2
Нравственная философия Эмерсона оказала огромное влияние на его современников независимо от того, принимали они ее или отвергали, Эмерсон как бы очертил круг духовных исканий американских романтиков. Эти поиски внятным эхом отозвались и в творчестве писателей США последующего времени — вплоть до наших дней. Возникновение подобной традиции легко объяснимо: проблема индивидуализма, четко и ясно сформулированная Эмерсоном, представляет собой одну из центральных проблем американской жизни и одну из главных черт американского общественного сознания.
Индивидуализм входил и входит в число актуальнейших проблем не только американской, но и европейской общественной и интеллектуальной жизни. Однако в Америке это явление имеет ряд особенностей, определяющихся своеобразием исторического развития страны. Прежде всего необходимо напомнить, что в США буржуазные отношения с самого начала сложились в своем наиболее характерном и «чистом» виде, так как феодальные пережитки (система крупных земельных - владений, майоратов и латифундий, крепостная зависимость и т. д.) не могли найти здесь почвы для укоренения.
Что касается рабства негров на Юге, то оно имело специфический характер. Во-первых, рабский труд был включен в систему капиталистического производства. Во-вторых, расовый барьер между белыми и черными придавал эксплуатации негров некоторое сходство с колониальным угнетением (хотя и не делал их тождественными друг другу). Одной из своеобразных черт здесь было то, что эксплуатация осуществлялась непосредственно на территории «метрополии», что имело ряд далеко идущих последствий.
Соединенные Штаты довольно долго оставались по преимуществу аграрной страной. Несмотря на довольно быстрое развитие промышленности, ее удельный вес в экономике США был намного ниже, чем, скажем, в Англии. Бурная индустриализация страны началась лишь в последней четверти XIX в. в результате победы Севера над Югом в Гражданской войне. Таким образом, главной фигурой экономической жизни США долгое время оставался фермер.
национальные истоки эмерсоновской этики.
Для характеристики социальной психологии американского фермерства немаловажное значение имело не только то, что оно никогда не знало каких-либо форм крепостной зависимости, но и еще одно обстоятельство. У всех европейских народов в историческом прошлом существовала такая форма хозяйственной организации, как земледельческая община. Колонизация Америки началась в эпоху, когда сельская община в странах, откуда шла наиболее усиленная эмиграция, фактически уже распалась или находилась на грани исчезновения. Общинное землевладение еще сохранялось в Восточной и отчасти Центральной Европе; но в Англии, поставлявшей в Новый Свет основную массу переселенцев, его уже не было.
В Америке никаких следов общины не существовало тем более: фермерское хозяйство изначально устраивалась на сугубо индивидуальной основе. Отсюда можно сделать вывод: в то время как для европейского крестьянства коллективистская психология еще сохраняла свое значение (либо в виде реального опыта, на востоке, либо в форме исторического предания, на западе), для американского фермерства ее роль сводилась к нулю.
Тяга к автономии и обособлению, характерная для американской жизни, имела еще один источник, восходящий к историческому прошлому США. Новый Свет заселялся таким образом, что отправлявшиеся туда партии иммигрантов не только прибывали из разных мест, но и бросали якорь в разных местах американского побережья. Америка создавалась как пестрый конгломерат самостоятельных колоний. В Вирджинии селились роялисты, в Массачусетсе — пуритане, в Пенсильвании — квакеры, в Нью-Йорке (называвшемся первоначально Новым Амстердамом) — выходцы из Голландии и т. д. Каждая колония имела органы местного самоуправления и подчинялась непосредственно метрополии, а не американской центральной власти, которой вплоть до Войны за независимость практически не существовало. Объединение тринадцати колоний под эгидой общеамериканского правительства произошло лишь в ходе борьбы за независимость. Прерогативы федеральной власти были вначале довольно скромными, и каждая из вошедших в Союз колоний долго и упорно отстаивала свои автономные права. При малейшем покушении на них со стороны центрального правительства колония грозила отделением и выходом из Союза.
