Ващенко А. В. Историко-эпический фольклор североамериканских индейцев.
Глава 3. Историко-эпические предания ирокезов о Великой Лиге.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Историко-эпические предания ирокезов о Великой Лиге.
 

Когда речь заходит об ирокезской семье языков, имеется в виду вполне определенный круг племен, родственных как в языковом, так и в этнокультурном отношении. В их число входят пять племен собственно ирокезов, традиционно проживавших на территории нынешнего штата Нью-Йорк; гуроны, или виандоты; Эри; тиононтати, или «нейтральные»; венро; конестоги, или сусквеханноки; тускароры; а также чероки, отдаленное языковое родство которых с ирокезами теперь не подвергается сомнению. Под собственно ирокезами подразумевают только пять племен — это могауки (каниенга), онондага, онайда, кайюга и сенека.

Ирокезские племена, насколько можно судить по имеющимся историко-археологическим данным, издавна группировались на северо-востоке Северной Америки, в центре озерно-лесного края. Этим племенам, в отличие от алгонкинов, не был свойствен полукочевой, семейно-изолированный образ жизни; напротив, образуя довольно людные поселения,'Они надолго оседали в них, занимаясь преимущественно земледелием.

рано объединились в могущественный союз, получивший название Великой Лиги (Great League, Commonwealth — так по-разному переводят на английский язык ирокезское «Kayanehrenkowa»), в 1715 г. к ним присоединились тускароры, отчего позже союз нередко именовали Союзом шести племен. Объединение ирокезов позволило им занять главенствующее положение среди всех приатлантических племен. В период расцвета ирокезский союз контролировал почти четверть современной территории США — от реки Святого Лаврентия на севере до района Теннесси на юге, от Атлантики на востоке до реки Миссисипи на западе. Но и с усилением европейского влияния на континенте Великая Лига продолжала играть важную политическую роль, выступая союзником или противником европейских держав в войнах за обладание колониями. Эта роль сохранялась за ней и в период упадка Лиги — во времена американской буржуазной революции, войны 1812—1814 гг. и даже позже. Парадокс Лиги заключается в том, что хотя добиться политического единства всем пяти племенам удавалось редко (считается, что союз ирокезов распался к 1791 г., но это верно лишь применительно к политическому единству), ее культурное наследие, важнейшие нормы и установления, мифологические и фольклорные образы продолжают жить и поныне. Сами ирокезы любят подчеркивать тот факт, что Лига никогда официально не была распущена и отмены связующих ее законов не произошло; моральный же авторитет ее в ирокезском обществе весьма велик.

Историческое наследие Лиги до сих пор служит предметом пристального научного внимания; как показали исследования Л. Г. Моргана (открытия, сделанные им в области ирокезского рода), социальный и историко-культурный опыт Лиги имеет общечеловеческое значение. Кстати, путь в большую науку начался для Моргана именно с открытия феномена Великой Лиги: в 1845 г. он юношей отправился в ирокезскую резервацию Тонаванда, чтобы уточнить подробности учрежденного им для друзей Великого Ордена Ирокезов. Увиденное в поездке оставило впечатление на всю жизнь, вдохновив его на создание трудов «Лига Ходеносауни», «Древнее общество» и ряда других.

Об ирокезском союзе племен существует обширная литература; еще описания путешественников XVI в., так называемые «Отчеты иезуитов», составили целый пласт источников о Великой Лиге. Из круга источников о Лиге нас интересуют прежде всего те, что относятся к фольклорному наследию, — историко-эпические произведения, в которых с наибольшей полнотой отразились идеология и художественное мышление ирокезов, воплотились социальные, нравственные нормы внутри- и межплеменного общения. Историко-эпический фольклор, сформировавшийся вокруг

Великой Лиги, можно сказать, органично связан со всей системой ирокезского фольклора — в том смысле, что он вбирает в себя элементы (формулы, приемы, идеи) практически всех его составляющих.

Ирокезская мифология отличается от алгонкинской (если вести речь об алгонкинах востока) особой логической упорядоченностью: мифы о Первотворении, близнечные (о первоустройстве мира), этиологические, бытовые не «противоречат» друг другу, а как бы естественно дополняют друг друга; они конкретны в деталях, герои их четко охарактеризованы, иерархия сверхъестественных существ достаточно выявлена. Эти особенности ирокезской мифологии отражены и в преданиях о Великой Лиге; хотя они относятся к поздней, легендарно-исторической эпохе, в их содержании легко обнаруживаются следы более древних напластований.

и относятся в основном к внутриплеменной обрядовой жизни, — заклинания, молитвы, песни и др.

Песенный фольклор не играет у ирокезов самостоятельной роли, в отличие от песенного фольклора алгонкинов; песни ирокезов — неразрывная часть каких-либо обрядов, причем содержательная сторона их мало разработана. Стоит, однако, оговориться, что песенный фольклор ирокезов описан недостаточно и о нем имеется меньше данных, нежели о песнях многих других индейских этносов.

Напротив, ораторская проза у ирокезов весьма развита — пожалуй, сильнее, чем у всех остальных племен Северной Америки. Она включает устоявшиеся композиционные модели ораторской речи, многозначную метафорику.

Названные области фольклора, как уже упоминалось, получили особое преломление в преданиях о Великой Лиге; ораторская проза, например, дошла до нас главным образом благодаря фольклорным сюжетам, так или иначе связанным с Великой Лигой.

1. 

Несмотря на то что фольклорные тексты о Лиге ирокезов в пересказах записывались европейскими авторами еще в колониальный период, европейцы не воспринимали их как образцы художественного творчества, так что вплоть до конца XIX в. сколько-нибудь полного представления о каждом из них не существовало. С началом ирокологии как науки отдельные предания о Великой Лиге впервые были подвергнуты пристальному историко-этнографическому анализу. Тем не менее их устно-поэтическая специфика ни тогда, ни позже не получила специального рассмотрения, что затрудняет исследование круга преданий о Великой Лиге.

У ирокезов издавна бытовали и бытуют до сих пор три основных фольклорных сюжета, различные по функциям, но одинаково принадлежащие к кругу преданий о Великой Лиге. Это «Легенда о Деганавиде», «Вечно-Неразрывный Закон» и «Траурный совет».

«Легенда о Деганавиде» повествует об историко-мифологических событиях, приведших к созданию ирокезского союза племен. Традиционно она не имела специального названия (на языке оригинала у «Легенды» нет названия); Хьюитт, например, называл ее «Легендой об основании ирокезской Лиги». В XX в. американской антропологии устоялся более компактный, но не менее условный вариант названия — «Легенда о Деганавиде» ; в последнее время употребляется и название «Эпос о Деганавиде» (см., к примеру: 84, 14). Современные ирокезы, в соответствии с фольклорной традицией табуирующие имя своего псевдоисторического героя, предпочитают именовать его Миротворцем (Peacemaker); по их примеру исследователи «Легенды» все чаще пользуются названием «Легенда о Миротворце».

Все версии «Легенды о Миротворце» рассказывают о том, как вождь онондагов Хайонвата и полубог, гурон по происхождению, Деганавида после многочисленных испытаний, выпавших на их долю, объединяют свои усилия в создании союза ирокезских племен. Заручившись согласием четырех племен в лице их главных вождей, герои вместе с ними отправляются на своеобразное состязание в магической силе с чудовищным каннибалом Тададахо (Атотархо), который препятствует основанию союза. Преодолев чары Тадодахо, герои провозглашают законы и определяют обязанности вождей-советников Лиги. После этого Деганавида уплывает по озеру в чудесном белокаменном каноэ, а Хайонвата остается продолжать его дело, укреплять союз. Как видим, обозначение «легенда» достаточно условно и далеко не в полной мере отражает жанровую природу повествования, которая представляет собой нечто среднее между мифом и эпосом.

«конституцией». Это перечень установлений, принятых легендарным советом вождей-основателей, своеобразный свод законов, который разбит на отдельные «статьи», посвященные вопросам войны, мира, порядку выбора вождей, структуре совета, отношениям племен внутри и вне союза, символике и геральдике Лиги и т. д. В первых научных записях свода законов Великой Лиги, предпринятых на рубеже XIX—XX вв., появилось и специальное ирокезское название этого текст. Ирокезское «Gayanashagowa» с тех пор переводится как «Законы Великого Мира», «Вечно-Неразрывный Закон» и т. п., в зависимости от конкретного толкования. Отдельные положения этого эпико-дидактического произведения часто пересказывались в литературе колониальной эпохи и потому рано приобрели известность.

— это так называемый «Траурный совет»; название получило распространение в этноисториографической литературе, но оно столь же описательно и неточно, как и предыдущие, и не вполне передает содержание соответствующего ирокезского понятия «Yondennase». Смысл обряда заключается в «утешении» племени, потерявшего своего вождя, и в назначении его преемника. Правильнее, таким образом, говорить о нем как об «Обряде утешений», имея в виду важнейший его раздел «Оживление» и трактовку обряда в «Легенде о Миротворце», где о нем дважды заходит речь: «утешение» Хайонваты и «умиротворение» Тадодахо.

Жанровое и композиционное своеобразие «Обряда утешений» обусловлено тем, что в его состав, помимо собственно «утешений», входят еще несколько частей или разделов — хвалебная песнь, перечень вождей-основателей и др., — и потому «Обряд» является более многожанровым образованием, нежели другие предания о Лиге. Он также сильнее связан с магическим, действенно- преобразовательным началом, с заклинаниями и риторикой.

Эти три сюжета традиционно рассматривались в американской науке в отрыве один от другого, вне анализа многообразных связей, существующих между ними. Однако именно исследование их взаимосвязей принципиально необходимо для интерпретации преданий о Великой Лиге как явления фольклора.

Несмотря на ярко выраженную функциональную, композиционную и жанровую самостоятельность, упомянутые предания все же имеют немало общего как в плане содержания, так и формы. Стремясь определить специфический характер соотношения этих текстов, автор ранее уже высказывал предположение о том, что и «Легенду о Миротворце», и «Вечно-Неразрывный Закон», и «Обряд утешений» можно воспринимать как части единого цикла (23, 208). Теперь хотелось бы в деталях раскрыть худо- жествешгую специфику каждого из компонентов цикла, определить их взаимосвязь и художественную природу.

революции, оставил запись могаукской версии «Обряда утешений»; опубликована она была, однако, только в XX в. У Скулкрафта, а также у ранних историков ирокезского происхождения, в частности у Э. Джонсона, можно обнаружить сильно редуцированные записи «Легенды о Миротворце»; первые упоминания об этом сюжете восходят к 1743 г. (89).

