Реализм: Америка 30-х в художественной прозе и публицистике
Разумеется, не только творчество Р. Райта и даже не только афроамериканская поэзия и проза — литература США "красной декады" в целом так же резко отличалась от послевоенной, как Америка 1930-х, периода Великой депрессии, от Америки "джазового века". Художественная проза и публицистика, переживающая в эти годы небывалый расцвет ("Трагическая Америка" Т. Драйзера, "Америка в замешательстве" Андерсона, "Крах" Фитцджеральда, обильная "испанская" публицистика Хемингуэя и др.) — это литература большой социальной наполненности и сильнейшего политического потенциала. Американские писатели сохранили творческий порыв предыдущего десятилетия, но направили его в новое русло.
Общая переориентация художественной литературы сказалась в обращении авторов к новому кругу проблем, основными из которых стали, во-первых, рабочее движение (стачки, забастовки) и жизнь простого народа и, во-вторых, борьба с фашизмом (прежде всего, война в Испании). Так, Ш. Андерсон изобразил стачку текстильщиков в штате Северная Каролина ("По ту сторону желания", 1932), Дж. Стейнбек по-новому, с большей социальной определенностью, подошел к своей излюбленной теме — судьбе американских фермеров ("Битва с исходом сомнительным", 1936; "Гроздья гнева", 1939).
К социально значимой проблематике повернулся в эти годы и Э. Хемингуэй, один из ярчайших представителей "потерянного поколения". Тема рабочего и фермерского движения никогда не была ему органична (в романе "Иметь и не иметь" он иронически обрисовал литератора Ричарда Гордона, который "пишет уже четвертый роман о забастовках"). Хемингуэй обращается к тому, что сам пережил и перечувствовал — к антифашистской борьбе в Испании, которой посвящен роман "По ком звонит колокол".
Мир внешний входил в них опосредованно. В 30-е наблюдалось расширение диапазона; социальная действительность непосредственно вторглась в книги американских авторов, которые обнаружили тяготение к универсальному охвату событий и, вследствие этого, к эпическим принципам изображения. Проза 30-х была преимущественно эпической.
Так, Джон Дос Пассос предпринял попытку создать "американский эпос" — трилогию "США". В нее вошли романы "42-я параллель", "1919" и "Большие деньги". Вариантами современного эпоса предстают и значительно меньшие по объему романы "Гроздья гнева" (1939) Стейнбека и "По ком звонит колокол" Хемингуэя. Оба писались на исходе 30-х годов и впитали атмосферу "гневного десятилетия".
Роман "По ком звонит колокол" (1940) обнаруживает явную преемственность с произведениями Хемингуэя 20-х годов. События пропущены через восприятие смятенного героя, который показан в кризисный момент его биографии. В основе композиции лежит принцип "сжатого времени". Действие романа охватывает всего трое суток. Американский доброволец Роберт Джордан находится на выполнении задания. Он должен взорвать мост в тылу франкистов. За эти трое суток Джордан успевает прожить, по сути, целую жизнь, перечувствовать всю гамму человеческих чувств: счастье любви, радость солидарности, боль за товарищей, которыми он вынужден рисковать.
Однако сам герой существенно изменился со времени ранних хемингуэевских романов, хотя и остался узнаваемым. Как и Джейкобу Барнсу и Фредерику Генри, ему свойственны столь высоко ценимые автором мужество, презрение к смерти, неприятие несправедливости. Но как личность Джордан шире "потерянных" героев. Его отличают напряженная жизнь интеллекта и осознанное социальное чувство. Свою жизненную цель он видит в выполнении общественного и нравственного долга.
За трое суток перед взрывом Джордан понимает ценность каждой отдельной человеческой жизни. Каждый человек — это целый мир. И в то же время он часть мироздания, ибо его судьба накрепко спаяна с судьбами всего человечества. Не случайно эпиграфом к роману взят отрывок из Джона Донна, английского поэта XVII столетия: "Нет человека, который был бы, как остров, каждый человек есть часть материка, и потому не спрашивай никогда, по ком звонит колокол: он звонит по тебе". Этот эпиграф подчеркивает обобщающий, философский аспект произведения.
восприятие других персонажей (испанских партизан Ансельмо, Эль Сордо, цыганки Пилар), самого автора. В результате жизнь Джордана оказывается вписанной в общие картины гражданской войны в Испании, партизанского движения, жизни испанского народа. Произведение приобретает эпический охват событий и становится поистине современным эпосом.
Крайним проявлением переориентации художественной литературы США в 1930-е годы было возникновение откровенно пропагандистского социального романа протеста как массового феномена: критика насчитала свыше 70 произведений этого жанра, вышедших в стране за одно десятилетие. Создателями таких романов были в основном пролетарские авторы; многие из них впервые обратились к литературе по зову классового сознания.
Показательно, что огромный вклад в оформление социального романа протеста внесла вторая генерация еврейско-американских писателей (американцы в первом поколении), родившихся до Первой мировой и проведших детство в еврейских гетто: Майкл Голд, Эдвард Дальберг, Альва Бесси, Альберт Мальц, Говард Фаст, Тилли Олсен и многие другие. Они вошли в литературу в "красные тридцатые", что и определило общую направленность их творчества. Точнее же, во многом именно они, увлеченные идеями Карла Маркса, русской пролетарской революции и пролеткульта, определили "красный" характер "гневного десятилетия" в литературе США.
Если старшее поколение еврейско-американских писателей ностальгически старалось удержать в суматохе огромного американского города память их медленно угасающего мира, то их "дети", напротив, стремились ассимилироваться на новой родине и, по возможности, перестроить ее по образу и подобию Советской России. Хотя тематика, проблематика, отчасти — стилистика их произведений продолжала традицию еврейско-американских писателей старшего поколения, герои их произведений: "Подонков" (1930) Э. Дальберга, "Жизни в глуши" (1935) А. Бесси, "Глубинного источника" (1940) А. Мальца и других — как правило, находили выход из жизненного тупика. Они видели его в пролетарской солидарности с "еврейской беднотой". "О, революция рабочих, — восклицал М. Голд, редактор пролетарского журнала "Нью Мэссиз", в романе "Еврейская беднота" (1930), — ты Мессия!"