История перенесения столицы США из Филадельфии в Вашингтон также свидетельствует о стремлении каждого из штатов сохранить свои суверенные права. В самом деле, почему резиденцией правительства стал не какой-нибудь из исторически сложившихся центров страны, как это было повсеместно в Европе, а отдаленный от всех тогдашних очагов цивилизации Вашингтон в округе Колумбия? Европейцы нередко посмеивались в XIX в. над столицей Америки. Глухая периферия, два-три импозантных правительственных здания, несколько более или менее широких улиц — и все. В депешах русского посланника из Вашингтона река Потомак именовалась «речкой». На берегах ее, чуть ли не у самых стен Капитолия, мирно паслись коровы. Население города не превышало нескольких тысяч. Неужели, недоумевали европейские путешественники, нельзя было найти для столицы места попригляднее?
— нельзя. Каждый штат ревниво оберегал свою честь и не желал, чтобы какой-то один из них выделился, разместив у себя правительство. Поэтому и выбрали для возведения столицы нейтральный округ Колумбию.
Тенденция к децентрализации, автономии, самостоятельности всех и каждого нашла свое проявление и в отсутствии в США единого центра культуры. Ни один из американских городов не мог бы претендовать на главенство в этой области ни в прошлом, ни в настоящем.
Среди факторов, способствовавших раавитию индивидуализма в американском общественном сознании, следует особо остановиться еще на одном, Он был связан с тем, что колонии Новой Англии заселялись воинствующими протестантами, бежавшими от религиозных преследований у себя на родине. Протестантизм, как известно, отличается от католицизма и православия прежде всего тем, что он отводит церкви, духовенству и религиозному культу второстепенную роль, выдвигая на первое место учение о непосредственной связи человека с богом и о личной ответственности каждого верующего за спасение своей души. В то время как главным принципом католицизма является авторитарность, а православия — соборность, в основе протестантизма лежит глубоко осознанное индивидуальное начало.
Буржуазная революция XVII в. в Англии совершалась под знаменем пуританства — одной из наиболее радикальных разновидностей протестантизма. Пуританству не удалось удержать своих позиций в Британии: оно вынуждено было отступить перед англиканской церковью (англиканство представляет собой итог компромисса между протестантизмом и католичеством и может рассматриваться, в какой-то степени как параллель более позднего компромисса между буржуазией и дворянством, который был достигнут в результате так называемой Славной революции}.
Пуритане нашли для себя прибежище в Новой Англии. И хотя они преследовали всех инаковерующих (квакеров, например) с тем же ожесточением, с каким британские власти преследовали их самих, общая ситуация в Америке складывалась в пользу религиозного плюрализма. Это означало, что любой верующий, какой бы анафеме ни предавала его теократическая верхушка, мог выступить против господствующей церкви и, собрав вокруг себя достаточное количество сторонников, основать новую секту, уведя ее на какую-нибудь необжитую территорию и создав там новую колонию. Так произошло, например, основание колонии (впоследствии штата) Род-Айленд. Радикально настроенный священнослужитель Роджер Уильямс был объявлен властями штата Массачусетс еретиком и смутьяном. В Европе его сожгли бы на костре, колесовали или сгноили в темнице. В Новой Англии с ним обошлись мягче — он был изгнан из родного города, что послужило к его вящей пользе: на новом месте он организовал собственную церковь, встал во главе созданной вокруг этой церкви колонии и провел там в 1652 г. ряд демократических преобразований, которые в тогдашней Европе никому и не снились (отделение церкви от государства, аграрная реформа и т. д.).
попытка вольномыслия подавлялась крутыми мерами: за непосещение церкви пороли, а за непочтительные отзывы об Иисусе Христе прокалывали язык. Конец такой практике положил закон о веротерпимости, принятый в результате энергичных усилий Джефферсона. Аргументация Джефферсона была характерно американской, она взывала к практическому здравому смыслу и индивидуалистическому инстинкту только что пришедшей к власти буржуазии. «Меня не оскорбляет, если мой сосед заявит, что существует двадцать богов или ни одного. Это не задевает мой карман, и от этого у меня не ломается нога»35,— писал Джефферсон в «Заметках о штате Вирджиния» (1780—1781), Иными словами: пусть каждый молится как хочет или не молится вовсе, поскольку это не задевает моих интересов.