1880-е годы — новый этап в изучении фольклорного наследия Лиги: специалист-ироколог Г. Хейл в 1883 г. впервые опубликовал полный параллельный текст «Обряда утешений», который и по сей день считается классическим; примерно двадцать лет спустя он был дополнен и уточнен У. Бошаном. Наконец, около 1900 г. были записаны, а позже опубликованы сразу три англоязычных версии «Легенды о Миротворце». Одна из них, краткая; принадлежит Хьюитту, записавшему ее со слов ирокезского вождя Дж. Бака в конце прошлого столетия; пространная версия этого предания, рассказанная вождем Дж. Гибсоном, остается пока что в рукописи. Еще две версии «Легенды» были опубликованы в начале XX в.: версия могаука С. Ньюхауза, отредактированная ирокезом А. Кьюзиком, итак называемая «Версия Вождей», составленная советниками Лиги, задумавшими записать знаменитое предание в каноническом виде — из опасений, что версия Ньюхауза окажется слишком субъективной. «Версия Вождей» возникла при деятельном участии Дж. Гибсона и была сначала опубликована Д. Скоттом (121); через несколько лет обе версии — Ньюхауза (впервые) и вождей — были опубликованы А. Паркером (в его редакции; 112).

Версия Ньюхауза содержит наиболее логичный и приглаженный в стилистическом отношении вариант сюжета о деяниях Деганавиды и Хайонваты. Текст разбит на разделы.

В «Версии Вождей» явственнее обнаруживаются признаки аборигенности. Несмотря на подверженность христианскому влиянию (возможно, намеренно сглаженному в версии Ньюхауза), эта версия все же наиболее аутентична по характеру. В отличие от прочих, она в буквальном смысле является плодом коллективного творчества. Содержание «Версии Вождей» запутанно — в ней соединяются различные мотивы и эпизоды «Легенды», а лексика ее несколько книжна. Паркеровское издание не претендовало на доскональный разбор материала; вместе с тем оно осталось единственной попыткой одновременной публикации разных преданий о Лиге.

Ироколог А. Гольденвейзер, записавший в 1912 г. самую подробную версию «Легенды о Миротворце» (525 рукописных страниц), на диалекте онондагов, со слов все того же Дж. Гибсона, указывал, что неотъемлемой частью текста является «Траурный совет». Эта версия «Легенды», еще не переведенная с ирокезского и не опубликованная, считается некоторыми специалистами наиболее интересной (см.: 141, vii). Известно также, что в начале 1980-х годов Ф. Лаунсбери продолжал работу над подготовкой к печати параллельного текста «Легенды о Миротворце» на диалекте онайдов и на английском языке. Однако в настоящее время мы можем полагаться только на англоязычные переводы «Легенды», что, конечно, затрудняет анализ.

«Вечно-Неразрывного Закона» остается запись С. Ньюхауза, которая одновременно является и реконструкцией документа. Она состоит из 117 «статей»; текст «Закона» был опубликован все в том же издании А. Паркера, вместе с «Легендой о Миротворце». «Версия Вождей» также содержит довольно пространное изложение свода законов Лиги, что позволяет использовать этот источник в качестве сопоставительного материала при анализе «Вечно-Неразрывного Закона».

Важнейшие публикации «Обряда утешений» — двуязычные, с текстом на ирокезском и английском языках. Первая такая публикация принадлежит Г. Хейлу (1883 г.); основана она на рукописи начала XIX в., обнаруженной в резервации Гранд-Ривер (рукопись на диалектах могауков и онондагов). Вторая представляет собой реконструкцию «Обряда» У. М. Бошаном (1906 г.), существенно уточнившим характер обряда в целом, и содержит текст на диалекте могауков. Одну из частей «Обряда», особенно с точки зрения использования пиктограмм, а именно «Перечень вождей», подробно исследовал У. Фентон (1950 г.). Остальные записи являются сокращенными и фрагментарными англоязычными пересказами.

Самый полный перечень фольклорных источников о Великой Лиге приводится Э. Тукер (133, 440—441).

При выяснении художественной специфики преданий о Великой Лиге необходимо помнить о соотношении мифологической и исторической хронологии. Вопрос об исторической географии и датировке — один из самых популярных в ирокологии, споры по нему не прекращаются. Точных данных о времени образования Великой Лиги нет, а специалистами выдвигались различные версии. Существует и ряд дат, предложенных ирокезскими вождями; в частности, авторы «Версии Вождей» предлагают наиболее раннюю дату — конец XIV в. Вожди-советники неоднократно указывали, что Лига возникла «за три поколения» до появления первого белого человека на землях ирокезов. Большинство ученых полагает, что Великая Лига образовалась незадолго до прихода европейцев. В соответствии с историко-культурными данными в советской науке в качестве условной даты объединения ирокезских племен в союз принят 1570 год. При этом следует учитывать, что создание Лиги было достаточно длительным процессом (в «Легенде о Миротворце», например, говорится, что на это ушло пять лет). Кроме того, высказывалось резонное мнение, что Лига возникла на основе долгого опыта существования более мелких и ранних конфедераций (133, 420). Наконец, и сама Лига ирокезов, как указывает Ю. П. Аверкиева, прошла несколько этапов своей истории (21, 181). События, изображаемые в преданиях о Лиге, относятся к так называемой легендарно-исторической эпохе, однако в скрытом или переосмысленном виде в них можно обнаружить множество традиционных мифологических образов и мотивов, так что история Великой Лиги — это и история ирокезской культуры в наиболее характерных ее проявлениях.

Для того чтобы уяснить специфику всего цикла преданий о Великой Лиге, обратимся к анализу важнейших его составляющих, среди которых первостепенная роль принадлежит «Легенде о Миротворце».

«Легенда о Миротворце»

Крупнейший современный специалист в области ирокезской этнографии У. Фентон дает этому источнику следующее определение: «Эпос о Деганавиде как повествование представляет собой сочетание мифа и легенды и раскрывает историю племени; он прошел трансформацию от мифа к историческому преданию — процесс, повлиявший на ирокезскую мифологию в целом, начиная от времени ее первых записей. Если подходить к нему как к историческому преданию, можно выделить три основных части: 1) миф о Деганавиде и обращение каннибала, 2) легенда о привлечении местных вождей на службу во имя мира, 3) изложение принципов Лиги — ее внутренней структуры и обрядов. Последняя часть, в отдельных версиях, является, в сущности, сводом установлений» (84, 15).

Имеющиеся в нашем распоряжении версии предания содержат общинную точку зрения на важнейшие причины, приведшие к образованию ирокезского союза. Обычно главной причиной выступает вражда между отдельными ирокезскими племенами, которая достигает такого уровня, что начинает угрожать самому существованию ирокезов. Отмечаются и сильные распри внутри отдельных родов, сопровождавшиеся кровной местью; тому имеется много примеров даже из истории Великой Лиги. Один из них, ссылаясь на Ф. Паркмена, приводит Г. Хейл. В 1648 г. — во время войны собственно ирокезов с гуронами — оноядаги, кайюги и онайды решили все же заключить мир с гуронами и направили одного из советников Лиги, Сканавати, послом к гуронам, а другого — послом к сенекам и могаукам с предложением поддержать их миротворческие предложения. Но те, невзирая на присутствие Сканавати у гуронов в качестве заложника, выступили против гуронов. Согласно Паркмену, заложника не тронули, но он не смог вынести позора своего положения и сам лишил себя жизни (74, 160). В то же время в предании говорится и о «внешней» угрозе (имеются в виду, скорее всего, племена алгонкинов): «Ибо все, все без исключения племена ненавидят нас, племена Расширяющегося Дома»,

Из отдельных эпизодов «Легенды» можно сделать вывод о том, что каннибализм, наиболее распространенный у могауков, также вызвал необходимость серьезных перемен и регламентирующих установлений.

Наконец, некоторые исследователи, пишущие об «Обряде утешений», специально касаются так называемого «Праздника Мертвых», который, по их мнению, с течением времени оказывал все более разрушительное воздействие на экономику племен (см., например: 40; 83). Таким образом, и экономическая сторона реформ, нашедшая свое воплощение в установлениях Великой Лиги, была вызвана практической необходимостью.

«Легенда» посвящена теме преодоления героями «непреодолимых» преград ради спасения своих племен, которые рассматриваются уже как некая общность людей, интересы которой выше родовых притязаний. Средством к достижению всеобщего счастья является создание Союза пяти племен ирокезов, или «людей природы» (Natural Men — так в англоязычном переводе предстает ирокезский термин «Ongwe Owe»).

Для установления нового миропорядка героям приходится преодолеть множество препятствий и испытать немало лишений. Прежде всего — добиться согласия всех пяти племен, что, учитывая их взаимоотношения, было делом нелегким. Судя по большинству версий, сначала Миротворец отправился к могаукам, которые, по ряду источников, происхождением были наиболее тесно связаны с гуронами, и склонил их к принятию своего учения. Затем он добился согласия онайдов, которые традиционно считались «ветвью» могауков и носили обрядовый титул их «отпрыска». Для того чтобы добиться согласия кайюгов, наименее воинственного и самого малочисленного из пяти племен, не потребовалось больших усилий, тем более что они являлись родственниками онайдов (оба эти племени носили на обрядовых собраниях титулы «младших братьев» — по отношению к трем другим племенам). Согласие онондагов было получено сравнительно легко, но для этого пришлось «умиротворить» людоеда Тадодахо, который, по преданию, проживал неподалеку от них. Сложнее оказалось привлечь племя сенеков, самое многочисленное и обособленное среди собственно ирокезов; их удалось уговорить вступить в союз после того, как двум вождям сенеков был присвоен почетный титул военных вождей всей конфедерации — «хранителей входа», или «привратников» Длинного Дома, т. е. Великой Лиги. В соответствии с индейским этикетом, а также с распространенной метафорой, каждое из племен сообщает свое решение не сразу, а «назавтра» — по прошествии одного года.

Ирокезский график Кахионес. 1980-е годы

После достижения соглашения Деганавида и Хайонвата вместе с будущими советниками Лиги отправляются устранять главное препятствие — Тадодахо.

«Обряде утешений» и в «Вечно-Неразрывном Законе»). В «Легенде» ему приданы черты эпического чудовища. Он является воплощением злого начала, хаотических сил природы: недаром Тадодахо обладает способностью вызывать бури, а живет он в дикой лесной чаще. В облике Тадодахо доминируют фантастические зооморфные черты: вместо рук — черепашьи лапы с когтями, вместо ног — медвежьи лапы, вместо волос — «корона» из змей; тело Тадодахо бесформенно и завязано в «семь узлов зла». Люди осмеливаются говорить только шепотом в присутствии колдуна, ибо он способен взглядом обращать людей в камень. Практически во всех версиях упоминается о том, что Тадодахо — каннибал. В «Версии Вождей», в частности, детально описывается эпизод первой встречи Миротворца с Тадодахо: тот как раз намеревается приступить к очередной трапезе, но, склонившись над котлом, замечает в нем отражение лица Деганавиды; на самом деле герой находится на крыше и заглядывает в жилище Тадодахо через дымоход. Приняв это отражение за собственное, Тадодахо поражается несоответствию прекрасного лица образу жизни каннибала и решает отказаться от людоедства. Не менее «эпично» выглядит и жилище людоеда: дым от его очага «пронзает небо»; птицы, пролетая над ним, падают замертво.

