Демократические формы литературы и роман
Х. Г. Брэкенриджа "Современное рыцарство"
Популярный роман в США конца XVIII века интересен как первые шаги жанра, который в дальнейшем стал национальной литературной формой, произведения же некоторых популярных авторов примечательны, помимо того, как самый исток целого ряда традиций "большой" американской словесности XIX—XX веков. В этом плане особенно показательно творчество Хью Генри Брэкенриджа (1748—1816), яркой личности, писателя, не лишенного литературного таланта, настоящего пионера-первопроходца культурных дебрей молодой республики, достойного предшественника Генри Дэвида Торо и Марка Твена.
Семья Брэкенриджей эмигрировала из Шотландии в 1753 году и вместе с другими шотландско-ирландскими пионерствующими фермерами взялась за освоение пенсильванского фронтира. Хью Генри Брэкенридж изучал, а затем преподавал латынь и греческий в местной школе для будущего духовенства, с 1768 по 1771 год учился в Принстонском университете на одном курсе с Джеймсом Мэдисоном и Филиппом Френо, с которым его связала тесная дружба. В студенческие годы они с Френо сочиняли юмористические стишки и рассказы, а к окончанию университета написали патриотическую поэму "Восходящая слава Америки". Напечатанная в 1772 году, она вызвала некоторое замешательство; нарастание напряжения в отношениях с Великобританией волновало широкую публику больше, чем творческий рост молодых американских поэтов.
—1778 был капелланом в американской армии, воюющей за независимость свой страны. Отслужив, он отправился в Филадельфию с надеждами на создание ежемесячного журнала, но лишь потерял на этом предприятии свои надежды и все свои сбережения. В 33 года Хью Генри Брэкенридж решил начать жизнь заново и уехал из большого города в глухую деревеньку Питтсбург на фронтире. Там он открыл юридическую практику, писал для издаваемого Филиппом Френо "Фрименз Джорнэл", постепенно стал членом собрания штата, начал выпускать "Питтсбургскую газету", открыл первый в городке книжный магазин и всячески содействовал основанию местного университета.
Этот список свершений воспринимается, чуть ли не как франклиновский, во всяком случае, он вполне вписался бы в подобную франклиновской образцовую историю американского "селф-мейд мена", ставшего незаменимым членом общества благодаря своему упорству и здравомыслию. Случай Брэкенриджа, однако, особый. Франклин был популистом, Брэкенридж — нет, Франклин умел, не обижая публику, мягко указывать ей на ее промахи, Брэкенридж имел пренеприятную привычку, стремясь исправить человеческие недостатки, называть людей дураками. Репутация высокомерного и неуживчивого человека, презирающего простой народ, едва совсем не погубила его общественную карьеру: малограмотных фронтирсменов злила саркастическая критика в их адрес. На самом деле Брэкенридж не презирал народ, но был демократом джефферсоновского толка: он не терпел глупость, а на каком социальном уровне она проявлялась, для него не имело значения. Тем не менее, лишь через много лет, завоевав популярность как литератор, Брэкенридж вернул себе доверие питтсбургской общественности.
Обращение Брэкенриджа в автора романов, весьма востребованных публикой, на первый взгляд кажется либо необъяснимым парадоксом, либо изменой писателя собственным творческим и жизненным принципам. Брэкенридж, однако, принципов не менял; он поменял тактику и вместо замечаний и нотаций преподнес соотечественникам серию из шести увлекательных романов под общим названием "Современное рыцарство" (I—II тома вышли в 1792—1793, III — в 1797, IV и V —в 1804—1805 годах). Главная тема цикла, подхваченная затем Купером, Торо, Фолкнером, — столкновение аристократа (по духу, не по рождению) с плебеями, но здесь автор не издевался над "толпой", не бичевал и не поучал ее, а вышучивал и "подкалывал". Парадокс заключался в том, что публике это понравилось: спасительная оболочка юмора помогла проглотить горькую пилюлю.
Свое отношение к действительности молодой республики Брэкенридж пропускает через восприятие немолодого, весьма неглупого, очень начитанного, но совершенно не знающего реальной жизни идеалиста — доброго капитана Фарраго, который верхом на старой кляче странствует по Пенсильвании в сопровождении своего слуги — неотесанного, но пронырливого ирландца Тига О’Регана. Как видим, автор не скрывает, а напротив, усиленно подчеркивает, что прототипами его героев явились странствующий рыцарь Дон Кихот и его оруженосец Санчо Панса из романа Сервантеса. Давая бессмертной паре новое литературное воплощение, Брэкенридж опирается на своих английских современников — Филдинга (комедия "Дон Кихот в Англии") и Смоллетта (роман "Приключения Перегрина Пикля"), успешно апробировавших этот прием.
Своеобразная структура "Современного рыцарства", состоящего из отдельных эпизодов, также воспроизводит модель плутовского романа, использованную Сервантесом и его последователями, и так же, как и им, позволяет автору провести героев через многообразные ситуации американской жизни конца XVIII столетия. Фарраго и Тиг видят, как живут люди, присутствуют на выборах, в Филадельфии посещают университет и философское общество. При этом Тиг вполне соответствует общему духу американской республики, непрактичный же Фарраго то и дело попадает впросак и не перестает удивляться чудным порядкам, царящим в молодом демократическом государстве: "Демократия, вне всякого сомнения, есть самая свободная форма правления, потому что при ней все люди одинаково защищены законом и имеют равные голоса в его принятии. Но я не сказал бы, что все голоса так уж равны, потому что у некоторых людей легкие сильнее, и они могут высказывать свое мнение насчет общественных дел громче, чем другие".