Результатом подобной политики стало то, что самые разнообразные секты расплодились в Америке, как грибы после дождя. Нигде в мире нет такого бесчисленного множества независимых друг от друга церквей и конгрегации, как в США. Здесь нашли себе приют и методисты, и анабаптисты, и пятидесятники, и мормоны, и духоборы, и шейкеры и т. д. и т. д. В этом американский индивидуализм не только проявляется, этим он и поддерживается.
Индивидуализм Эмерсона во многом вскормлен американской протестантской традицией. Напомним, что среди предков философа было восемь поколений священников, и сам он в молодости несколько лет читал проповеди с кафедры одной из бостонских церквей. Следует также указать, что трансцендентализм в Америке — движение отчасти религиозное: он возник из оппозиции унитарианству, которое в свою очередь стало реакцией на ортодоксальный пуританский кальвинизм. Это движение — от пуританства к унитарианству, а затем к трансцендентализму — вело ко все более глубокому разрыву с кальвинистским учением об изначальной греховности рода человеческого. В результате личность все более раскрепощалась, религия приобретала все более светский характер, и культ человека начинал соперничать с культом бога.
Итак, существовала целая совокупность разнообразных факторов, в силу которых индивидуализм занял в американском национальном сознании исключительно важное место. Эти факторы: почти беспрепятственное развитие буржуазных отношений в их концентрированно «чистом» виде, особенности освоения фронтира, специфическое положение американского фермерства, порождавшее соответствующую социальную психологию, исторически сложившаяся тенденция к децентрализации государственной власти, длительная протестантская традиция — определили и черты национального своеобразия американского индивидуализма, его отличия от европейского.
лозунги, под которыми совершались революции в США и во Франции, Декларацию независимости, с одной стороны, и Декларацию прав человека и гражданина, с другой.
Прежде всего обращает на себя внимание различие в названиях двух этих документов. Вполне естественно, конечно, что американцы выдвигали на первый план идею национальной независимости своей страны от Британской метрополии; однако, поскольку речь в Декларации идет не только о праве американской нации на самоопределение, но и о человеческих правах вообще, бросается в глаза настойчивое подчеркивание американцами прав личности и отсутствие упоминания о том, что во французской Декларации вынесено в само заглавие: о неразрывности представления о человеке не только как об отдельной личности, во и как о гражданине, т. е. члене общества.
Один из важнейших идеологических документов американской Войны за независимость, написанный Томасом Пейном, носит название «Права человека». Этот трактат оказал несомненное влияние на деятелей французской революции. То обстоятельство, что в своей собственной Декларации они сочли необходимым дополнить понятие «человек» понятием «гражданин», говорит о более ярко выраженном общественном идеале в их сознании36.
Во французской Декларации носительницей всей полноты власти объявлялась нация (Le principe de toute souveraineté réside essentiellement dans la nation). Haция, в свою очередь, рассматривалась как единое и неделимое целое, обладающее нерасчленяемым «общественным волеизъявлением» (volonté general). В американской же Декларации на первое место выдвигались «неотчуждаемые права» личности; что касается власти, то правительства «учреждались», согласно тексту Декларации, во имя обеспечения и поддержания этих индивидуальных прав.
Французская революция начертала на своем знамени: «Свобода, равенство, братство». Лозунг американской революции несколько иной: «Жизнь, свобода и стремление к счастью». Общее в обоих лозунгах— «свобода». Правда, о равенстве в американской Декларации тоже говорится очень торжественно («все люди созданы равными»), но вот о братстве— ни звука. С другой стороны, у французов ни слова не сказано о «стремлении к счастью».
— основателей американской республики идея братства источником вдохновения не служила.