Г. Хейл, а за ним и некоторые другие ученые считают, что за эпическими характеристиками Тадодахо скрывается вполне реальная личность, могущественный и влиятельный в родо-племенном обществе человек, опиравшийся на какое-либо обрядовое объединение, возможно — глава шаманского тайного союза, что объясняет и ссылки на подвластных Тадодахо «соглядатаев», которые рыщут повсюду (133, 422). Тадодахо, несомненно, был оплотом старого миропорядка; таким он предстает в предании. Именно поэтому он расстраивает планы Хайонваты и других вождей онондагов; в версии Ньюхауза прямо сообщается, что они намеревались объединить людей на основе мира и ограничить самовластие Тадодахо. Колдун губит дочь (варианты: трех, четырех или семерых дочерей) Хайонваты, стремясь подорвать связи вождя с соплеменниками.

Наивысшее драматическое напряжение «Легенды» также связано с этим героем. После того как все племена наконец соглашаются принять новое учение, события разворачиваются у озера Онондага — места обитания Тадодахо. Чтобы достичь жилища колдуна, вождям предстоит пересечь озеро на белокаменном каноэ; этот эпизод наиболее подробно изложен в «Версии Вождей». Вожди несколько раз предпринимают попытку пересечь озеро, но безуспешно: Тадодахо поднимает всякий раз бурю, стремясь потопить лодку. В версиях Ньюхауза и Хьюитта параллельный мотив сдвинут к началу предания. Само озеро в данном случае выступает символической границей между старым и новым порядком. В версиях Дж. Гибсона, в том числе в «Версии Вождей», в эпизоде присутствует дополнительная драматичная деталь: из чащи леса своеобразным рефреном доносится вопль Тадодахо «A-son-kek-ne-eh!», который переводится как «Еще нет!» или «Когда это будет?», «Будет ли это?».

Тадодахо, наконец, удается склонить к принятию нового порядка — но лишь после того, как перед ним предстают не только Деганавида с Хайонватой, но и вожди всех пяти племен, а также миротворица Джигонсасе; они приносят ему вампум в подтверждение своих слов и действий. Более того, за свое согласие Тадодахо получает высочайший титул в совете Великой Лиги — «хранителя очага» совета. Все это, несомненно, проявление компромисса между старым и новым порядком. Далее следуют «вычесывание» змей из головы Тадодахо (изменение образа мыслей), обрезание и обрядовое «утешение» колдуна.

«Обряд утешений», который совершают над Тадодахо, символизирует, как и во всех других случаях, гибель старого и рождение нового миропорядка. В результате магических действий Тадодахо приобретает право арбитра при обсуждении всех вопросов на советах Лиги, которые отныне проводятся только на территории поселения Онондага, в самом центре «Ирокезии», а значит, и будущего союза племен.

более древних пластов ирокезской мифологии. Так, описание жилища Тадодахо, его каннибализм и смертоносный взгляд напоминают аналогичные мотивы в мифах о «каменных великанах-людоедах», записанных тем же Хьюиттом (14, 44). Эпизод с «отражением», скорее всего, вошел в предание в поздней редакции. Однако А. Паркер пишет о существовании сходного мотива в ирокезском мифе о сотворении людей — добрый дух (Хагвендийю, один из братьев-антагонистов) сотворил людей после того, как увидел в воде собственное отражение (112, 69). Неизвестно, насколько этот мотив древен, но он указывает на некоторую традиционность эпизода с «отражением». Наконец, облику и нраву Тадодахо приданы черты злого брата-антагониста Тавискарона (Хагвендаетга). Но в преданиях о Великой Лиге все эти мотивы, как видим, претерпели существенные изменения, «приспособившись» к новому содержанию.

Следующее условие создания союза племен связано с другим образом ирокезского фольклора, также традиционным, — Джигонсасе (Ji-gon-sa-seh). В некоторых версиях она только упоминается; в «Версии Вождей» роль этого персонажа обозначена четко. Расставшись с Тадодахо (после эпизода с отраженным лицом), Миротворец встречает на своем пути (или «навещает», как в «Версии Вождей») Джигонсасе. Он объясняет ей принципы своего учения, убеждая отказаться от традиционной роли «миротворицы», и обещает ей новое, более почетное, положение в совете Великой Лиги.

По словам А. Паркера, «этот персонаж ирокезской мифологии заслуживает глубокого изучения» (112, 90). Исследователь, в частности, указывает на то, что имя Джигонсасе в качестве титула переходило от одного поколения к другому. Естественно, титул предполагал осуществление каких-то определенных общественных функций, и с Джигонсасе связан ряд преданий, которые помогают прояснить роль этого персонажа в «Легенде о Миротворце».

Согласно Паркеру, имя Джигонсасе по смыслу совпадает с одним из наименований «племени дикого кота», т. е. эри (Там же). В Легенде о победе над злым духом по имени «Летающая голова» Джигонсасе выступает защитницей племени;. Но титул «миротворицы» отражает уже социальную функцию этого персонажа. Метафорически он соотносится со всем племенем эри как «миротворческим». Здесь, думается, уместно сопоставление с ти- тулом «женщин», присвоенным делаварам на заре колониальной эпохи (см. рассуждение по этому поводу у П. А. У. Уоллеса: 140, 57).

Один из ранних ирокезских историков, Э. Джонсон, приводит интересное предание о Джигонсасе. Он сообщает, что эри были отдаленной ветвью сенеков, позднее вошедших в Лигу. Джигонсасе, эри по происхождению (по другим источникам, она происходила из родственного эри племени тиононтати,, или «нейтральные», — 112, 71), выполняла роль «миротворицы» внутри какой-то ранней конфедерации ирокезов, включавшей и эри. По словам Джонсона, то было «во времена формирования Лиги», но, скорее всего, должность «Царицы мира» восходит к более отдаленной эпохе. Историк указывает, что в ведении Джигонсасе находилась особая укрепленная деревня, в которой действовал своеобразный закон безопасности: кровные враги, беглец и преследователь, могли рассчитывать на одинаково радушный прием и должны были, согласно обычаю, по окончании совместной трапезы разойтись друзьями. За нарушение этого родового обычая полагалась смерть. Однако ко времени формирования Великой Лиги титул Джигонсасе, по всей видимости, сделался игрушкой в руках враждующих племен, каждое из которых стремилось, склонить «миротворицу» на свою сторону; именно о таком случае, когда в результате вероломства Джигонсасе был вырезан отряд сенеков, и рассказывает Э. Джонсон (89, 173). В «Версии Вождей» недвусмысленно сказано: Миротворец требует от Джигонсасе «перестать подкармливать воинов», т. е. поддерживать межплеменную вражду; он излагает ей смысл своего учения и предлагает новый титул «Матери племен» в совете Великой Лиги, который будет символизировать право материнской общины выдвигать кандидатуры вождей в совет Лиги.

роль «миротворицы» и то, что она первой принимает его учение. С тех пор ее имя трактуется как «Новое лицо» или «Белейшее лицо». Здесь мы также сталкиваемся с компромиссом старого и нового социального порядка, приспособлением принципов матриархата к патриархальному укладу, о чем писал Л. Г. Морган (см.: 29).

УМИРОТВОРЕНИЕ ТАДОДАХО
Ирокезский график Кахионес. 1980-е годы

С образам Джигонсасе связано и своеобразное географическое «измерение» преданий о Лиге. Уоллес в своем пересказе «Легенды о Миротворце» упоминает, что, прежде чем принести новое учение пяти ирокезским племенам, герой «отправился на поиски жилища некоей женщины, что жила на военной тропе, проходившей с востока на запад» (141, 13). Другими словами, дом Джигонсасе находился на так называемой Великой ирокезской тропе, пересекавшей владения ирокезов от реки Гудзон до Ниагарских водопадов.

Наконец, последним важнейшим условием создания Лиги является, как следует из всех версий «Легенды», объединение усилий героев, Деганавиды и Хайонваты. Они, без сомнения, относятся к «сквозным персонажам» преданий о Лиге, хотя подробно характеризуются только в «Легенде о Миротворце».

«Легенда» обычно начинается с рассказа о чудесном рождении Деганавиды на берегу озера Онтарио, в земле гуронов. Сверхъестественное происхождение Деганавиды навлекло на него гонения: герой оказался как бы безродным внутри племени; последовательно миротворческая позиция Деганавиды в вопросах войны и мира, зловещие пророчества о судьбе племени, связанные с его рождением, — таковы мотивы, объясняющие факт изгнания Деганавиды из племени гуронов.

Предание наделяет Деганавиду чертами полубога, причем ряд мотивов имеет, несомненно, позднее и заимствованное происхождение, свидетельствует о влиянии христианства. Это относится к мотивам непорочного зачатия и невозможности уничтожить младенца, а также, вероятно, к мотиву испытания Миротворца: могаукаи его сбрасывают с обрыва, а наутро он вновь в собственной хижине готовит себе еду. Наконец, в «Версии Вождей» перед встречей с Тадодахо Миротворец говорит: «Я пойду и навещу ТогоКто-Умерев-Воскрес (т. е. Христа)»; этот мотив остается неразвернутым. В отдельных эпизодах повтор уже следует магии числа три, а не четыре или семь. Эпизоды последних наставлений и прощания Миротворца с вождями завершаются эсхатологическими мотивами, вновь до некоторой степени соотносимыми с христианством: со вторым пришествием пророка ирокезы связывают наступление конца света.

Труднее атрибутировать мотив о белокаменном каноэ, в котором путешествует Миротворец (белое — символ мира, каменное — символ чудесной непотопляемости); он встречается и в мифах алгонкинских племен (см. об этом: 119). Этот мотив, как представляется, может иметь общие корни в пределах озерно-лесного региона, возможно, он связан с ранними пластами мифологии ирокезов и алгонкинов.

о том, что он был послан на землю Добрым Духом для улучшения жизни людей. Как бы то ни было, образ Миротворца может быть в равной степени и христианским переосмыслением, и привязкой к мифологической эпохе Первотворения. Миротворец противопоставлен всем вождям: никому не под силу сотворить то, что было сделано им, создать Великую Лигу; причем это подчеркивается во всех версиях предания. В связи с сакральностью образа имя Деганавиды табуировано и не упоминается в числе 50 имен советников Лиги.

Учение Миротворца излагается, как правило, в заключительной части «Легенды» в виде конкретных установлений, законов Лиги. Вместе с тем в некоторых версиях уже при встрече с Джигонсасе Миротворец излагает самые общие положения нового учения. Так, в пересказе Уоллеса Миротворец говорит: «Слово, которое я принес, заключается в том, что людям нужно любить друг друга и жить мирно всем вместе. Это учение состоит из трех частей: Добро, Здравие, Порядок — Ne Skenno, Ne Gaiiwiyo, Ne Gasshedenza. И каждая часть имеет по две ветви». Из пересказа Уоллеса следует, что этими ветвями являются: справедливость — и стремление соблюсти ее; «здравие» ума и тела — и мир, проистекающий от этого; власть закона и обычая с опорой на силу, способную хранить их, — и обрядность, религия (141, 13). Разъяснение общих мировоззренческих принципов Лиги тем более важно, что ни в «Вечно-Неразрывном Законе», ни в «Обряде утешений» о них речь не заходит.

— в ряде пересказов упоминается об ущербности героя. Согласно некоторым версиям, его имя означает «два речных потока сливаются вместе», что нелегко связать с содержанием предания. Между тем произвольный выбор имени героя в фольклорном произведении эпического склада невозможен. Вспомним также, что одно из распространенных прозвищ героя — Заика. Миротворец не мог убедительно донести свою идею до окружающих, ему был необходим посредник из местных уроженцев. Таким посредником и стал Хайонвата, в образе которого соединились различные мифологические черты; ему в «Легенде» отводится роль не менее важная, чем самому Миротворцу.

