых осознанных попыток создания национальной литературы.
Некоторые изменения в жизни Америки обозначились уже с начала XVIII века. Утрехтский договор (1713) между Англией, Францией, Испанией и Голландией ограничил территории влияния Франции и Испании и объективно создал условия, в которых североамериканские колонии могли проявлять большую политическую и экономическую инициативу. В это время колонисты из Англии составляли 90% всего белого американского населения.
Освоение Нового Света шло быстрее, чем когда-либо прежде. И все-таки даже в 1790 году население страны, которая протянулась на 1. 200 миль вдоль атлантического побережья, составляло менее четырех миллионов человек, включая мужчин, женщин и детей, черных и белых.
на полях и плантациях или в качестве домашней прислуги. Высокая смертность и порой тяжелые условия труда вольнонаемных работников частично компенсировались материально выгодными условиями контракта и ограниченным сроком его действия, по истечении коего человек мог распоряжаться собой по собственному усмотрению.
Иначе обстояло дело с афроамериканским населением. Перед началом Войны за независимость рабство уже было узаконенным социальным институтом с полуторавековой историей судебных расследований по так и не решенному вопросу, кем же считать чернокожего невольника: частным имуществом хозяев или человеческой личностью? В то время лишь один авторитетный голос американского просветителя Б. Франклина звучал в поддержку свободы каждого человека. К концу XVIII века, однако, в первые годы существования молодой американской республики, все штаты к северу от Мэриленда отказались от рабовладения, но окончательного решения проблемы рабства не предвиделось вплоть до второй половины следующего столетия.
На протяжении всего XVIII века отношения между американскими колониями и внутри них складывались не слишком гладко: периодически возникало напряжение (как, например, между Коннектикутом и Пенсильванией в 1750 году), случались и вспышки насилия. Города с высоким процентом черного населения жили в страхе перед возможным восстанием негров. Тяжелые условия труда вольнонаемных работников приводили к отдельным стихийным выступлениям (как протест греческих и итальянских иммигрантов во Флориде в 1769). Постоянную угрозу, в особенности в период Французской и Индейской войны (1756—1763), представляли индейские рейды. Череда войн против французов в Северной Америке повлекла за собой установление там британской гегемонии, что имело для английских колоний далеко идущие экономические и политические последствия. Десятилетия, предшествовавшие Войне за независимость, были отмечены ужесточением британской политики в ее американских владениях — принятием серии указов, ограничивающих колониальную торговлю, — и ответным ростом недовольства колоний "капризами" метрополии.
Указ о Гербовом сборе (1765), вводивший чрезвычайно высокий налог на американскую печатную продукцию, встретил яростное сопротивление — бойкот английских товаров со стороны колониальных купцов и разгром британских представительств отрядом "Сынов свободы" — и, хотя Парламент отменил указ в течение года, тот уже успел сыграть свою роль в укреплении антибританских настроений. Когда же был издан так называемый "Чайный закон" (1773), колониальные порты, объединившись, арестовали весь груз английского чая, чтобы не допустить его продажи на американской территории. При этом, не повышенный Англией налог был причиной бойкота — цена чая оставалась доступной, — а принцип. Британия постоянно напоминала Америке о ее зависимости от метрополии, подчеркивала ее "второсортность". 16 декабря 1773 года вошло в историю как день "Бостонского чаепития": отряд городских патриотов (под предводительством Сэмюеля Адамса), одетых индейцами, осадил английские корабли, которые стояли в Бостонской бухте, и выбросил в воду весь чайный груз.
Отношения с Великобританией не улучшились и в следующем году; в Филадельфии был созван первый из двух всеамериканских Конгрессов по правам американцев. Второй состоялся 4 июля 1776 года. Он принял "Декларацию независимости", написанную Томасом Джефферсоном от имени тринадцати английских колоний Северной Америки, которые ныне объявляли себя независимыми свободными штатами. Годом раньше, 19 апреля 1775, войско британской армии и отряд американского ополчения обменялись первыми выстрелами в Лексингтоне (Массачусетс). Началась Война за независимость, которая продолжалась до 1783 года. Создание регулярной армии и командование было поручено Джорджу Вашингтону, богатому виргинскому плантатору, за плечами которого имелся опыт Индейской и Французской войны. Впоследствии он стал первым президентом США.