Как известно, Джефферсон, составляя текст Декларации независимости, исходил в своем перечислении неотчуждаемых прав личности из формулы Джона Локка, гласившей, что человек имеет право «на жизнь, здоровье, свободу и собственность»37. Замена Джефферсоном в этом перечне права на собственность правом на стремление к счастью ставится ему, как правило, в огромную заслугу. Впрочем, некоторые современные историки пытаются обвинить его в неискренности, утверждая, что он произвел эту подстановку в чисто тактических целях, стремясь привлечь на сторону революции неимущие слои населения. Как бы там ни было, и те, кто считает поправку Джефферсона гениальным озарением, и те, кто подозревает автора Декларации в лицемерии, не подвергают сомнению одного: безусловного превосходства — в этическом отношении — счастья над собственностью.
Однако, если вдуматься, превосходство это не столь уж бесспорно, так как понятие «стремление к счастью» (The pursuit of happiness) допускает чрезвычайно широкий спектр толкований. Для одного индивидуума счастье состоит в том, чтобы нажить миллион, для другого — добиться власти, для третьего — вволю поесть и попить и т. д. до бесконечности. Представления людей о счастье могут быть самыми неожиданными. Но даже и не в таких утрированно вульгарных формах, как вышеперечисленные, а и в самых что ни на есть высоких «счастье» (happiness) вряд ли может рассматриваться как цель человеческой жизни, достойная «борьбы» за него (pursuit). Трудно представить себе, чтобы Сократ, Платон, Джордано Бруно, Шекспир или сам Джефферсон руководствовались в своей жизни всего лишь «стремлением к счастью». Индивидуалистическая, а в конечном счете даже эгоистическая подоплека «права на стремление к счастью», как оно определено в джефферсоновской Декларации, значительно снижает, если вообще не сводит на нет его этическую ценность.
Французские революционные деятели обошлись в своей Декларации без «счастья». Зато они включили в число своих лозунгов «братство» — вот это, действительно, их вековечная заслуга перед человечеством.
— он развивал ее, придавая ей философски законченную форму. Однако индивидуализм в США отличался весьма своеобразным характером.
В исторической ретроспективе он имел в Америке несколько иную социальную основу, чем в Европе. Как уже отмечалось, носителем индивидуалистической психологии здесь выступало прежде всего мелкое фермерство. Это обстоятельство имело два важных последствия: одно положительное, другое негативное, хотя и тесно связанное с первым.
Положительной стороной было то, что американский индивидуализм намного дольше, чем в Европе, сохранял эгалитарную демократическую основу, которая вообще была присуща этой идеологии на раннем этапе ее существования. Как мы увидим далее, индивидуализм сопутствовал таким прогрессивным течениям американской общественной жизни, как аболиционизм, популизм, движение за женское равноправие, макрейкерство и т. д. Благодаря своей относительно широкой демократической основе индивидуализм в США не дошел в процессе исторического развития до таких крайне реакционных форм, как ницшеанство и тем более фашизм. Элементы ницшеанства, обнаруживаемые в философии Эмерсона, остались там как бы в зародышевой, дремлющей форме, не получив сколько-нибудь существенного развития.
В то же время именно сравнительно демократический характер американского индивидуализма XIX и предшествующих столетий способствовал тому, что в Америке надолго сохранились иллюзии относительно возможностей буржуазной демократии. В массовом американском сознании эти иллюзии далеко еще не изжиты до сих пор. Глубоко укоренившимся влиянием индивидуалистической психологии в немалой степени объясняются такие факты американской истории и современности, как позднее проникновение в США идей научного социализма, более слабое, чем в ряде европейских стран, влияние этих идей в массах, захват власти в большинстве профсоюзов реакционно настроенной верхушкой и т. д. Далеко не случайно, что именно Америка взяла на себя роль лидера в борьбе против прогрессивной идеологии нашего времени.
36 Еще у Руссо, в отлично от американских просветителей, «общественное состояние» предполагало передачу всех прав личности в пользу общества (Руссо Ж. -Ж. Трактаты. М,, 1969, с. 161).
37 Reason <...> teaches all mankind, who will hut consult it, that being all equal and independent, no one ought to harm another in his life, health, liberty or possessions.— Locke J. Two Treatises on Civil Government: Treatise II. L., 1888, p. 191.