Своеобразие образа Хайонваты — в ясно выраженной конкретности. Эпизоды, где он участвует, акцентируют его «земные» качества: Хайонвата — смертен, он — один из 50 вождей-советников Лиги. В одиночку поднявшись на борьбу с Тадодахо, Хайонвата терпит моральное поражение в глазах соплеменников. Затем он переживает личную трагедию — гибель дочерей — и, утратив родственные связи среди онондагов, отправляется в добровольное изгнание. Некоторые интерпретаторы предания считают, что смерть дочерей явилась наиболее веской причиной, заставившей Хайонвату обратиться за помощью к родственным племенам, т. е. задуматься о будущем союзе (см., например: 74, 83).

Горе Хайонваты достигает эпических размеров: он «раскалывает небо» и «утрачивает разум», решив «похоронить себя в лесах» (версия Ньюхауза).

Во время лесных скитаний Хайонвата обретает важнейший талисман — вампум, значение которого для фольклора и всей культуры ирокезов трудно переоценить. Достаточно сказать, что с помощью вампума становится возможным «восстановить» разум героя, «умиротворить» Тадодахо и, наконец, создать всю сложную символику Великой Лиги. Само имя Хайонваты содержит в себе слово «вампум»; согласно наиболее надежным источникам, оно означает «ищущий вампум» (по другим источникам — «утративший разум, но способный вернуть его»). Вампуму, таким образом, в сюжете предания отводится важное место, а Хайонвате приписывается возвеличивающая его роль «открывателя» талисмана. На самом же деле, как резонно указывает А. Паркер, назначение вампума было прекрасно известно ирокезам задолго до Хайонваты (112, 77); кроме того, в ряде мифов говорится об ином происхождении вампума — от волшебной птицы Хагок или «вампумного орла». Однако в «Вечно-Неразрывном Законе» (в редакции Паркера — «статья» № 32) имя Хайонваты также связывается с вам- пумом: «Если младшие братья потеряют одного из советников, то трое старших придут утешить их. И утешением будет оглашение содержания тринадцати раковинных снизок Айонваты» (112, 39). Так происходил процесс переосмысления древних обрядовых реалий и сюжетов в ходе создания конфедерации ирокезов.

В тех поселениях, куда заходит утративший разум вождь, люди не внемлют ему и не могут утешить (читай: исцелить) с помощью найденного им вампума, а следовательно, приблизить образование союза.

«Легенды» является встреча двух героев, в результате которой они наконец могут объединить усилия в создании нового миропорядка. Миротворец возвращает разум вождю при помощи магических слов и действий. Отсюда, согласно «Легенде», и ведет свое происхождение «Обряд утешений». Впоследствии те же действия Деганавида и Хайонвата повторяют, с соответствующими модификациями, для «умиротворения» Тадодахо.

Необходимо упомянуть, что в некоторых трактовках «Легенды» (например, У. Уоллеса) эпизод с отраженным лицом связывается с Хайонватой, которому приписывается каннибализм и последующий отказ от него под влиянием Миротворца; здесь, как представляется, происходит позднее отождествление образов Хайонваты и Тадодахо.

Сюжетная линия Хайонваты обрывается фактически у жилища Тадодахо сценой «умиротворения» колдуна. Во всех эпизодах, связанных с вампумом, оба героя, Миротворец и Хайонвата, фигурируют вместе; так, в принципиально важном финале предания законы Лиги, изложенные Деганавидой, тотчас же ритуально «подтверждаются» Хайонватой при помощи вампума, приобретая характер официального установления. Без этого акта, как следует из всего контекста ирокезской культуры, создание свода установлений было бы совершенно невозможно, ибо отсутствовал бы «протокол», документирующий его.

В некоторых поздних пересказах предания присутствует ряд эпизодов,повествующих о деятельности Хайонваты после ухода Миротворца. В большинстве своем эти эпизоды, однако, не прослеживаются в аборигенных источниках и потому вряд ли могут считаться достоверными. Странно, что даже Хьюитт, завершая историю Хайонваты, повторяет утверждение Скулкрафта о том, будто герой в последние годы жизни (в финале предания) занялся «благородной деятельностью — расчищением речных русел и заглохших троп» (73, 17). Это высказывание представляет собой традиционную ирокезскую метафору и означает лишь, что герой занялся обновлением родственных связей между членами Великой Лиги или какой-то аналогичной деятельностью. Но у нас нет никаких указаний на такую концовку в англоязычных записях конца XIX—начала XX в.

Остальным вождям-советникам, основателям Лиги, в «Легенде» отводится подчиненное место, однако и они играют существенную роль и в сюжете, и в структуре произведения. Смысл некоторых имен-титулов в «Версии Вождей» развернут особенно полно. Это относится, например, к имени Одатсехде, главного вождя онайдов, носившего вначале имя Нихайентакона (Великое Древо), поскольку с этим образом была связана следующая метафора: «Я полагаю себя поваленным деревом на пути Деганавиды; куда бы он ни отправился, он должен взять меня с собой» (другими словами, без участия племени онайдов создание конфедерации невозможно). Новое имя, которое присуждается вождю, Одатсехде (Носитель Колчана), говорит и о его функции в совете Лиги: «Тогда Деганавида сказал: „Таким образом, теперь будут звать тебя Одатсехде, т. е. Носитель Колчана, потому что твоя обязанность полевого стража отныне прекращается, потому что теперь явились добрые вести о Мире и Порядке. Твоей обязанностью впредь будет следить, чтобы дети твои соблюдали мир"» (112, 82).

детализация имен в «Версии Вождей» — результат позднейшей работы над «Легендой», но бесспорно, что сам принцип раскрытия имен через сюжет (когда имя героя указывает на его происхождение, функции или деяния) характерен для многих народных эпопей, где имя не может остаться непроясненным, не нарушая законов существования эпоса.

Сопоставление отдельных версий «Легенды» помогает реконструировать многие особенности замысла предания, в том числе и те из них, которые с течением времени были утрачены. Так, в «Версии Вождей» заметна тенденция как можно подробнее изложить сюжет, даже в ущерб ясности изложения. Ей более, чем другим версиям, свойственна атмосфера архаики. В «Версии Вождей», как правило, отсутствуют вставки-«пересказы», там невозможны сокращения вроде тех, что мы встречаем у Ньюхауза: «После этого Деганавида огласил законы конфедерации, а Хайонвата подтвердил их» (112, 29), — в подобных случаях в «Версии Вождей» излагается каждый эпизод или каждое положение закона. «Версия Вождей» изобилует фантастическими образами и символами: белокаменное каноэ, «древесная» магия, волшебная птица Хагок и др.; в ней подробнее охарактеризованы все второстепенные персонажи предания.

Версия Ньюхауза после нескольких редакций имеет вид более приглаженный: она заметно упрощена и избавлена от многих противоречий сюжета. Несмотря на это, версия Ньюхауза дает собственную трактовку сюжета «Легенды», а некоторые мотивы, ослабленные в «Версии Вождей», неожиданно получают в ней эпическое обоснование. В версии Ньюхауза, к примеру, приводится (в отличие от всех прочих версий) перечень древних поселений ирокезов, которые минует процессия вождей во главе с Миротворцем, направляясь к жилищу Тадодахо (всего 22 поселения). Мотив этот, правда, остается неразвернутым, но несомненно, что он имел какое-то функциональное назначение. В частности, если предположить, что упоминаются поселения, расположенные вдоль Великой ирокезской тропы (а именно по ней движется процессия вождей), то роль перечня становится понятной: прежняя тропа войны превращается в тропу мира, соединяющую все племена Великой Лиги.

Другой эпизод, в большинстве версий излагаемый кратко, у Ньюхауза развернут — это эпизод выбора двух лазутчиков, которым поручается пробраться в дом Тадодахо.

«Вызвались двое мужей, и Деканавида спросил их, способны ли они превращаться в птиц или зверей, ибо таковой должна быть способность посланцев, приближающихся к Атотархо. Двое мужей ответили: — Мы можем превращаться в цаплю и журавля. — Значит, вы не годитесь, потому что остановитесь у первого ручья или болота и приметесь искать рыб и лягушек. Тогда двое других мужей сказали: — Мы знаем способ превращаться в колибри. Они очень быстро летают. — Значит, вы не годитесь, потому что вечно голодны и заняты поисками цветов.

— Мы можем стать Dare, белыми журавлями. — Значит, вы не годитесь, потому что вы очень дики и всего боитесь. Вы испугаетесь движения туч. Вы проголодаетесь и спуститесь на землю в поисках земляных орехов. Тогда двое мужей, обладавшие способностью превращаться в воронов, вызвались тоже, но им было сказано, что вороны слишком громко болтают, хвастают и склонны к хитрым проделкам» (112, 26).

Версия Хьюитта-Бака, более краткая, чем прочие, интересна некоторыми особенностями структуры, поскольку содержит вставки как из «Вечно-Неразрывного Закона», так и из «Обряда утешений», что позволяет судить о композиционной специфике всего круга преданий о Великой Лиге.

Сопоставление версий дает возможность судить и об основных художественных приемах «Легенды». Многообразные повторы, использование эпического числа, гиперболизм и развитая «магия имен» — эти художественные приемы, использованные в «Легенде», носили традиционный характер и не претерпели к моменту записи существенных изменений. Другие же, напротив, сложились в процессе создания «Легенды».

Наиболее многочисленны в «Легенде» повторы. Чаще всего это повтор эпизода, поначалу, скорее всего, имевший магическую функцию (так, четырехкратный повтор, как известно, приводил к достижению желаемого результата). Однако в «Легенде», в связи с поздней редакцией многих эпизодов, повторы часто используются уже как средство драматизации повествования. Особенно отчетливо это проявилось в версии Ньюхауза, в тех эпизодах, где рассказывается о смерти дочерей Хайонваты и об отборе лазутчиков к Тадодахо.

буквально; в «Версии Вождей» вопль Тадодахо «A-son-kek-neeh!» повторен семикратно. По-видимому, изначально в «Легенде» были представлены и песенные повторы и вставки; даже у Хьюитта неоднократно можно встретить строки из «Шести Песен» и другие поэтические вкрапления. Что касается так называемых «Шести Песен», то они, по всей вероятности, вообще сопровождали важнейшие эпизоды, усиливая выразительность повествования.

— чисел «четыре» и «семь»). В записях «Легенды» встречаются и двукратные, а чаще — трехкратные повторы, связанные, скорее всего, уже с христианской традицией. Само эпическое число «семь» все же сохранилось — например, у отца Деганавиды семь сыновей, семь дочерей у Хайонваты (в версии Ньюхауза); кожа вождей-советников должна быть толщиной «в семь пальцев» и т. д.

О народной метафорике в целом, как она отразилась в «Легенде», судить труднее, поскольку в нашем распоряжении имеются только англоязычные записи. Тем не менее в текстах встречаются некоторые традиционные метафоры: «поваленное дерево», «водруженное дерево», «расколоть небо», «пронзать небо» и др.