"Американской революцией". По сути, это и была революция, первая в истории Нового времени, упразднившая монархический режим (ведь Америка вышла из-под власти английского короля Георга III и установила республику, разорвала полуторавековую традицию). Старый Свет был шокирован: народ за океаном заявил, что он вправе сам выбирать подходящую ему форму правления, что "правительство получает власть только с согласия управляемых". В то время это был более чем радикальный шаг: нечто новое возникало под Солнцем — правительство, созданное "народом, из народа и для народа".
В 1787 году были приняты Статьи Конфедерации, законодательно закрепившие добровольный союз тринадцати штатов, при почти полном суверенитете каждого из них, и запрещавшие политическое давление на личность. В том же году состоялось решающее сражение под Йорктауном, когда основные силы англичан были разгромлены. Молодая республика — Соединенные Штаты Америки — одержала победу в войне, и, наконец, в 1783 году Англия официально признала ее независимость.
Но были ли тринадцать соединенных штатов единым и независимым государством на деле, а не только в политических документах, которые в пылу полемики шли на известное преувеличение, существовала ли единая американская нация? Этот вопрос весьма остро стоял перед жителями только что созданной конфедерации. Он до сих пор дискутируется и по-разному решается американскими историками и социологами, большинство которых признает, что в первые годы молодой республики формирование действительного единства осложнялось двумя главными обстоятельствами. Во-первых, в экономическом и особенно в культурном отношении США продолжали зависеть от Великобритании, и, во-вторых, сохранялось весьма значительное разнообразие укладов и уровней жизни в самих тринадцати штатах. Недавние колонисты еще называли себя "виргинцами" или "новоангличанами", а не американцами.
Как для бедных, так и для богатых, быть американцем означало быть гражданином экономически и культурно "недоразвитого" государства, жизненные стандарты и эстетический вкус которого почти целиком зависели от британских товаров и британской моды — в бизнесе, одежде, обстановке дома, живописи, архитектуре, периодической печати и т. д. Независимо мыслящие американцы постоянно жаловались на экономическую и культурную подчиненность новой нации Европе. В экономическом отношении тринадцать независимых штатов были независимы один от другого, но не от Англии. Грубый материализм текущего дня испытывал на прочность приверженность молодой республики идеалистическим принципам: в плане товаров и услуг, вынужденно признавали американцы, Британия была лучше.
В социальном плане новая нация вряд ли могла быть названа однородной. Постепенно складывавшаяся экономическая и социальная иерархия становилась все более очевидной в расслоении населения на псевдоаристократов-землевладельцев и рабов или наемников — на Юге, ремесленников и купцов, разворачивающих коммерцию в городах атлантического побережья, и абсолютно самодостаточных фронтирсменов, раздвигающих границы государства на Запад и на Юг. К этому следует добавить религиозную нетерпимость и взаимное противостояние многочисленных сект. В государстве отсутствовало единое вероисповедание и единая система образования. Трудности сообщения между регионами огромной малозаселенной страны были значительными: способы передвижения были теми же, что и в Европе — пешком, верхом либо в повозке, но не было ни дорог, ни придорожных гостиниц или почтовых станций. Это превращало недостаток информации в непонимание и предубеждение.
введения необходимых полномочий и принципов организации органа центрального государственного управления. Жителей независимых штатов заботил вопрос, возможно ли (и неизбежно ли) создание единого общенационального правительства, совместимо ли таковое с понятием свободы личности? В 1787 году тринадцать штатов делегировали своих представителей в Филадельфию рассмотреть данный вопрос и выработать конституцию, документ, определяющий фундаментальные принципы существования новой нации, а также полномочия и обязанности правительства, гарантирующей права народа и закрепляющей законы страны. Официально принятая в 1790 году после широкого публичного обсуждения Конституция начиналась словами: "Мы, народ Соединенных Штатов..."