"донкихотовскую" традицию мировой художественной литературы; он сам явился источником целого ряда будущих традиций литературы США XIX—XX веков: традиции путешествующего по стране героя, сталкивающегося с различными сторонами американского опыта, и героя, чье незамутненное стереотипами зрение позволяет видеть вещи в истинном свете ("Приключения Гекльберри Финна" М. Твена, "Над пропастью во ржи" Дж. Д. Сэлинджера), а также традиции героя, попавшего в чуждые и непонятные ему общественные условия ("Принц и нищий" и "Янки при дворе короля Артура" Твена, "Над кукушкиным гнездом" К. Кизи, "Костры амбиций" Т. Вулфа).
Кроме того, "Современное рыцарство" положило начало ставшим весьма распространенными в американской словесности сериям произведений со сквозным центральным персонажем — от детективных новелл Э. По до новеллистических и романных циклов "большой" литературы XX века (цикл новелл о Нике Адамсе Э. Хемингуэя, романы о Соле Пэрадайзе Дж. Керуака) и бесчисленных серий романов в современной массовой беллетристике. И, наконец, именно Хью Генри Брэкенридж явился зачинателем важной традиции литературы США — традиции юмористической критики, блестяще развитой М. Твеном.
Во многих отношениях примечателен американский готический роман конца XVIII столетия: как парадоксальное порождение века Разума и вместе с тем более решительная, чем роман сатирический и сентиментальный, переоценка его идей; как своеобразный вклад в широко развернувшуюся дискуссию о создании национальной литературы; как исток психологической линии американской прозы, которая признается исследователями подлинно национальной (Э. По, Н. Готорн, Г. Мелвилл, У. Фолкнер, У. Стайрон и др.) и массовой "психопатологической" беллетристики XX века (С. Кинг).
К концу XVIII столетия, в ходе подведения итогов века Разума и оценки его свершений, прежде всего, революций в Америке и Европе и создания демократического государства США, в умах людей закономерно возник вопрос, почему социальный и технический прогресс, так очевидно улучшивший условия человеческого существования, не привел и к нравственному прогрессу, не улучшил, как то было обещано, человеческую природу. В людях поселилось сомнение во всемогуществе разума и вместе с тем потребность внимательнее присмотреться к движениям человеческой души.
Эти настроения, распространившиеся на исходе века по обе стороны Атлантики, имели в Америке свою специфику. Они были смягчены более ощутимыми, чем в Европе, демократическими завоеваниями, а также недавней и весьма действенной прививкой подобных же сомнений во время эмоционального всплеска Великого Пробуждения, в конечном итоге способствовавшего свершениям "умнейшего из всех веков" и лишь примирившего разум и чувства. Поэтому переоценка ценностей эпохи Просвещения в США и тогда и позднее была менее значительной, чем за океаном.
к лирике Филиппа Френо и нескольких менее заметных поэтов рубежа XVIII—XIX столетий. Предромантические же явления в целом сказываются в литературе США в интенсивном процессе национального самоопределения и поиске путей его передачи (поэзия Френо, проза Брэкенриджа и Брокдена Брауна) и в своеобразном американском развитии только что сложившегося в Великобритании готического романа Анны Радклифф, Уильяма Годвина, Мэтью Льюиса.
В Америке эстафету готического романа подхватил Чарльз Брокден Браун (1771—1810). Новые научные теории и философские идеи, перемены в художественном сознании—внезапно остро вставший вопрос о соотношении разума и воображения — отозвались в прозе Брокдена Брауна напряженным интересом к странным, болезненным состояниям психики, к нарушению привычного порядка во внутреннем мире человека. В четырех его лучших романах: "Виланд" (1798), "Ормонд" (1799), "Артур Мервин" (1799—1800) и "Эдгар Хантли" (1799) — смещенное сознание передано особенно впечатляюще.
применить свои формулировки на практике. При этом его художественная интуиция помогла ему нащупать путь, который со временем стал истинно национальным.
Брокден Браун первым почувствовал, что странные, гротескные, совсем не похожие на европейские, формы растительного и животного мира, тогда только что исследованные учеными, пугающий лабиринт непроходимых "дебрей", кровожадность краснокожих аборигенов, опасные предрассудки, оставшиеся со времен первых пуритан, и полная изоляция фронтирских поселений — вся дикая природа и суровая жизнь Америки являются не менее выигрышным материалом для создания готического романа, или, как он пишет в предисловии к "Эдгару Хантли", "еще больше подходят для данной цели, и проглядеть это непростительно для американца". "Виланд" имеет подзаголовок "Американская история" и действительно основан на случае немотивированного массового убийства в одной из фронтирских семей.
Брокденбрауновские картины природы и его художественное открытие — городской пейзаж, который не мог появиться в американской литературе раньше, так как лишь недавно возникли города, представляют сугубый интерес. И природа, и город приобретают под пером Брокдена Брауна специфические, остраненные очертания: пропорции здесь несколько смещены, углы готически заострены и превращаются в изломы, а сгущение темных тонов дает общий мрачный колорит, что порождает зловещее ощущение шаткости, ненадежности, опасности окружающего мира. Это картины природы и городской жизни, пропущенные через искажающее зеркало смятенной человеческой души. Причем, городской пейзаж именно таким и войдет в литературу США — в произведениях Э. По и Г. Мелвилла.
— и есть истинное пространство романов Ч. Брокдена Брауна, и это пространство станет затем центральным в американской литературе, более психологической, мистической и метафизической, чем социальной, и безусловно индивидуалистической. В глазах читателей нашего времени именно эта традиция, продолженная в XIX веке Э. По, Н. Готорном и Г. Мелвиллом, а в XX — У. Фолкнером и его последователями, оказывается подлинно американской и самобытной.