В «Легенде о Миротворце» слабо выражены формулы зачина и концовки предания. Что касается зачина, эту особенность «Легенды» следует скорее отнести за счет неточностей записи. Представляется, что зачин, наиболее близкий к традиционному, сохранился в «Версии Вождей»:

«Здесь сообщается о том, откуда в древнейшие времена произошел Великий Мир или Великая Лига пяти племен.

Название места, которое связывают с рождением Деганавиды, есть Ка-ха-на-ен. . .» (112, 65).

что обязательным являются указание места и времени происходящего и словосочетания типа «Ныне начинается» (рассказ).

Формула концовки «Легенды», думается, выражена слабо по другой причине — речь, собственно, должна идти не о концовке предания, а о перемене стиля повествования, поскольку на этом предание как таковое не заканчивается.

О языке «Легенды», из-за отсутствия ирокезского оригинала, судить еще труднее, чем о художественных приемах. Можно понять в связи с этим неудовлетворенность вождей Лиги имеющимися версиями «Легенды». Книжность лексики и библеизмы в «Версии Вождей», так же как и тавтологичность многих конструкций, вполне могут поэтому оказаться не свидетельством слабого владения английским языком, но неудачными попытками передачи соответствующих ирокезских выражений.

3. «Вечно-Неразрывный Закон»

А. Паркер упоминает о том, что и Л. Г. Морган, и Г. Хейл знали о существовании так называемой «Конституции пяти племен», но по каким-то причинам не были в состоянии записать ее (112, 8). Многочисленные выдержки из отдельных «статей» свода законов Лиги приводились в сочинениях, посвященных ирокезам, хотя они и не воспринимались авторами этих сочинений как явление устного народного творчества. Первые записи «Конституции» были предприняты самими ирокезами на рубеже XIX—XX вв. Известных нам записей «Закона» немного, и сколько-нибудь серьезные из них принадлежат С. Ньюхаузу. «Версия Вождей» содержит довольно пространное изложение «Закона», которое как бы завершает предание об основании союза.

«Закон», записанный Ньюхаузом в 1880 г. для Дж. Н. Б. Хьо- итта, очень краток, содержит всего 43 «статьи»; в нем много неточностей, имеются искажения. Очевидно, Ньюхауз тогда только приступил к работе над этой частью преданий о Лиге. В 1900 г. он записал новую версию, которая содержит 117 «статей» и доныне считается основной версией «Конституции» Великой Лиги; именно здесь появилось и характерное ее обозначение — «Вечно-Неразрывный Закон». Впервые эта запись была опубликована А. Паркером в 1916 г. в его редакции (112, 5—155). Паркер упоминает, например, что текст Ньюхауза был разделен на три части: «Длиннолиственное Древо», «Символический Договор о Союзе» и «Законы Сканавати для Войны и Мира»; Паркер снял эти разделы и ввел большое число новых. Он, кроме того, изменил порядок «статей», перегруппировав их в соответствии с собственным представлением о «Законе».

Этнографическая и познавательная ценность «Закона» не вызывает сомнений: его положения отражают суть структуры и взаимоотношений отдельных звеньев Великой Лиги ирокезов. Мы можем быть уверены, что содержание «Закона» — в том виде, как он дошел до нас, — вполне традиционно. Для этого имеются достаточные основания: как известно, все установления «Закона» были закреплены в вампумах, из которых, собственно, и «вычитывалась» та или иная «статья». Каждой из таких «статей» соответствовал либо целый пояс, т. е. широкая многорядная лента вампума с более или менее сложным символическим изображением, либо одна или несколько простых снизок вампума. С их помощью специально подготовленные люди, так называемые «хранители вампума» (должность, до сих пор официально существующая у ирокезов), могли восстановить в памяти содержание нужной «статьи».

Целый ряд таких вампумов хранится в музеях штата Нью-Йорк и Канады, небольшая их часть — у самих ирокезов. Вампумы и поныне служат источником изучения фольклора и истории Великой Лиги.

Наиболее важные вампумы описаны и в «Вечно-Неразрывном Законе». Например, «статья» № 60 целиком посвящена описанию так называемого «Вампума Хайонваты» (название условное, в тексте отсутствует): «Широкий темный пояс вампума в тридцать восемь рядов, с белым сердцем посередине, по бокам которого расположены по два белых квадрата, соединенные с сердцем рядом белых бусин, станет эмблемой единства Пяти Племен» (112, 47).

К числу наиболее известных вампумов относятся также «Dust Wing» (Beep против пыли), «Пояс Тадодахо» и некоторые другие. Из описания, которое дается в «Законе» вампуму «Dust Wing», следует, что, помимо мнемонической и верифицирующей функций, вампумы выполняли важную обрядовую функцию, поскольку были призваны материально подтверждать подлинность установлений. Что касается датировки, У. Бошан не считал их очень древними; основную массу дошедших до нас вампумов он относил к XVIII в. (см.: 41, 26).

«статей» «Закона». По существующим записям трудно судить об исконной внутренней композиции «статей» и их словесных «блоках». Текст Ньюхауза отражает влияние соответствующих европейских документов, ирокезские же фольклорные формулы оказались в забвении. Только на основании косвенных данных можно пытаться в какой-то мере восстановить ранний облик «статей» «Закона». Так, в «Версии Вождей» большая часть установлений начинается фразой: «Затем Деганавида сказал» (Then Deganawideh said). Таков один из возможных вариантов начальной формулы «статей» в ее традиционном виде.

В целях реконструкции формульной структуры «Закона» стоит обратиться к более поздним, но до некоторой степени сходным ирокезским документам — в частности, к так называемому «Кодексу Прекрасного Озера».

Это произведение представляет собой свод поучений Пророка Прекрасное Озеро (Skaniadario), носящего традиционный титул советника Лиги (от племени сенеков). Тот Прекрасное Озеро, о котором идет речь, был современником американской буржуазной революции; наблюдая деградацию традиционного уклада жизни у сенеков и отрицательные последствия влияния европейцев (алкоголизм, стяжательство, разобщенность и др.), он будто бы получил «откровение» и создал новое этико-религиозное учение, которое по-ирокезски обозначается термином «Ganiwiio», а в англоязычной литературе называется «The Code of Handsome Lake». «Религия Прекрасного Озера» и доныне сохраняет свое значение в ирокезском обществе, особенно среди сенеков. «Кодекс Прекрасного Озера» впервые также был опубликован А. Паркером (см.: 112), правда, как считают некоторые специалисты, не полностью (в том смысле, что некоторые сакральные элементы не были ему раскрыты приверженцами учения).

Публикация эта примечательна тем, что позволяет в какой-то мере судить о традиционной формульной структуре и общем виде подобных произведений фольклора ирокезов, — каким бы сильным ни было христианское влияние, пророк, несомненно, ориентировался на традиционные формулы. Поэтому важно отметить, что каждая заповедь в «Кодексе Прекрасного Озера» (по Паркеру) открывается фразой: «Теперь — еще одна весть», а завершается: «Так они говорили и он говорил. Eniaiehuk». Ирокезское словообразование, согласно Паркеру, переводится: «Вот как это было» (112, 27). «Они говорили» относится к духам, поведавшим учение пророку. Перед нами, таким образом, еще одно формульное обрамление, которое могло использоваться и в более древних текстах, таких, как «Вечно-Неразрывный Закон», откуда оно, очевидно, и перекочевало в «Кодекс Прекрасного Озера».

Наконец, в «Обряде утешений», особенно в той части, которая носит название «Оживление» и по своей структуре близка «Вечно- Неразрывному Закону», также встречаются формульные варианты — каждая «тема» или «вопрос» начинаются фразой: «Вот еще одно дело, и мы скажем, продолжив речь нашу». Помимо этого, одна из наиболее распространенных формул-связок в ирокезской риторике и в «Обряде» — «Jattontenyonk» («Продолжайте слушать», «Слушайте дальше»). Любая из этих формул вполне могла входить в каких-то своих модификациях в «статьи» «Закона».

«Вечно-Неразрывного Закона», принятого в качестве официальной конституции ирокезов.

О расположении «статей» и, соответственно, об общей структуре «Закона» можно судить лишь приблизительно. «Закон», очевидно, начинался с описания порядка ведения и структуры совета Лиги, затем шло изложение эмблематики, прав и обязанностей вождей-советников, затем излагались «статьи», регламентирующие межплеменные отношения, а завершали «Закон» предписания, связанные с погребальными обрядами. Здесь же давалось краткое описание «Обряда утешений», а возможно, отдельные его формулы и воспроизводились.

Если для восстановления формульной структуры «Закона» приходится прибегать к косвенным источникам, в этом нет необходимости при анализе традиционной образности. Напротив, правомерно говорить о сохранности метафор и фигур, придающих тексту самобытность. Одним из примеров тому служит «статья» № 58: «Вот объединенные Мужи Пяти Племен ныне стоят, взявшись за руки, и образуют круг. Это означает и предполагает, что если один из объединенных Советников покинет совет и эту Лигу, его корона из рогов оленя, знак его державного титула. . . упадет на руки вождей-союзников, чьи руки останутся сомкнутыми. Он потеряет свой титул и корона падет с его чела, но останется внутри Союза. . .

Вы, объединенные Мужи Пяти Племен, будьте тверды так, что, даже случись древу упасть на ваши сплетенные руки, пусть это не разделит вас и не ослабит хватки. Да сохранится прочность союза» (112, 45).

Наставления вождям содержат и другие распространенные метафорические выражения: «толщина вашей кожи должна быть в семь пядей,¹ », «всегда помните не только о нынешнем, но и о грядущем поколении, о тех, чьи лица еще не появились на поверхности земли...» (112, 38—39). Такие метафоры традиционны, имеют древнее происхождение и отчасти могут быть прослежены по колониальным европейским источникам, в которых приводятся образцы ирокезской риторики. Мотивы «погребения орудий вражды», «соединения рук цепью дружбы» лишний раз служат подтверждением того, что «Закон» слагался из древних «блоков» содержания и формы.

Завершая анализ «Вечно-Неразрывного Закона», необходимо особо отметить присущие ему элементы полифункциональности (кстати, само название предания с ирокезского языка может переводиться и как «Великий мир», и как «Великий благородный порядок (или закон)». Прежде всего отчетливо проявляется дидактическая направленность этого произведения, написанного в виде поучений Деганавиды.

Далее, текст «Закона» теснейшим образом связан с риторикой; он рассчитан именно на оглашение, прочтение вслух в торжественной обстановке.

Столь же неразрывен «Закон» и с обрядом (пусть больше в генезисе): в «статьях» содержатся указания на церемонии, которые некогда совершались с помощью вампумов.

Здесь есть, наконец, и элементы пророчества. Так, от лица Миротворца в «статье» № 61 высказываются советы на случай грядущих бедствий: «. . . пока вы будете ссориться друг с другом, Белый Лев (Огненный Змей раздоров) явится и отберет ваши права и привилегии, и тогда правнуки ваши будут страдать, подвергнувшись поруганию» (112, 40). Тогда-то, по утверждению пророка, им нужно будет, поднявшись вверх по стволу Великой сосны мира, оглядеть окрестности в поисках Болотного вяза, под которым могли бы они укрыться от невзгод.