В культурном отношении народ Соединенных Штатов получил колониальное наследие. Несмотря на отсутствие единой системы образования в Америке, самому образованию в стране, особенно в Новой Англии, придавалось большое значение как вопросу самоусовершенствования личности. В XVIII веке это значение возросло многократно: просвещение стало рассматриваться как средство исправления человека и общества. В 1701 году был основан Йельский университет, до начала Войны за независимость в разных колониях открылось девять колледжей, которые впоследствии также стали университетами. Повсюду возникали "академии" (школы, совмещавшие классическое и прикладное образование), одна из которых была создана в Филадельфии в 1751 году Б. Франклином.
Указами молодой республики от 1785 и 1787 годов предписывалось создание бесплатной школы в каждом новом городе и поселении, что было весьма кстати, так как уровень развития культуры заметно варьировался в разных колониях. В середине века в Пенсильвании, например, целые семьи были абсолютно неграмотными и не имели "ни ножей, ни вилок, ни ложек, ни тарелок, ни салфеток" и брали еду руками из деревянной миски. Ньюйоркцы между тем обзаводились завезенными из Европы чайными сервизами и столовыми приборами и были завзятыми читателями газет.
газета тех времен содержала достаточно много поэзии, несколько математических задач, огромное количество объявлений и часто имела раздел сатиры и юмора. По сравнению с колониальной прессой, в газетах молодой республики появилось значительно больше политических репортажей из местных и центральных источников.
"высший сорт" и "средний сорт", как их определяли в те не совсем политически корректные времена. "Низший сорт" — рабочие, матросы, наемники — не были охвачены средствами массовой информации вплоть до введения в 1820—1830-х годах "грошовой прессы". После Войны за независимость многие газеты постепенно последовали принципу массачусетского издателя Исайи Томаса, который призывал их стать "популярными, то есть выражать здравый смысл доступным языком", чтобы их могли читать "механики и другие группы людей, которые не могут надолго отрываться от работы".
"низший сорт" имело основанием почти поголовную к началу XIX века грамотность белого мужского населения страны. Американский газетный рынок стремительно развивался в молодой республике. В 1785 в США печаталось уже более 75 газет. Пять лет спустя это количество возросло до сотни.
Книгопродавцы XVIII века ориентировались на ту же аудиторию, что и газетные издатели. Из-за технической сложности издания и цен на бумагу и типографскую краску, которые оставались высокими после Американской революции, книги печатались редко, и качество их не могло идти в сравнение с прекрасной книжной продукцией, бывшей в Англии в порядке вещей. Но, отечественные или импортированные, книги были слишком дорогими для скромного жизненного уровня большинства американцев. Один том мог стоить едва ли не недельной зарплаты рабочего. Даже состоятельные люди считали книги предметами роскоши. Личные библиотеки редко превышали 25 томов и были представлены нравоучительными и "полезными" сочинениями, такими как Библия, молитвенник, "Путь паломника" Баньяна, проповеди и богословские трактаты, альманахи, медицинские справочники и специальная литература, вроде "Спутника фермера" или "Пособия по земледелию". Лишь с усовершенствованием печатного станка в 1807 году книги подешевели и, наконец, стали доступны каждому. В XVIII столетии же стремление американцев к самоусовершенствованию постоянно тормозилось недостаточным количеством книг и их дороговизной.
"подписные" библиотеки. Первую из них — Библиотечную компанию Филадельфии, в 1731 году организовал Б. Франклин. На взносы членов такой библиотеки покупалась какая-либо книга, которая затем циркулировала среди "подписчиков". В разгар Революции было создано 64 библиотеки, дабы "распространять знания и добродетели". После Революции публичные библиотеки, появившиеся в огромном количестве, оказывали заметное влияние на общий культурный уровень молодой республики. Чтение постепенно становилось широкой общественной практикой, а не только привилегией образованных состоятельных горожан.