негативные коннотации. Впоследствии этот эпизод «Закона» развился в самостоятельный сюжет, получивший название «Пророчество Деганавиды». Кратко о «Пророчестве» упоминает Л. Г. Морган в своей работе «Лига ирокезов»: «Много зим назад наши мудрые предки предсказывали, что огромное чудовище с белыми глазами придет с востока и, продвигаясь на запад, пожрет землю. Это чудовище — белая раса, и предсказание близко к осуществлению» (108, 277).

Современная, наиболее пространная и фантастическая, интерпретация «Пророчества Деганавиды» принадлежит тускарорскому лидеру — традиционалисту Уоллесу Безумному Медведю Андерсону. Она обнаруживает попытки приспособить древний текст к идеологии борьбы за гражданские права индейцев (см.: 149, 163).

«Пророчество» было по-своему воспринято канадскими ирокезами. Во второй половине XX в. давление правительства США на ирокезов штата Нью-Йорк резко усилилось, что привело к прекращению деятельности традиционного совета Лиги. Центр духовной жизни Лиги переместился в две ирокезские резервации Канады — Сан-Режи и Шести Племен (часть последней, Аквесасне, находится в США); там деятельность совета Лиги формально не прерывалась, и, хотя структурные части Лиги существуют сегодня в редуцированном виде, канадские ирокезы считают, что нашли тот самый «Болотный вяз», под кроной которого могут «укрыться». Таким образом, в настоящее время есть как бы две столицы «Ирокезии»: резервация Онондага в штате Нью-Йорк и резервация Шести Племен в Канаде.

Текст «Вечно-Неразрывного Закона» под названием «Закон Великого Мира народа Длинного Дома», в несколько измененной и стандартизированной форме, напечатан ирокезским издательством «Белые Корни Мира» в Аквесасне и признан официальной Конституцией Лиги шести племен ирокезов.

4. «Обряд утешений»

«Обряда утешений», известного в этнографической литературе как «Траурный совет», свидетельствует о том, что он, скорее всего, является наиболее ранним из рассматриваемых текстов и существовал еще до создания Великой Лиги, а затем подвергся значительной переработке. Название «Обряд утешений», как уже говорилось, более соответствует идее произведения; такой перевод, кстати, не противоречит и объяснению ирокезского названия, предложенному Г. Хейлом (см.: 74, 48).

По свидетельствам Г. Хейла, Дж. Н. Б. Хьюитта и У. Бошана, многие элементы «Обряда» восходят к известному «Празднику Мертвых», описанному первыми европейскими путешественниками, которые наблюдали его в крайней форме у гуронов. Бошан указывает на древнее происхождение некоторых формул «Обряда»: он, в частности, связывает с «Праздником Мертвых» рефрен «Hai- Hai», отмечает, что ирокезы издавна ритуально оплакивали смерть значительных людей племени, а процессия вождей являлась в племя для выражения сострадания и для утешения (40, 344). Если верить Хьюитту, «Праздник Мертвых» вообще стал основой многих обрядов Лиги ирокезов (см.: 81). Сам «Праздник Мертвых» восходит еще к культуре строителей Курганов, которая была широко распространена в различных своих вариантах в восточной части нынешней территории США. Наконец, известно, что у собственно ирокезов, по свидетельству Э. Тукер, «обычно в прошлом, когда умирал важный человек, другой представитель рода принимал его имя, объявляя об этом во время празднества» (133, 431).

«Обряд утешений», несомненно, вобрал в себя ряд формул ирокезской риторики; доказательства тому легко обнаружить в разнообразных колониальных источниках, например у Бартрама (38, 58). Но есть свидетельства того, что подобный обычай существовал и за пределами «Ирокезии» — у других индейских племен озерно-лесного региона. Так, «моравские братья» — Г. Лоскиель и Д. Зейсбергер — упоминают о нем в связи с делаварами. Последний пишет, что из трех племен вождь правил тем, из которого происходил, а избирался двумя другими, причем «они назначали его, сострадая плакальщикам, и нарекали ему имя» (152, 112).

Назначение «Обряда утешений» заключалось в ритуальном соболезновании советникам Лиги по случаю смерти одного из них. Однако правильнее говорить о многофункциональном характере этого произведения. По словам современного историка X. Херцберг, «Обряд утешений» «применялся в тех случаях, когда необходимо было подтвердить преданность ирокезов Лиге» (80, 105). Помимо этого, обряд проводился с целью преодолеть раскол, вызванный смертью советника. Гибель одного ослабляет оренду всех. Пока не назначен преемник, совет Лиги не полон и не может функционировать, а значит, и само существование Союза ставится под угрозу. Таким образом, «Обряд» понимался и как средство спасения духовного и физического мира ирокезов.

Композиция этого произведения имеет свои особенности. Согласно Бошану, записи «Обряда» бытовали среди грамотных ирокезов уже в XVIII в. (40,12); записей «Обряда утешений» достаточно много, и они дополняют друг друга. Можно, однако, говорить о более древних и традиционных «блоках» содержания, сложившихся еще задолго до образования Лиги, и о том, какой характер они приобрели в период создания Союза, оформившись в произведение, известное нам под названием «Траурный совет». В результате исследований ирокологов США удалось реконструировать структуру этого памятника. Было установлено, что «Обряд утешений» состоит из пяти общих частей или разделов, которые воспроизводятся в следующем порядке:

«Странствие по тропе» (иначе— «Перечень Основателей»).

«Приветствие на опушке» (иначе — «Предварительная часть»).

3. «Оживление» (содержит от 7 до 15 так называемых «слов утешения»).

4. «Гимн Лиги» (иначе — «Шесть Песен»); начиная с Г. Хейла, выделялся исследователями как самостоятельная часть «Обряда».

5. «По ту сторону Великого Леса» (заключительная часть; повествует о преодолении хаоса) ^2.

«Перечень Основателей» является эмоциональным зачином всего произведения. Он исполнялся по мере приближения «утешающих» вождей к месту встречи с «горюющими». Эта часть «Обряда» поется и представляет собой ритмизованный, варьирующий две-три формулы текст с рефреном. С композиционной точки зрения «Перечень Основателей» наиболее цельная, постоянная в своих компонентах часть «Обряда», прославляющая Лигу, мудрость ее создателей и определяющая тональность всего «Обряда». В то же время восхваление прошлого сочетается здесь с сожалениями об утрате былого величия, ослаблении установлений и норм Лиги. Зачин «Перечня Основателей» почти целиком состоит из метафор:

Внимайте ныне, все, кто возглавил
Великую Лигу. Пришла ее старость!

В могилах все, кто ее возглавил.
С собой ее взяли, собою прикрыли,
Ничего не оставив, кроме пустыни.
Мощь разума унесли с собою.

В изголовье взяли то, что воздвигли, —
Великую Лигу.
(По Г. Хейлу - 74, 128)

Первая строка содержит призыв к предкам, 50 вождям-основателям Лиги, но одновременно и обращение к участникам действа, их потомкам. «Старость» в данном случае — ослабление союза: «и нет ничего, кроме голой чащи», т. е., в другом варианте, «заросли скрыли чистые тропы» между племенами, прервались духовные связи между ними. «В могилах все, кто ее возглавил» — вновь относится не только к предкам-основателям, но и к умершему вождю, в честь которого проводится обряд. Дальнейшее — эпическая гиперболизация ситуации.

«ты, что возглавил», «вы братьями стали отныне навеки» и т. п.). Имена, как структурообразующие элементы, соединяются между собой традиционным призывом: «Продолжайте слушать!», а также рефреном:

В заключительной части «Легенды о Деганавиде» говорится об узах родства, которые возникают у костра совета между братьями- вождями союзных племен. Степень конкретной родственной связи (дядя и племянник, отец и сын) напоминается именно в «Перечне Основателей», что означает распределение прав и обязанностей каждого вождя в совете Лиги.

«Перечня Основателей» составляют обрядовые титулы, и полное воспроизведение их в должной последовательности имеет принципиальный характер. Во-первых, благодаря символике титулов воссоздается структура совета, а значит, и Великой Лиги в целом. Во-вторых, титулы сами по себе в фольклорных памятниках Лиги полифункциональны. Вспомним, что титул вождя связан с определенным родом внутри одного из пяти ирокезских племен. Так, в отдельных версиях «Легенды о Миротворце» племя онайдов именуется по их вождю Одатсехде, а племя могауков — Техарихокен (интересно свидетельство первого ирокезского историка Д. Кюзика, согласно которому Техарихокен вообще означает не конкретного вождя, а род могауков — см.: 59, 13).

Лиги. Однако традиционно их имена не включались в «Обряд утешений».

В фольклорных памятниках ирокезов, как и в «Красном Перечне» делаваров, имена-титулы являются метафорами, хотя смысловую нагрузку многих из них сейчас трудно восстановить. Давняя проблема ирокологии заключается в разгадывании смысла этих имен — и конкретного, и метафорического, поскольку исследователи улавливают некую закономерность их объединения. Почти все специалисты, пишущие о Лиге, вынуждены придерживаться тех или иных переводов имен советников, но мало кто отваживается интерпретировать эти имена. В «Версии Вождей» «Легенды о Миротворце» приводится народная интерпретация имен-титулов с учетом как роли, которую играл тот или иной вождь до создания союза, так и функции вождя в совете Великой Лиги. Несомненно, однако, что с течением времени имена, истинный смысл которых был известен лишь небольшому кругу советников, переосмысливались ирокезами в соответствии с особенностями местного диалекта и, таким образом, приобретали новое образное наполнение.

Традиционно «Обряд утешений» существовал в устной форме; ряд разделов находил непременное подтверждение в вампумах, а имена вождей из «Перечня Основателей» наносились на специальные мнемонические посохи. В версии Хьюитта упоминается о таком посохе: «Посланец вождей, пришедших с визитом, говорит: „Они передали мне свой посох, чтобы представлять здесь их самих; они разожгли огонь на опушке леса, и там мы сойдемся посреди колючих кустарников14» (83, 137). Мнемоническая и обрядовая роль посохов была впервые исследована относительно недавно (133, 426-428).

Небольшой раздел под названием «Приветствие на опушке» исполнялся «горюющими» вождями, чтобы ритуально приветствовать депутацию «утешающих» вождей. «Приветствие» изобилует традиционными метафорами и имеет в значительной мере фиксированный характер. При помощи аллегорических отсылок к эпохе создания Лиги развивается тема эпической беды, постигшей людей: «Вот заглохшие тропы, вот поваленные деревья, вот дикие звери лежат в засаде», — жалуется оратор. Для этой части характерна атмосфера тревоги, но тревога сочетается здесь с радостью — вожди миновали лес (т. е. преодолели хаос вокруг и внутри себя) и прибыли в племя для обрядового утешения:

«Я был поражен сегодня голосом твоим, идущим сквозь лес к этой опушке. С тревожным умом прошел ты сквозь все препятствия. Повсюду видел ты места, где встречались те, на кого уповали мы, мой отпрыск. Как же может быть ум твой спокоен? Повсюду видел ты следы наших предков; и едва различим дым в тех местах, где курили они трубку все вместе. Как может быть спокоен ум твой, если ты плачешь на пути?

Поэтому великое счастье, что прибыл ты благополучно. Давай же выкурим вместе трубку. Ибо повсюду вокруг нас враждебные силы, и думает каждый: „Я расстрою их замыслы". Вот заглохшие тропы, вот поваленные деревья, вот дикие звери лежат в засаде. И от них бы мог ты погибнуть, мой отпрыск, и мог быть уничтожен потопом, мой отпрыск, и сражен томагавком, занесенным во мраке у дома. Что ни день, нас они сокрушают; и смертельный невидимый недуг мог уничтожить тебя, мой отпрыск. Поэтому великое счастье, что невредимым прошел ты сквозь лес» (По Г. Хейлу - 74, 117).

«Приветствие на опушке» — небольшая, но функционально важная часть произведения; по мнению некоторых исследователей, к ней относятся и первые три «редких слова оживления» (rare words of reckquickening), связанных с последующим разделом (84, 18—19). Здесь имеются также указания на волю предков-основателей, предписавших проводить «Обряд утешений» и «Общее объятие сострадания».

«» — раздел, содержащий «слова» утешения. Отдельные из его «слов» (вопросов, дел или тем — words, topics, matters, themes) — очень древние по происхождению, например первые три «слова» (слезы; слух; речь). Именно эти «слова» раздела «Оживление» неоднократно упоминаются в «Легенде о Миротворце» (конечно, в ней они приводятся в сокращенном виде), в тех эпизодах, где говорится о восстановлении разума Хайонваты и об «умиротворении» Тадодахо.

Раздел «Оживление» направлен на обрядовое воскрешение, «поднятие» умершего вождя; вождь уподобляется «живому» дереву («поваленные деревья» — поверженные, убитые вожди). При этом подразумевается и ряд обрядовых действий, сопряженных с предъявлением соответствующих вампумов.

Перечень «слов» (каждое из которых занимает по несколько страниц текста) был реконструирован У. Фентоном:

«1. Утирание слез (Слезы из глаз).

2. Восстановление слуха (Слух).

4. Освобождение дыхания (Тяжесть в груди).

6. Рассеивание тьмы (Горестный мрак).

7. Утраченное небо (Возвращение небосвода).

10. Двадцать снизок (Двадцать снизок вампума — плата за кровопролитие).

11. Возжигание огня (Огонь совета).

12. Женщине и воину.

14. Факел уведомления (о необходимости проводить обрядовое утешение. — А. В.).

15. Обращение к новому избраннику» (8, 129—166).

С этими «словами» обращаются «утешающие» вожди к «горюющим»; те и другие уподобляются человеку, утратившему от горя разум, слух, речь, даже дыхание, т. е. как бы погребенному заживо. Можно предположить, что «слова» раздела «Оживление» являются продуктом нескольких исторических эпох. По всей видимости, «слова» 1—4 и 6—8 — наиболее традиционные, связанные с «Праздником Мертвых» или иными погребальными обрядами; «Слова» 5, 9; 10 касаются общественных конфликтов, вызванных смертью (даже, скорее, убийством) кого-либо из сородичей, и предписывают меры, заменяющие кровную месть выплатой пострадавшим выкупа. Эти «слова» вошли в «Обряд утешений» позднее, содержание их приспособлено к социальной жизни ирокезов периода возникновения Великой Лиги. «Слова» 11 — 15 имеют характер общих обрядовых предписаний, завершающих церемонию «Оживления», и обращены ко всем членам Лиги, итогом «Оживления» и кульминацией всего «Обряда» становится называние нового кандидата в советники, которому предстоит воплотить «тело» и функции ушедшего вождя. Количество и содержание «слов» могли меняться от случая к случаю, что до некоторой степени объясняет разночтения в многочисленных источниках XVII—XIX вв.

«Обряд утешений» способствовал закреплению такого рода ораторских «блоков». Наиболее выразительно эта метафорика представлена в классической записи Г. Хейла: «И вот еще что скажем мы, младшие братья. Ты страждешь в глубокой тьме. Я разглажу небеса для тебя, так что ты не увидишь и облака. А также я заставлю солнце воссиять над тобою, и в мире будешь ты следить за его закатом. Будешь следить за тем, как оно заходит. Да, солнце воссияет прямо над твоею головою, и в мире ты будешь следить за его закатом. Надеюсь я, что ты увидишь еще приятные дни. Так говорим мы и так совершаем, мы, трое братьев» (74, 143).

«слов» есть стержневой образ, а также формулы зачина («Вот еще одно дело. . .», «И вот еще что скажем мы.. .») и концовки («Так говорим мы и так совершаем»; «Вот ныне слово и подтверждающий его вампум спешат к тебе» и др.), практически каждое «слово» включает обращение к предкам-основателям. В то же время импровизационная свобода, как можно судить по различным записям, была достаточно большой. Так, в ранней записи «Обряда», составленной в середине XVIII в. могауком Дж. Дезеронтионом, «слово» 9 звучит следующим образом: «Теперь воистину, брат мой, да будет сказано, что я разгладил землю, на которой простерлась плоть того, кто был нашим Делом, покойного Ахсарековы, ибо мы как один имели в лице его воплощение дел наших» (81, 96). И хотя все «блоки» вполне традиционны, эта запись во многом отличается, например, от записей «слова» под названием «Убирание могильного холма» у Г. Хейла (ср.: 74, 123, 127 и др.).

Самостоятельная и весьма краткая часть «Гимн Лиги» изначально носила как магический, так и хвалебный характер, но постепенно восхваление Лиги стало основным назначением «Гимна». В «Вечно-Неразрывном Законе» «Шесть Песен» названы «Умиротворяющим гимном». Из «Легенды о Миротворце» мы знаем, что они играли роль заклинания. В «Обряде» гимн воспроизводился целиком, причем в нем упоминаются все социальные составляющие Лиги, которая здесь отождествляется со всей «Ирокезией»: Лига—соплеменники—воины—женщины—дети—предки-основатели. Каждая из строк, как было установлено исследователями, повторяется дважды (возможно, в соответствии с символикой учения Миротворца).

И наконец, заключительная часть «» повествует о преодолении опасности, о восстановлении гармонии внутри Лиги; завершается она выкликанием имени нового советника и приглашением к празднеству, которое призвано разрядить драматизм ситуации.

«Обряда утешений». Относительно продолжительности «Обряда» мнения исследователей расходятся; считается, что средняя его продолжительность — от полудня до сумерек (см., например: 40, 386).

Анализ структуры «Обряда утешений» позволяет увидеть те кардинальные изменения, которые обряд почитания мертвых претерпел в рамках конфедерации племен и которые привели к созданию сложного и высокохудожественного произведения. Став частью историко-эпического цикла о Великой Лиге, «Обряд утешений» обогатился социальным звучанием в соответствии с общей идеей цикла — идеей преодоления сил зла и утверждения мира и гармонии.

Можно заметить определенную особенность: чем аутентичнее записанная версия предания, тем отчетливее проявляются в ней признаки органичной взаимодополняемости всех трех сюжетов: «Легенды о Миротворце», «Вечно-Неразрывного Закона» и «Обряда утешений».

В неоднократно упоминавшейся работе А. Паркера, собственно, и не делается различия между «Легендой» и «Законом» — они воспринимаются исследователем как единое произведение, которое он именует «Конституцией пяти племен». Первый сюжет он рассматривает как необходимое «вступление» к основной части, изложению законов Лиги. В версии Ньюхауза произошло искусственное разделение этих произведений — в результате неоднократной редактуры и влияния европейских литературных канонов.

«Закон» и «Легенда» иногда обозначаются одним ирокезским словом «Gayanashagowa» (Великий мир, или закон), что, разумеется, чрезвычайно существенно. Интересно в этой связи сопоставить «Версию Вождей», опубликованную в редакции Паркера, с первоначальной ее публикацией, предпринятой Д. Скоттом в Канаде. У Скотта «Легенда» переходит в изложение установлений Лиги, в «Вечно-Неразрывный Закон». Более того, публикация Д. Скотта завершается, в соответствии с волей вождей Лиги, полным текстом «Обряда утешений», частично воспроизведенным по книге Г. Хейла. Это — концептуальный шаг, свидетельствующий о намерении вождей представить цельный сюжет. Реально «Обряд», по всей видимости, включался в «Легенду» в сокращенной форме и в самостоятельной редакции.

— Бака. Легко заметить, что «объединяющие» тенденции проявились в ней, несмотря на небольшой объем и несовершенство записи, с достаточной последовательностью и даже сильнее, чем в «Версии Вождей». «Легенда о Миротворце» довольно естественно переходит сначала в изложение законов Лиги, а затем и в «Обряд утешений» с присущими ему формулами, перечнем вождей и прочими характерными особенностями.

По устному отзыву Ф. Лаунсбери, работавшего долгие годы над исследованием «Легенды о Миротворце», самая полная ее версия (А. Гольденвейзера, записанная со слов вождя Дж. Гибсона), содержит в необособленном виде и текст «Обряда утешений» как непременную составляющую предания. Напомним, что Гибсон предпринял эту, третью по счету, попытку записать предания о Лиге, оставшись недовольным существовавшими записями.

В рассмотренных текстах о Лиге присутствуют общие элементы структуры, в какой-то мере играющие роль связующих звеньев. Таковы, например, «Шесть Песен», которые неоднократно звучат в «Легенде», составляют один из разделов «Обряда утешений» и специально комментируются в «Вечно-Неразрывном Законе». Таковы мотивы обрядового утешения, «умиротворения» героев в «Легенде», детально описанные и в других произведениях цикла. Сюда же следует отнести и перечень вождей Лиги, перечень поселений.

Объединяющую функцию выполняет и метафорический уровень преданий. Все три текста пронизаны сквозными метафорами, воплощающими эмблематику Великой Лиги. Каждая из таких метафор имеет ярко выраженный эпический характер и направлена на прославление Союза пяти племен. Поскольку в цикле преданий преобладает «древесная» символика, важно проследить эволюцию образа Древа от мифологического качества к эпическому.

«древесной» символике в ирокезской мифологии отдельную справку, обобщив в ней содержание нескольких пластов ирокезского фольклора (112, 154). Прежде всего речь идет о Древе верхнего мира (пра-мира, в котором обитают только звери). Из-за ослушания жены небесного вождя, узревшей под корнями Древа отверстие в нижний мир, Древо было вырвано с корнем, а ослушница, прабабка людей Авенхаи (у могауков) или Атаентсик (у гуронов), была сброшена в нижний мир. Затем внуки (сыновья) Авенхаи, божественные близнецы-антагонисты, используют Древо в борьбе за переустройство мира. Добрый близнец создает Древо света (вариант Мирового древа) в противовес тьме, сотворенной злым братом. Очевидно, варианты того же Древа имеет в виду Хьюитт, приводя солярный миф, в котором фигурирует «Мировое древо наречий», белого цвета, на верхушке которого восседает птица (см.: 82, 62). Все эти мотивы, бесспорно, подтверждают давность пребывания ирокезов в озерно-лесном регионе США; без учета этого обстоятельства невозможно говорить об образе Древа, венчающего символику Великой Лиги.

У корней Мирового древа разворачиваются события всех эпох ирокезской мифологии, от сотворения мира до легендарно-исторической эпохи. С деревьями и лесом связаны знахарство и особый класс духов («ложные лица»), предводитель которых постоянно находится у корней Мирового древа, охраняя его магическую силу. Вполне возможно, что к этому последнему образу как-то восходит и образ Тадодахо (не случайно он, по обычаю, должен восседать в тени символического Древа Великой Лиги).

Основным геральдическим символом Лиги и нового миропорядка стала Великая Белая Сосна. В этом качестве она и изображается на поясах вампума. Среди метафорических наименований Великой Лиги «древесным» образам принадлежит первое место: «Ska-reh-heh-se-go-wa» (Великое Высокое Древо), «Tsi-o-ne-ra- ta-se-ko-wa» (Великая Белая Сосна), «Jo-neh-rah-de-se-go-wah» (Великие Длинные Листья), «Jo-deh-rah-ke-rah-go-wah» (Великие Белые Корни). Имеется в виду реальная разновидность сосны с беловато-серым стволом, распространенная на севере штата Нью- Йорк и в Канаде, т. е. по всей «Ирокезии». Эта разновидность сосны оказалась особенно удобной для символики, воплощающей идеологию Союза пяти племен: белый ствол служит символом мира, иглы («длинные листья»), в отличие от игл других разновидностей сосны, собраны в розетки по пять, как бы символизируя нерасторжимое единство племен; кроме того, сосна — вечнозеленое дерево и потому символизирует жизненность учения о Великой Лиге, вечное ее процветание.

Мифологический образ Древа, восходящий к космогоническим мифам, в эпоху образования Союза пяти племен наполнился социальным содержанием. Традиционные метафоры приобрели новый смысл: «поваленное дерево» стало символом убитого или умершего вождя-советника; «дерево, лежащее на тропе», стало означать препятствие на пути к переговорам о мире; нового вождя, словно дерево, «поднимали» на должность и т. п. Мотив «вырывания», «выкорчевывания» Древа связывался уже с радикальными переменами, а мотив «восстановления» Древа — со сменой старого порядка новым (см. начало «Вечно-Неразрывного Закона»).

«Обряда утешений». Позднее, в XIX в., появились уже более конкретные и пространные описания. Так, Г. Хейл указывал в одной из своих работ: «История Лиги постоянно была предметом их ораторских выступлений во всех случаях, когда нового вождя „поднимали" на должность» (73,17). Это свидетельство подтверждает существование неразрывной связи между «Легендой о Миротворце» (которая воспроизводилась вместе с «Вечно-Неразрывным Законом») и «Обрядом утешений». Интересно, что о том же свидетельствует Л. Г. Морган, наблюдавший церемонию выбора нового советника Лиги: «Когда „Обряд утешений" закончился, все собравшиеся перешли в помещение совета, чтобы заслушать древние законы конфедерации, излагаемые в песнях» (34, 219).

«Вечно-Неразрывный Закон» «если и не пелся, то, во всяком случае, исполнялся речитативом» (84, 20). Исполнял его обычно, прохаживаясь по Дому совета, назначенный оратор. Точно так же, если верить более ранним упоминаниям, исполнялись и отдельные разделы «Обряда утешений», в частности раздел «Оживление» (см., например: 40, 378). Следовательно, господствующей манерой исполнения преданий о Лиге был монологический речитатив с хоровыми песенными вставками. У. Бошан, к примеру, опубликовал музыкальную нотацию к «Обряду утешений» (см.: 40), а М. Р. Фостер уточнил ряд существенных деталей современного исполнения «Легенды о Миротворце» и «Закона», которые он представил как произведения риторические по своей природе (см.: 53).

В «Вечно-Неразрывном Законе» есть специальные предписания, согласно которым предания должны зачитываться один раз в год на заседании совета Лиги (раз в пять лет должно производиться «обновление» — перепроверка содержания законов союза). «Обряд утешений», связанный с «поднятием» нового вождя, обычно приурочивался к этим ежегодным заседаниям. Известно, однако, что фактически некоторые формулы «Обряда» звучали чаще; так, три «редких слова оживления» воспроизводились в XVII—XIX вв. практически в ходе всех серьезных политических встреч ирокезов с «белыми» (см.: 38, 54).

Итак, можно предположить, что, во-первых, две части цикла о Великой Лиге — «Легенда о Миротворце» и «Вечно-Неразрывный Закон» — изначально исполнялись как одно произведение или же непосредственно друг за другом; лишь позднее, на рубеже XIX—XX вв., как следствие тенденции к реконструкции каждого текста и структурному упорядочению цикла произошло разделение этих сюжетов. Во-вторых, несмотря на объективные причины к обособлению «Обряда утешений» (более давнее происхождение, более «частное», по видимости, содержание и др.), по мере формирования идеологии Лиги и фольклорного мышления, с ней связанного, он стал все чаще включаться в цикл преданий о Великой Лиге. Таким образом, к тому времени, когда внутри ирокезского общества назрела необходимость записи основных преданий, т. е. на рубеже XIX—XX вв., все три компонента цикла уже воспринимались как равноправные, взаимодополняющие друг друга произведения.

черты эпического чудовища, а Деганавида — черты идеального героя и мудреца-волшебника, то Хайонвата стал воплощением человеческого начала. Образу его присущи черты жертвенности, а весь жизненный путь Хайонваты — подвижничество во имя процветания племен. Комментируя образ Хайонваты, Г. Хейл говорил, что «если он был таким на самом деле, это делает честь герою, а если он был сотворен таким своими соплеменниками — это делает честь его народу»; что «его концепции далеко опережали свое время и опережают наше» (73, 15). Образы Миротворца, Хайонваты, Тадодахо и некоторых других персонажей, например Сканавати, объединяют все три произведения.

Важнейшим объединяющим фактором является и идеология Великой Лиги. Общечеловеческий пафос преданий с течением времени все отчетливее осознавался общественностью, как «белой», так и индейской. Широчайший резонанс издавна получила антивоенная идея цикла, идея единения людей (духовного, политического), которая заслонила сформулированную в «Законе» идею насильственного подчинения «непокорных» племен ирокезам (если те не пожелают принять Великого Мира). Идея подчинения «непокорных» известна ныне только специалистам — она не смогла стать живым импульсом социальных устремлений. Чеканные же формулы «Вечно-Неразрывного Закона» воспринимались как призыв к действию, как послание индейской Америки всему миру: «Я, Деганавида, и объединенные вожди ныне вырываем с корнем высочайшее древо и в бездну под ним бросаем все орудия войны. В толщи земные, вниз к глубинным подземным токам, что бегут в неизведанные пределы, мы бросаем орудия вражды. Мы погребаем их, прочь с наших глаз, и поверх них вновь водружаем древо. Да учрежден будет Великий Мир, и не усобицы впредь будут уделом Пяти племен, но мир — уделом объединенного народа» (112, 49).

Считается, что Великая Лига, которая никогда не была официально распущена, пришла в упадок к середине XIX в. Может быть, поэтому последующая ее история прослежена недостаточно. Говоря о современной судьбе Лиги, У. Фентон указывает, что после разделения ирокезов на канадских (резервация Сан-Режи и резервация Шести Племен) и американских (пять резерваций в штате Нью-Йорк) по-разному сложилась и судьба духовного наследия Лиги. Конечно, в наши дни в первоначальном своем виде Союз племен не функционирует. Однако необходимо отметить особенную устойчивость идеологии Великой Лиги, которая в виде общекультурного стержня, в виде свода обрядов и даже переосмысленных в духе современности принципов самоуправления по-прежнему служит важным фактором ирокезской жизни, противостоит вторжению принципов буржуазной культуры. Фен- тон сравнивает нью-йоркскую резервацию сенеков с канадской резервацией Шести Племен, где проживают могауки. В первой совет Лиги прекратил свою деятельность еще в XIX в., а традиционные устои были сильно подорваны, во второй — совет вообще не распускался, только из наследственного превратился в выборный орган, а принципы Лиги послужили моделью при создании структуры местного самоуправления (см. 66, 480). «Шимони объяснил,— пишет Фентон со ссылкой на работу современника, — почему удалось сохраниться многим чертам ирокезской культуры: в институтах Длинного Дома заключается действенный организационный принцип. .. поддержавший внутреннюю прочность всей их культуры. . . Тот факт, что образность и практика Лиги пережили почти сорок лет бесплодных собраний, говорит, как глубоко связаны с ней ирокезы в духовном плане. Это относится к 80% тех из них, кто влился в социальную жизнь Канады, в том числе и к «прогрессистам» из Ирокезии, которые в основном ностальгически пополняют ряды исследователей-ирокологов» (66, 483).

«Легенды» (69, 8; данные 1970-х годов); о том, что «поднятие» вождя производится с соблюдением правил, изложенных в «Обряде утешений», причем для участия в церемонии прибывают как американские, так и канадские вожди-советники (120, 440; 11, VIII); о том, что в выдвижении кандидатур вождей по-прежнему участвуют влиятельные представительницы материнских общин (133, 440). «Вечно-Неразрывный Закон» в настоящее время принят в качестве официальной конституции ирокезов; в современной редакции, как упоминалось, он выпускается могаукским издательством «Аквесасне Ноутс».

«Охранительные» тенденции, вызванные в XX в. самыми разнообразными факторами (в последнее время стимулированные и движением индейцев за сохранение национальной самобытности), обеспечили некий минимум условий для выживания историко-эпического фольклора ирокезов. Благодаря этому вплоть до последнего времени возможно было осуществлять новые записи «Обряда утешений» и «Легенды о Миротворце» и продолжать работу по выяснению содержания вампумов.

Необходимо отметить постепенную эволюцию фольклорного материала, которая выразилась, в частности, в интенсивном процессе эпосообразования, в том числе в тенденции к интеграции всех сюжетов о Лиге. Порознь каждый из текстов был бессилен выполнить задачу сплочения ирокезов; цикл произведений о Великой Лиге уже нес в себе идею, близкую любому представителю Союза пяти племен.

старых обрядовых сюжетов к новым историческим условиям. Второй этап был связан с последующим переосмыслением преданий, которое стимулировалось контактами с европейцами. Так появился ряд эпизодов (эсхатологическое пророчество Деганавиды, уход Деганавиды) и мотивов, навеянных христианской традицией; важно, однако, отметить, что они не оказали существенного влияния на содержание и аборигенную атмосферу преданий. В конце концов процесс переосмысления преданий привел к первым профессиональным записям текстов о Лиге. В дальнейшем процесс этот продолжался, но уже «по угасающей» и в условиях сосуществования устной и письменной традиций бытования преданий.

«Валламолумом», способ формирования историко-эпического фольклора. Здесь различные по характеру и функциям фольклорные формы, вступив во взаимодействие под влиянием новых общественных условий, образовали единое полифункциональное целое. Такой способ, однако, не получил широкого распространения в Северной Америке.

Примечания.

1 В англоязычном переводе — «spans».

2 Последнюю, наиболее детальную реконструкцию структуры предания можно найти в статье У. Фентона (84, 18—19).